Последний волк
Такая жаркая полемика, тем более по столь безобидному поводу, не могла долго удерживаться в границах одной губернии. Она перекинулась в столицу, пройдя те же этапы, включая визит корреспондентов к старому егерю Егорычу и познание свойств моченой брусники. И организации, принявшие участие в кампании, были по названию очень похожи, но возглавляли их люди здравомыслящие, проверенные, и им с готовностью предоставляли слово на телевидении и в газетах, где они с чувством собственного достоинства и легким налетом интеллекта – чтобы не обидеть слушателя и потенциального избирателя – демонстрировали себя и свою заботу, о чем – не суть важно, главное, чтобы голос дрожал при магических словах о народе и, как в данном экзотическом случае, – о природе.
Власти, как и всегда, когда кампания в масс-медиа не угрожала лично им, не обратили на нее никакого внимания, тем более, что газет не читали и телевизор, за исключением иностранных и хорошо известных отечественных фильмов, не смотрели, чтобы не расстраиваться.
Но тут случилась цепь внешне обыденных происшествий, которые, как это часто бывает, круто изменили течение жизни и с неотвратимостью привели как к рождению нашего главного героя, так и ко всем последовавшим за этим событиям.
В один из холодных февральских вечеров 20.. года в загородной резиденции Губернатора можно было наблюдать идиллическую картину. В большой зале у камина, не электрического, как «у всех», а с настоящими горящими березовыми поленьями, в покойном кресле восседал сам Губернатор, крепкий мужчина лет шестидесяти, и, попыхивая гаванской сигарой, доставленной контрабандой из Другой Великой Державы, увлеченно читал распечатку разговора его двух первых заместителей, случившегося второго дня на берегу Женевского озера, когда один из них выбивал кредит для губернии в Лондоне, а второй присутствовал на экологической конференции в Риме. Жена, расплывшаяся дама с вечно озабоченным лицом, смотрела по телевизору одновременно отечественную мелодраму из южноафриканской жизни, трансляцию коронации нового испанского монарха, изложение новой очень привлекательной диеты «Клин клином» и концерт симфонической музыки Великого Мэтра, последний, впрочем, ради крупных планов первых рядов партера. Младшая дочь Губернатора, озабоченная начавшей полнеть не по возрасту фигурой, заинтересованно разглядывала парижский журнал мод, отмечая подходящие ей модели. Зять, президент крупнейшей в губернии финансовой компании, хлопотал на кухне с чаем, так как Губернатор, вросший в предписанный имиджмейкерами образ простого в быту человека, не терпел мельтешения прислуги, когда он отдыхал в семье. Девятилетняя внучка, оторвавшись от нашумевшего комикса «Красная Шапочка в стране Серых Волков», подошла к Губернатору, бесцеремонно дернула его за рукав и спросила: «Волки, какие они, ну в натуре?»
– Волков нет, все это уже сказки, – ответил Губернатор, не отрываясь от стенограммы.
– А по ящику сказали, что есть. Хочу, – надув губы, сказала внучка.
Губернатор сложил листы бумаги, немного раздраженно посмотрел на внучку и спросил: «Чего хочешь?»
– Увидеть живого волка.
– Ну я же тебе уже сказал: волков нет.
– Есть. У нас есть. По ящику следы показывали.
– Точно, уж месяц, чай, болтают, особенно по федеральному, – встряла жена, которая, натренированная мультиэкранным телевизором, ухитрялась видеть и слышать все происходящее в зале.
Губернатор задумался.
– Действительно, как жизнь изменилась. В детстве бабушка сказки читала, а в воскресенье – в зоопарк, вот тебе Волчище Серый Хвостище, вот тебе Лиса Рыжая Краса, вот тебе Зайчик-Побегайчик. Да что в детстве! Еще лет тридцать назад охоты организовывали, высокое начальство любило волчьи шкуры трофеями привозить. Куда все делось? Всех же не могли перебить, это не туры, которые в Пуще водились, та хоть и глухая была в стародавние времена, но размером ограниченная. А тут страна необъятная, должны же быть потаенные места, так нет, извелись. То ли вправду природу испоганили так, что только человек и может приспособиться, да еще крысы с тараканами.
Но если волки действительно появились, если это не обычное журналистское вранье ради красного словца да от неразумения, то надо что-то предпринять.
На следующий день, одно к одному, позвонил старый друг, еще по молодым делам, теперь Большой Человек в столице.
