Росас

Дивизион Вега совершенно рассеял в Наварро отряды милиции, собранные Чирино. Один эскадрон из числа этих милиционеров перешел в ряды нашей армии.
Главнокомандующий узнал, что милиционеры Магдалены восстали и покинули своих вождей, когда последние хотели присоединить их к армии Росаса.
Дело свободы одерживает быстрые успехи, и главнокомандующий надеется, что вскоре усилия солдат отечества, в особенности же храбрых защитников Сан-Педро, будут вознаграждены.
Объявите по вверенным Вам войскам те новости, которые я Вам сообщаю, прибавив к этому, что освободительная армия не подражает той системе лжи, которой тиран тщетно пытается скрыть свое критическое положение.
Копию с этой депеши пошлите мировому судье в Барадеро.
Бог да хранит вас.
ХуанЛаваль
— Как тебе это кажется, Мигель? — спросил дон Кандидо, когда дон Мигель окончил чтение этой важной бумаги.
Молодой человек молчал.
— Они идут, Мигель, они идут!
— Нет, сеньор, они уходят, наоборот! — отвечал молодой человек, комкая в руках бумагу.
И, встав со своего места, он начал взволнованно ходить по кабинету.
— Ты с ума сошел, Мигель?
— Другие сошли с ума, а не я!
— Но они обошли Лопес той дорогой, уважаемый Мигель.
— Это ничего не значит.
— Разве ты не видишь в них горячего, стремительного, страшного энтузиазма?
— Это ничего не значит.
— В здравом ли ты уме, Мигель?
— Да, сеньор, в здравом. Те, кто думает теперь о провинциях, — вот кто не в здравом уме, кто не доверяет своим собственным силам и не видит счастья, находящегося в двух шагах от него. Что за странный рок преследует эту партию и вместе с нею отечество! — вскричал дон Мигель, продолжая расхаживать большими шагами по комнате, в то время как дон Кандидо с изумлением смотрел на него.
— Хорошо. Тогда мы, федералисты, скажем…
— Что унитарии ни черта не стоят! Вы правы, сеньор дон Кандидо!
В это время в парадную дверь дважды сильно ударили молотком.
 
ГЛАВА XVII. Где Пилад сердится
Дон Кандидо вздрогнул.
Дон Мигель, наоборот, из печального и мрачного, каким он был минутой раньше, стал вновь спокойным и почти веселым. Вошедший слуга доложил о приходе дамы. Молодой человек приказал просить ее.
— Не надо ли мне удалиться, друг мой?
— В этом нет необходимости, сеньор.
— По правде говоря, я предпочел бы дождаться тебя, чтобы выйти вместе.
Дон Мигель улыбнулся.
В эту минуту в кабинет вошла женщина, ее движения сопровождались таким шумом, как будто она была одета в платье из проклеенной бумаги. У нее на голове был федеральный шиньон в полфута высотой, а толстое, широкое смуглое лицо было обрамлено английскими черными буклями.
— О! — вскричал дон Кандидо.
— Войдите, мисеа 30 Марселина! — произнес дон Мигель.
— А, вы оба здесь!
— Мы самые!
— Пилад и Орест!
— Вот именно!
— Это Пилад! — сказала донья Марселина, протягивая руку дону Кандидо.
— Сеньора, вы роковая женщина! — отвечал он, живо отбегая от нее.
— Неужели в тебе не сохранилось ни любви к отечеству, ни дружбы, бронзовое сердце?
— Дай Бог, чтобы я был из бронзы с головы до ног! — пробормотал, вздыхая, дон Кандидо.
— В особенности шея, не правда ли, мой друг? — вставил дон Мигель.
— Che! Разве голова Пилада обречена в жертву?
— Нет, сеньора, не повторяйте таких нелепостей. Я не унитарии и никогда им не был, слышите вы?
— Эх, что за важность голова!
— Ваша голова ничего не значит, она… но моя…
— Чего стоит ваша голова в сравнении с теми жертвами, которые видел свет? Разве головы Антония и Цицерона не были отрублены в Капитолии, как пел бессмертный Хуан Крус? Потомство вознесет вас на своих крыльях!
— Пусть вознесет вас дьявол на своих рогах!
