Миссурийские разбойники

Они встали. Капитан тотчас начал раскрывать свертки, принесенные час тому назад молчаливыми людьми, которые так удивили молодого человека.
— Смотри, — продолжал капитан, — вот настоящая кентуккийская винтовка, единственное оружие, употребляемое охотниками; я ее пробовал. Вот мешок с пулями, с литейными формами, чтобы делать другие пули, когда эти кончатся, вот пороховница, она полна; сверх того, ты найдешь два свертка с порохом отдельно. Это дорожный несессер, с ложкой, вилкой, стаканом, ножом; вот это кожаный пояс; вот охотничья сумка, кожаные ботинки, мягкие сапоги, плащ, четыре одеяла.
— Да ты разорился, мой бедный друг!
— Оставь меня в покое, я еще не кончил; если ты хочешь вести жизнь дикарей, то и снарядиться должен как следует, — ответил капитан, смеясь. — Вот еще охотничий нож и топорик с молотком; это затыкается за пояс; я разузнал… Ах! Вот еще пистолеты, вот твоя сабля — я выбрал прямую, это лучше, лезвие превосходное; американская кавалерия приняла этот образец. Еще что? Да! Чемодан средней величины; ты найдешь там рубашки, вообще белье, наконец трубки, табак, огниво с кремнем, дюжину ящичков с консервами — охотник не всегда убивает дичь, в которую стреляет… Кажется, это все… Нет, я забыл, ты найдешь бумагу, перья, чернила и карандаши в чемодане. Теперь главное: вот мои часы, превосходный хронометр; неплохо узнавать время от времени, который час.
— В этом позволь мне тебе отказать, друг мой, эти часы для тебя гораздо полезнее, чем для меня, и…
— Каждый раз, как ты посмотришь на них, вспоминай обо мне; меня уже не будет с тобой, чтобы говорить тебе: надейся!
Оба, рыдая, бросились в объятия друг друга и долго оставались обнявшись. Оливье был побежден.
— Принимаю, — сказал он со слезами в голосе.
— Благодарю, ты мой истинный друг! — радостно вскричал капитан. — Теперь одевайся, пока я все это уберу; мне хотелось бы посмотреть на тебя в дорожном костюме.
— Я очень рад доставить тебе удовольствие, но нам остается сделать еще одну последнюю покупку, прежде чем я займусь своим туалетом.
— Какую же? Я, кажется, ничего не забывал, — сказал капитан с лукавым видом.
— Ты понимаешь, друг мой, что я не стану нести все это на спине, не говоря уже о том, что я буду походить на Робинзона Крузо на острове; как я ни крепок и ни силен, я не вынесу этой тяжести больше двух часов.
— Это правда. Так как же быть?
— Пойдем купим лошадь. Капитан расхохотался и потер руки.
— Подойди-ка сюда, любезный друг, — сказал он.
— Куда?
— Да вот к окну.
— Для чего?
— Смотри.
Молодой человек высунулся из окна; две лошади совершенно оседланные и взнузданные, которых держал под уздцы слуга гостиницы, стояли у дверей.
— Что ты думаешь об этих животных? — спросил капитан.
— Они очень хороши; особенно великолепна вороная, это лошадь луговая, называемая охотниками мустангом.
— Ты, кажется, знаешь в этом толк?
— Я видел таких лошадей достаточно и должен знать, любезный друг. Этот мустанг кажется мне очень ретивым; он, должно быть, еще молод. Счастлив человек, которому он принадлежит. Хотелось бы мне найти такую же!
— Это легко.
— Не так легко, как ты думаешь: эти лошади очень редки на берегу, да и вообще хозяева не любят расставаться с ними.
— Я очень рад, что он тебе нравится. Он принадлежит тебе.
— Как?! Неужели?
— Да, я купил его для тебя; представился случай, и я поспешил воспользоваться им.
— О! Это уж слишком, Пьер, это уж слишком! Ты же разорился.
— Какое безумство говорить таким образом… Да! Предупреждаю тебя, что в седло я велел вделать двойной карман, в котором ты найдешь несколько мелких вещиц.
— Ах! Это ужасно, друг мой, — ты, должно быть, хочешь заставить меня сожалеть.
— Нет, друг, я оставляю тебе вещи на память; таким образом я уверен, что ты не забудешь меня.
— Разве мне нужны подарки, чтобы сохранять, как драгоценность, нашу дружбу в моем сердце?
— Ты знаешь, что дела остаются делами, как говорят здесь; я занимался твоими делами сегодня утром, теперь пора подумать о моих.
— Это ты за один час наделал такие чудеса?
— Я спешил. Ну, одевайся же.
— Я скоро буду готов… Но там стояли две лошади…
— Да, вторая для меня.
— Как для тебя?
— Я хочу проводить тебя. Пусть получатель товара делает сегодня что захочет, я умываю руки.
Молодой человек молча пожал руку своему другу. Крупные слезы потекли из его глаз, радость душила его, он не мог говорить.
С лихорадочным волнением начал он надевать дорожный костюм; друг помогал ему. Через несколько минут он оделся. Эта одежда чрезвычайно к нему шла и совершенно изменила его внешность.
— Ты просто великолепен, — смеясь, сказал капитан, — ты похож на калабрийского разбойника.
Они вышли. Капитан заплатил за завтрак, и оба друга сели на лошадей.
— В какую сторону мы повернем? — спросил капитан.
— Пойдем прямо, — ответил молодой человек, улыбаясь, — всякая дорога ведет к тому месту, куда я еду, потому что я не еду никуда.
— Это правда, — прошептал капитан со вздохом, — это прямо-таки кругосветное путешествие по суше.
Они отпустили поводья и тронулись в путь.
Тихо ехали они рядом, разговаривая между собой откровенно, припоминая прошлую жизнь, но не говоря о настоящем.
Через два часа молодой человек остановился.
— Расстанемся здесь, — сказал он, — если мы должны расстаться, лучше теперь, чем после; притом солнце скоро зайдет.
— Прощай! — сказал капитан, задыхаясь от волнения.
— Прощай! — ответил Оливье. Они обнялись.
Молодой человек пришпорил лошадь, проехал несколько шагов, потом резко остановился и галопом вернулся обратно.
— Обними меня опять, — сказал он своему другу.
— Я ждал этого, — ответил капитан.
После последних объятий Оливье поехал дальше; на т ом месте, где дорога делает изгиб, он обернулся.
— Прощай! — закричал он, размахивая шляпой.
— Прощай! — ответил капитан. Молодой человек исчез за поворотом дороги.
— Увижу ли я его когда-нибудь? — прошептал Пьер Дюран, отирая слезу.
Задумчиво и шагом вернулся он на дорогу, ведущую к гавани, куда приехал с наступлением ночи.