Великий предводитель аукасов

Таково было состояние дел, когда Валентин и Трантоиль Ланек отправились в путь, везя своего раненого друга. Уже с час ехали они молча. Огни индейского лагеря светились вдали, но друзья были уже вне опасности, по крайней мере на время. Валентин подъехал к Трантоиль Ланеку, который служил проводником.
— Куда мы едем? — спросил он.
— В Вальдивию, — отвечал предводитель, — только там дон Луис будет в безопасности.
— Правда, — отвечал Валентин. — Но мы, неужели мы ничего не предпримем?
— Я сделаю все, что пожелает мой бледнолицый брат. Разве я не пенни его? Куда он пойдет, туда и я, его воля будет моею.
— Благодарю, предводитель, — сказал с волнением француз. — Мой брат человек с храбрым и честным сердцем.
— Мой брат спас мне жизнь, — просто отвечал индеец. — Моя жизнь принадлежит уже не мне, а ему.
Или арауканские предводители не заметили, как удалились их враги, или — что вероятнее — они не захотели их преследовать, только ничто не обеспокоило в пути небольшой отряд. Он медленно подвигался вперед, ибо раненый не перенес бы быстрой езды. Перед рассветом достигли они садов, которые окружают со всех сторон Вальдивию. Караван остановился на несколько минут, чтоб дать отдохнуть лошадям и мулам.
— Знает ли мой брат эту тольдерию? — спросил Трантоиль Ланек.
— К чему этот вопрос? — сказал Валентин.
— По очень простой причине, — отвечал предводитель. — В пустыне я днем и ночью могу служить проводником моему брату, но в этой тольдерии белых мои глаза закрываются, я слеп. Мой брат будет проводником.
— Ну, в этом случае я так же слеп, как и вы, предводитель. Вчера я был в городе с доном Тадео, но так недолго, что ничего не успел рассмотреть.
— Извините, ваша милость, — сказал один из пеонов, услышав этот разговор. — Скажите только, где вы намерены остановиться, и я провожу вас.
— Гм, — сказал Валентин, — где я намерен остановиться? Для меня все равно, только б мой друг был в безопасности.
— Осмелюсь, сеньор, — продолжал пеон, — пред…
— Осмелься! Осмелься, любезный! — отвечал Валентин. — Может быть, ты что-нибудь и придумаешь, а у меня голова теперь что пустой барабан.
— Извините, ваша милость, но отчего вам не остановиться у моего господина дона Тадео?
— В самом деле, мне это не пришло в голову. Но где он сам?
— Я могу проводить вашу милость к нему.
— Хорошо! — вскричал Валентин. — Ты малый неглупый. Когда ж мы двинемся?
— Когда будет угодно вашей милости.
— Сейчас! Сию минуту!
— Так в дорогу! — вскричал погонщик.
И мулы тронулись. Через несколько минут они были на главной площади и вскоре остановились перед домом дона Тадео. Луи тотчас же был перенесен в комнату и уложен в поспешно приготовленную для него постель. Вскоре Валентина проводили к дону Тадео. Бедный отец не спал почти всю ночь, занятый важными делами республики. Только поутру он немного вздремнул.
— Что это значит, что вы вернулись ночью? — сказал он Валентину. — Я не ждал вас раньше завтрашнего дня.
— Важная причина, дон Тадео, — отвечал Валентин печально. — Будьте мужчиной, соберите всю свою твердость, чтоб перенести постигший вас удар.
Дон Тадео прошелся раза два по комнате, с опущенной головой и наморщенным челом. Затем, бледный, но спокойный, остановился он перед Валентином.
— Говорите, — сказал он с твердостью, — я готов выслушать вас.
— Донья Розарио похищена, — сказал молодой человек дрожащим голосом. — Ее похитили во время моего отсутствия. Луи, мой молочный брат, защищая ее, изранен кинжалами.
Дон Тадео, казалось, окаменел. Бледный, как статуя, стоял он неподвижно, ни один мускул его лица не дрогнул. Этот железный человек, казалось, переделал свою природу, он умел владеть собою, несмотря ни на какое несчастие.
— Дон Луис жив? — спросил он участливо.
— Жив, — отвечал Валентин, удивляясь мужеству этого человека. — Я надеюсь, что через несколько дней он поправится.
— Сердечно рад, — с чувством сказал дон Тадео. — Это доброе известие.
В это время вошел в комнату Трантоиль Ланек. Скрестив руки на груди, он поклонился дону Тадео и сказал:
— Один человек преследует похитителей бледнолицей девушки. Этот человек Курумила, он найдет ее.
Луч радости блеснул в глазах дона Тадео.
— Что вы думаете делать? — спросил дона Тадео дон Грегорио, его лейтенант и друг.
— Ничего, пока не воротится Курумила. — Затем, оборотись к Валентину, он спросил: — Вы больше ничего не имеете сказать мне, мой друг?
— Есть еще известие. Вероятно, генерал Бустаменте сносился с арауканцами и просил у них помощи.
— И?
— Не знаю как, но они проведали, что генерал в плену. Дело в том, что при этой вести они собрали военный совет. Избран верховный токи, ему подчиняется все войско. Это Антинагуэль, и, кажется, он намерен объявить войну.
— Так я и думал! — вскричал гневно дон Тадео. — Этот лукавый Антинагуэль только и думает, как бы половить рыбки в мутной воде. Ради своего безумного честолюбия он готов на все. Но я покажу ему, что значит нарушать договоры. Долго не забудут меня арауканцы!
— Обратите внимание на того, кто вас слушает, — сказал дон Грегорио и указал на ульмена.
— А, не все ли равно? — вскричал дон Тадео. — Если я говорю, так для того, чтобы меня слышали. Я испанский дворянин и что чувствую, то и говорю. Ульмен может, коли ему угодно, передать мои слова своему верховному токи.
— Великий Орел белых несправедлив к своему сыну, — печально промолвил Трантоиль Ланек. — Не у всех арауканцев лживое сердце. Антинагуэль сам ответчик за свои действия. Трантоиль Ланек ульмен своего племени: он знает, как должно присутствовать на совете предводителей, что видят его очи и слышат его уши, то забывает его сердце и не повторяют его уста. Зачем мой отец ранит меня своими словами, когда я готов пожертвовать собой, чтоб возвратить ему ту, кого он лишился?
— Правда, предводитель, правда! Я поступил нехорошо, несправедливо. Ваше сердце право, ваш язык не знает лжи. Простите меня и дайте мне пожать вашу честную руку.
Трантоиль Ланек с жаром пожал руку, которую дон Тадео протянул ему ото всего сердца.