Паук
Внимательно осмотрел шнур для занавески. Вешаться на такой штуковине? Хм, не имею никакого желания. К тому же шнур шершавый и негибкий, так что петлю из него трудно было бы затянуть. Если бы мне пришло в голову последовать примеру своих предшественников, пришлось бы проявить много доброй воли. В настоящее время сижу за столом, слева телефон, справа револьвер. Никаких опасений, только любопытство.
6 часов вечера.
Ничего не случилось, едва не написал – «к сожалению»! Роковой час настал и прошел так же, как и другие. Не могу, правда, отрицать, что временами испытывал желание подойти к окну – да! Только совсем по другой причине. Комиссар между пятью и шестью звонил раз десять. Переживал, наверно, не меньше моего. Зато госпожа Дюбонье просто счастлива – человек неделю жил в «семерке» и, несмотря на это, не удавился. Кто бы мог подумать!
ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 марта.
Теперь я уверен, что ничего выяснить не сумею, и все больше утверждаюсь в том, что самоубийства моих предшественников свелись друг с другом лишь редкой игрой случая. Я просил комиссара, чтобы он во всех трех случаях повторно провел немедленное расследование, и уверен, что, в конце концов, ему удастся дойти до сути. Что касается меня, то я буду сидеть здесь, сколько получится. Слава моя не покорит Париж, но как бы там ни было, а я живу здесь, и на дармовщинку! Кроме того, я принялся за зубрежку, и дело идет все лучше. Ну и, сверх того, есть нечто такое, что удерживает меня здесь.
СРЕДА, 9 марта.
Так что ставлю точку над «i». Кларимонда… [1]
Ах, я, правда, еще ничего не сказал о Кларимонде. Это и есть та самая третья причина, по которой я хочу остаться здесь, и именно из-за нее мне хотелось в течение «рокового» часа подойти к окну – хотя и не затем, чтобы повеситься, само собой. Кларимонда – почему я ее так называю? Понятия не имею, как звучит ее настоящее имя, но чувствую, что называть ее должен именно так.
Готов поклясться, что, если мне когда-нибудь представится случай спросить ее имя, девушка обязательно назовется Кларимондой.
Я увидел ее вскоре после вселения в номер. Она живет на другой стороне узенькой улочки, а ее окно находится напротив моего. Обычно она сидит у него, скрывшись за занавесками. Должен, правда, отметить, что она стала наблюдать за мной раньше, чем я за нею, и явно выразила интерес к моей особе. В общем-то, здесь нет ничего необычного. Вся улица знает, где и за какой надобностью я поселился. Уж мадам Дюбонье об этом побеспокоилась.
Я по природе своей не влюбчив и редко имею дело с женщинами. Если человек приехал из Вердена в Париж, чтобы учиться медицине, а денег у него хватает лишь на то, чтобы раз в три дня досыта поесть, у него найдется о чем думать и помимо любви. Так что опыт у меня был небольшой, и за дело я взялся, вероятно, не самым лучшим образом. Но и тем, как развиваются события в данный момент, я вполне удовлетворен.
Сначала мне и в голову не приходила мысль, будто что-то может связать меня с той, что живет напротив. Я только подумал, что раз уж оказался здесь, чтобы вести наблюдения, и до сих пор, несмотря на все старания, не высмотрел ничего интересного, то может мне попробовать понаблюдать за соседкой? Трудно же весь день-деньской сидеть над книгами. Тогда я установил, что Кларимонда живет на третьем этаже одна. В комнате три окна, однако она сидит всегда у того, которое находится как раз напротив моего. Сидит и прядет на маленькой старомодной прялке. Когда-то я видел такую у своей бабки, которая никогда ею не пользовалась, а просто получила в наследство от какой-то своей пратетушки. Я не подозревал, что сейчас кто-то может использовать такой антиквариат. Между прочим, прялка Кларимонды – это маленькая изящная штучка, белая, словно выточенная из слоновой кости; нити, которые девушка прядет с ее помощью, должно быть, исключительно тонкие. Весь день она, укрывшись за занавесками, сидит и работает без устали, прерывая свое занятие только с наступлением сумерек. Правда теперь, в эти туманные дни, на нашей узкой улице смеркается рано, и в пять уже совсем темно. В комнате Кларимонды я ни разу не видел света.
Как она выглядит? Этого я точно не знаю. У нее бледное лицо, и черные волосы ниспадают волнистыми локонами. Под тоненьким носиком с подвижными крыльями – бледные губы. Мелкие зубки кажутся остренькими, словно у хищной зверушки. Ресницы обычно опущены, но стоит им вспорхнуть, как из-под них сверкает взгляд больших темных глаз. Все это я, однако, скорее чувствую, чем знаю наверняка. Трудно что-то отчетливо рассмотреть сквозь занавески.
И еще одна деталь: Кларимонда всегда носит черное, застегнутое до самого подбородка платье с крупными фиолетовыми горошинами.
Она также никогда не снимает длинных черных перчаток, вероятно, не хочет, чтобы работа портила ей руки. Это очень запоминающееся зрелище: быстрые, словно хаотические движения, изящные черные пальцы ловят и тянут нить, будто лапки насекомого.
А наши взаимоотношения? Что ж, они очень поверхностны, но я испытываю такое чувство, что они гораздо глубже, чем кажется.
Все началось с того, что она посмотрела в мое, а я взглянул в ее окно. Она наблюдала за мной, а я присматривался к ней. Ну и, видимо, произвел приятное впечатление, потому что как-то раз, когда я опять глядел на Кларимонду, она улыбнулась. Я, конечно, ответил тем же. Так пролетели два дня, и мы все чаще и чаще улыбались друг другу. А позднее, раз за разом, я стал готовиться к тому, чтобы кивнуть ей. Сам не знаю, что меня постоянно от этого удерживало.
Все-таки наконец я собрался с духом: сегодня после полудня. И Кларимонда ответила мне. Очень, правда, легко, но кивнула мне головой. Я это видел очень отчетливо.
ЧЕТВЕРГ, 10 марта.
Вчера я долго сидел над книгами и все же не могу сказать, что много выучил, ибо витал в облаках и думал о Кларимонде. А после долго засыпал и наконец забылся беспокойным сном.
Когда я утром подошел к окну, Кларимонда уже сидела на обычном месте. Я кивнул, она ответила тем же и долго смотрела на меня.
Собирался приняться за дело, но не мог побороть волнение, сел у окна и загляделся на Кларимонду. Вдруг я заметил, что и она сидит, отложив пряжу. Потянув за шнур, я отодвинул белую занавеску, и – почти одновременно со мной – девушка сделала то же самое. Мы обменялись улыбками и засмотрелись друг на друга.
1
героиня рассказа Т.Готье «Возлюбленная из мира теней» (1836 г.)