– Привет, начальник. Жив, курилка? А я к тебе, с инспекцией. Не бери в голову, плановое мероприятие, должны же мы держать руку на пульсе регионов, – хохотнул Большой Человек. – Завтра мои ребятки прилетят, утряси с ними программу, ну там дивизия, университет, завод, вызови районных начальников, я им для профилактики холку намылю. И что-нибудь для души, ты это умеешь, а вкусы мои не изменились, ты их хорошо знаешь, вот только силы уже не те. Да, кстати, у вас там, говорят, волки объявились. Тряхнем стариной, поохотимся?! Убивать, конечно, нельзя, такой треск поднимется, что мало не покажется, но так, загоним. Ну, бывай, через неделю буду.
– А что? – подумал Губернатор. – Это мысль. В конце коридора поставим сети, словим серого, здесь пару дней его подемонстрируем, а потом в столицу отправим вместе с Большим Человеком, красивый подарок, это можно неплохо обыграть и у нас, и в столице, на своем же удовольствии паблисити сделаем.
И завертелась машина. Нашли старых егерей, которые еще помнили, как это делается. Подняли в воздух пяток вертолетов и на третий день засекли волка, а дальше уж посменно пасли, не выпуская из виду. Изготовили флажки и крепкую сеть, которая танк выдержит, не то что волка. За день до охоты обложили кругом лес, где был волк, и замерли в ожидании.
* * *Он чувствовал, что сегодня достигнет наконец цели. Он находился в центре Ее Территории, ее запах наполнял все вокруг и перебивал для него даже запах свежего следа зайца, мелькнувшего пушистым белым ядром на краю леса. И хотя Волк не ел уже три дня, он ни на секунду не замедлил свой бег и лишь, скосив глаза, проводил зайца взглядом, запоминая окрестности – я еще вернусь, потом, мы еще вернемся.
Он уже несколько раз пересекал Ее следы, совсем свежие, потому что две ночи назад прошел легкий снег, открывший новую страницу в летописи леса. Он с удивлением и радостью смотрел на эти следы, точно такие же, как у него, разве что чуть-чуть поменьше, и когда он бежал рядом с ними, получалось, что их две параллельных цепочки следов – это следы Стаи.
Наверно, он совсем потерял голову, как и тогда, когда загонял оленя для раненой Матери. Это волнующий запах выветрил из его головы все затверженные в детстве и годами выверенные правила охоты, весь набор знаков и уловок, которые обеспечивали ему безопасность и очерчивали границы разумного риска. Все говорило о явно излишнем для этой глухомани присутствии двуногих: недавние следы их снегоходной тарахтелки, широкие полозья которой позволяли им, не проваливаясь, нестись даже по свежевыпавшему снегу; черное пятно могилы огня, самого страшного врага, от которого можно спастись только бегством, посреди утоптанной полянки с разбросанными вокруг взрезанными банками, противно звенящими при соударении, с остатками какой-то аморфной массы, которую двуногие называют почему-то сладостным словом – мясо. Несколько раз над ним пролетала громадная металлическая стрекоза двуногих, то зависая в вышине над лесом, то опускаясь почти к самым деревьям, раскачивая верхушки елей и вздымая в воздух осевший на еловых лапах снег, который потом еще долго после исчезновения стрекозы кружился в воздухе, медленно опадая на землю. Волк давно не боялся этих стрекоз, они только шумели и не мешали ему охотиться, а если и прятался от них, то только инстинктивно, потому что не любил пустой без признаков привычного страха взгляд их огромных круглых глаз. В своем беге он пересекал глубокие продольные следы от уродливых дурно пахнущих существ с четырьмя маленькими суетливо мелькающими лапами, в которых передвигались ленивые двуногие. Они резво бегали летом по широким тропам двуногих, которые те почему-то покрывали не приятно пружинящими при беге дерном или хвойными иглами, а жесткой черной землей с тяжелым духом. Зимой же они ползали еле-еле, медленнее барсука, натужно ревели при подъеме на любую горку или ложились на брюхо в глубокий снег и надсадно кашляли прежде, чем надолго умолкнуть. Поэтому зимой двуногие не появлялись в лесах или полях вдалеке от их лежбищ, не мешая Волку полновластно править на своей Территории. Сегодня же на всех тропах двуногих стояла вонь, особенно чувствительная в морозном воздухе и сбивавшая его со следа, вонь, которая раньше заставила бы его развернуться и уйти охотиться в предгорья, что он делал каждое лето.