— Разве Цезарь не был убит двадцатью тремя ударами кинжала?
— Мигель, должно быть, эта женщина — посланница сатаны! Это роковая женщина, колдунья и дочь колдуньи. Каждый раз как только мы приближались к ней или ее дому, с нами случалось несчастье. Как твой старый учитель, твой друг, питающий к тебе уважение, нежность, симпатию, я прошу тебя, приказываю тебе отослать прочь эту женщину, которая ходит так, как будто ее дьявол носит.
— Удержи свой язык, что смешно так шумя Пол прекрасный позорит, негодный! — возразила донья Марселина, постоянно имевшая наготове цитаты из древних стихов.
— Прекрасный! Вы прекрасны? — вскричал дон Кандидо вне себя от изумления.
— Сеньор дон Мигель, что это значит?
— Отошли ее, Мигель!
— В какую, увы, западню я попала!
— Все это не обозначает ничего, кроме того что дон сеньор Кандидо немного эксцентричный человек! — отвечал дон Мигель, с трудом удерживавшийся от смеха.
— Он, вероятно, изучал английскую литературу, — сказала донья Марселина, бросая взгляд на профессора, отбежавшего в другой конец комнаты, — если бы, подобно мне, он занялся греческой и латинской литературой, тогда было бы другое дело. Потому я ему прощаю.
— Вы знаете латинский и греческий языки, вы?
— Нет, но я знаю, основу этих мертвых языков.
— Вы?
— Я, прозаическое существо!
— Мигель, отошли ее, учти, что одного сумасшедшего довольно, чтобы сумасшедшими стали сотни.
— Как, дон Мигель, человек так литературно образованный, как вы, может иметь сношения с такими вульгарными существами, смерть которых подобна их жизни, темной и молчаливой?.. Но нет, будем жить в постоянной лирической гармонии. Все трое мы испытали страшные драматические потрясения, поэтому будем жить и умрем вместе! Вот моя рука, — прибавила донья Марселина, приближаясь к дону Кандидо.
— Я не хочу, оставьте меня в покое! — вскричал дон Кандидо, прижимаясь к стене.
— Идем, поклянемся перед алтарем вместе спасти наше отечество — Рим!
— Я не хочу.
— Донья Марселина, — сказал, смеясь молодой человек, вы хотели мне что-то сказать, пойдемте в кабинет.
— То иного мира тайны, то Божьи секреты!
— Cruz! Diablo! 31 — вскричал дон Кандидо, крестясь в то время как молодой человек и донья Марселина прошли в кабинет.
— Дуглас приехал! — произнесла она, затворив дверь.
— Когда?
— Сегодня утром.
— Он уехал?
— Третьего дня, вот письмо от него.
Дон Мигель прочел письмо и оставался в задумчивости в течение нескольких минут.
— Вы могли бы встретить Дугласа до трех часов вечера? — спросил он.
— Да.
— Точно?
— В эту минуту неустрашимый моряк спит.
— Хорошо! Мне надо, чтобы вы с ним поговорили.
— Сию же минуту!
— Вы скажете ему, что я хочу его видеть до наступления ночи.
— Здесь?
— Да, здесь!
— Хорошо.
— Назначим час: я буду его ждать между четырьмя и пятью.
— Хорошо.
— Не теряйте времени, донья Марселина.
— Я полечу на крыльях судьбы.
— Нет, идите обыкновенным шагом, и ничего больше, теперь не следует обращать на себя внимание как слишком быстрой ходьбой, так и слишком медленной.
— Я поспешу за смелым полетом ваших мыслей.
— Тогда прощайте, донья Марселина.
— Пусть боги будут с вами, сеньор.
— Кстати, как поживает Гаэте?
— Судьба спасла его.
— Он встает с постели?
— Нет еще.
— Тем лучше для моего друга дона Кандидо, итак прощайте, донья Марселина!
Донья Марселина пошла к выходу через гостиную, а дон Мигель прошел в другую комнату, держа в руке только что полученное им письмо.
Дон Кандидо ходил взад и вперед по гостиной; когда в ней появилась донья Марселина, он повернулся к ней спиной и начал любоваться портретом отца дона Мигеля.
Донья Марселина, подойдя к нему и положив свою руку на его плечо, сказала ему мрачным голосом: