Симфония любви

Она вовсе не орудие сатаны и не использует свое тело, чтобы искушать мужчин. И немудрено – ее тело было стянуто, как у средневековой девственницы, так что ее грудь сделалась плоской, как у мальчика.
– Неудивительно, что Джон Рис почти не проявлял ко мне интереса, как к женщине, – рассуждала она вслух, рассматривая свое отражение в овальном зеркале. Строгий воротник ее платья плотно стягивал горло. Слегка надув губы, она расстегнула несколько пуговиц, обнажив шею. Затем еще и еще одну, пока из-под грубой льняной сорочки не показались стягивающие грудь бинты.
Внезапно раздался стук в дверь. Мария вскочила и, зажав в кулаке края воротника, резко повернулась на звук. В двери показалось улыбающееся лицо Гертруды.
– Еще не спишь? Хорошо. Я подумала, что ты не откажешься от ванны. Ребята принесли тебе воды.
Мария покраснела и молча кивнула, застегивая непослушными пальцами пуговицы блузки, а затем открыла от изумления рот, когда Гертруда отступила в сторону, пропустив в комнату несколько здоровенных парней, несущих на перекинутых через плечи коромыслах большие ведра горячей воды.
Гертруда быстро раздвинула японскую ширму, отгородив один угол комнаты, а затем, пыхтя и охая, выкатила огромный богато украшенный предмет, закругленные бока которого доходили Марии до пояса. Это сооружение, прикрытое красивой крышкой, экономка установила рядом с камином.
– Что это? – с подозрением спросила Мария.
– Ванна, конечно, – Гертруда откинула вогнутую часть крышки и кивнула водоносам. Они по очереди вылили, горячую воду в ванну. Комната наполнилась паром, и расположенные рядом окна запотели.
– Боже мой, – выдохнула Мария. – Она такая глубокая, что в ней можно утонуть.
– Точно. Ты не поверишь, но его светлость был просто помешан на чистоте. Он сам придумал эти ванны. И даже это приспособление, – она указала на крышку. – Так дольше сохраняется тепло. Лично я чувствовала бы себя, как омар в кастрюле, но поди разбери этих аристократов. Моя милая мама говорила, что принимать ванну чаще одного раза в месяц вредно для здоровья.
Гертруда оглянулась и шепотом добавила:
– Его светлость купался только в дождевой воде, которую специально собирали в бочки. Говорил, что она лучше очищает поры и смягчает кожу, чем вода из родников и рек. Он и своих лошадей купал в дождевой воде.
– Лошадей?
Когда последний водонос вышел из комнаты, Гертруда закрыла дверь и поспешила к Марии. Суетясь, она стала расстегивать остальные пуговицы на платье девушки.
– Лошадей, – подтвердила экономка. – Несколько дюжин. Арабской породы.
– Арабской?
– Потрясающие животные. Элегантные, как женщина из высшего общества, и очень красивые. Последние несколько лет его светлость просто с ума сходил от них – с тех пор, как его брат женился на девушке, увлекавшейся лошадьми. Салтердоны всегда разбирались в лошадях.
– Лошади, – мечтательно произнесла Мария. – Я всегда мечтала о собственной лошади.
– Ему не везло в азартных играх, но со скачек он никогда не уходил без приза, – Гертруда прищелкнула языком. – И именно на скачках в Эпсоне случилось это несчастье. Проклятые разбойники напали на него, когда он с друзьями ночью возвращался из Эпсона.
Если повязки Марии и показались Гертруде странными, она не подала виду. Дородная экономка подошла к шифоньеру и выдвинула один из ящичков.
– Можешь свободно пользоваться этими ароматическими солями, милочка. Щепотка-другая – и ты будешь благоухать, как цветок. А теперь я оставляю тебя. Я скажу, чтобы девочки приготовили тебе обед.
С этими словами Гертруда удалилась.
Поколебавшись секунду, Мария сбросила сорочку, а затем освободилась от повязок, которые соскользнули вниз и обвились вокруг ее ног.
О, это сладкое ощущение свободы! Взяв в ладони онемевшие груди, Мария с наслаждением растерла их, чувствуя в руках приятную тяжесть. Ей пришло в голову, что впервые за несколько лет она будет спать без повязок. Теперь ей нечего бояться. Отец далеко. Больше не будет этих ужасных ночей, когда она в страхе просыпалась, ощущая его руки на своей перебинтованной груди. Он говорил, что должен убедиться, что ее порочная женственность надежно спрятана.
Высыпав в воду целую бутылочку ароматической соли с запахом фиалки, Мария осторожно забралась в ванну и, задержав дыхание, окунулась в горячую воду. Кожу приятно покалывало, а от окутавшего ее облака ароматного пара кружилась голова.
Но ведь это неправильно! Она не имеет права так себя баловать. Так можно привыкнуть к излишествам, и что потом? Она станет такой, какой предсказывал отец, и кроме того, надолго ли она в Торн Роуз? Если «чудовище» – его светлость – действительно так ужасен, как рассказывали слуги, то нужно хорошенько приготовиться к встрече с ним.
А что плохого в том, что она наслаждается ванной?
Позади нее дверь открылась, а затем почти беззвучно закрылась.
– Можешь поставить обед рядом с кроватью, – сказала она, не открывая глаз, смахнула мыльную пену с плеч и улыбнулась. – Я чувствую себя такой грешницей. Глупо, правда? Знаешь, я всегда мылась только в тазу. Единственный раз в жизни я окуналась в воду, когда мы с братом убежали купаться на ручей Джонса. Конечно, вода была холодная, и фиалками не пахло. По правде говоря, в ручье было полно джонсовых свиней – страшных хряков, которые с жутким визгом погнались за нами.
Засмеявшись, она зачерпнула ладонями воду и плеснула себе в лицо.
– Один из них укусил брата прямо за голые ягодицы. Он ревел всю дорогу домой, а отцу сказал, что его забодал козел. Забодал…
Еще раз засмеявшись, она встала, и вода соскользнула с ее плеч, словно жидкий шелк.
– Отец так никогда и не догадался, что Пол лгал. Я, естественно, тоже держала рот на замке. Подай мне полотенце, пожалуйста, – добавила Мария и показала на приготовленную Гертрудой льняную простыню.
– Буду более чем счастлив, – послышался мужской голос. – Только сначала положу уголь у камина.
Она инстинктивно повернулась. Глаза ее расширились от удивления, а рот слегка приоткрылся, когда она обнаружила, что на нее с широкой улыбкой смотрит Тадеус, кухонный любовник Молли.
Одетый Тадеус Хартли Эдварде выглядел совсем иначе. Мария с трудом узнала этого парня в широких хлопковых штанах и клетчатой фланелевой рубахе, покрытой сенной трухой. Его волосы были аккуратно зачесаны назад, а подбородок гладко выбрит. Его темные смеющиеся глаза не отрывались от ее глаз, а рот растянулся в улыбке, напомнившей ей о вчерашней встрече. И тут Мария с ужасом поняла, что стоит перед ним совершенно обнаженная.
– О! – вскрикнула она и со всего размаху опустилась в ванну, так что вода выплеснулась через край. – О Боже…
– Черт, – покачал головой Тадеус, – ты даже красивее, чем я думал…
– Убирайся!
– Не удивительно, что Молли взбесилась. Подумать только, я еще убеждал ее, что ты просто плоскогрудый ребенок, на которого я не потратил бы и полпенни, чтобы затащить в постель.
– Пошел вон!
Он лениво пересек комнату, держа в руках поднос с углем.
– Думаю, теперь мы квиты, правда? Мы видели друг друга в чем мать родила. Можно закончить с игрой вроде я покажу тебе, когда ты покажешь мне, и перейти к более серьезному делу.
– Единственное серьезное дело, к которому мы перейдем – ты немедленно выйдешь из моей комнаты.
– Из твоей комнаты? Быстро мы привыкли, правда? – он положил уголь у камина и, уперев руки в бока и изогнув брови, добавил: – Сдается мне, мисс Мария Эштон из Хаддерсфилда, что вы не получите комнату в свое распоряжение, пока не вылезете из ванной и не приласкаете меня.
– Похотливый дьявол. Гертруда была права.
– Гертруда – старая крыса, сующая нос не в свои дела. Она сходит с ума от ревности, потому что во всей стране не нашлось ни одного знатного подонка, который польстился бы на нее.
Задохнувшись от ярости, Мария схватила крышку ванны и опустила ее. Просунув голову в отверстие, она пристально посмотрела на непрошеного гостя.