Первый Линзмен-1: Трипланетие (Союз трех планет)
— Вполне вероятно… И ты станешь штабным офицером, а их не убивают и даже не ранят. Тем более, что дети наши выросли, заботу о кошках я поручу соседям, и вполне смогу поехать с тобой. Мы даже не будем разлучаться.
— Но, с другой стороны, деньги… — Киннисон покачал головой.
— Фу, ну кто сейчас об этом думает! Хотя для безработного химика такая забота о своем будущем — явление очень отрадное, — Сони рассмеялась так заразительно, что Ральф не устоял. Он перестал хмуриться и тоже улыбнулся.
— Ладно, ехидная девчонка, я пошлю телеграмму в военный департамент.
Телеграмма была послана. Киннисоны ждали. Ждали, ждали, ждали. Пока в середине февраля не начали поступать красиво оформленные письма.
«Военный департамент высоко оценивает ваш военный опыт и желание снова взять в руки оружие для защиты своей родины. Анкета ветерана… аккуратно заполните… Форма 191А… Форма 170… В двух экземплярах… Не отчаивайтесь, что вашу помощь отвергли. К сожалению, военный департамент не может принять вас…»
— Черт подери, я уже закипаю! — сжав кулаки, Киннисон ходил по комнате, натыкаясь на стулья. — Что у этих идиотов в головах? Они уверены, что если мне пятьдесят один, то я стою одной ногой в могиле — а я ставлю четыре против одного, что нахожусь сейчас в лучшей форме, чем этот вонючий начальник департамента. — Ральф никогда не церемонился в выражениях.
— Конечно, конечно, дорогой, — успокаивала его Сони, облегченно улыбаясь. — Я тут нашла в газете объявление, может, оно тебя заинтересует?
— Так… Инженер-химик… Завод по производству снарядов… Семьдесят пять миль от Тонвиля, стаж работы более пяти лет… Органическая химия… технология взрывчатых веществ…"
— Вот видишь, ты им нужен, — твердо сказала Сони — Степень доктора у меня есть, химиком-технологом я проработал более пяти лет, а если я не разбираюсь во взрывах, то в них вообще никто не разбирается. Пожалуй, я напишу им письмо. Он написал и ему прислали кучу анкет. И снова — ожидание. Ральф ужинал, когда оглушительно зазвенел телефон.
— Говорит Киннисон, — недовольно пробурчал он. — Да… да… доктор Самнер… да… конечно, очень приятно. Да… на один год старше… О, это не важно, мы отнюдь не умираем от голода. Не можете платить сто пятьдесят, я согласен на сто… Семьдесят пять… Да, пятидесяти достаточно. О, я слишком известен в своей области, чтобы звание младшего химика меня оскорбило. Встретимся в час… Что? Да, наверное, смогу… До свидания.
Он повернулся к жене, пнул толстую рыжую кошку, подошедшую к нему приласкаться и возбужденно заговорил:
— Знаешь, они хотят, чтобы я приехал прямо сейчас и сразу взялся за работу!
— Конечно, милый, — Сони пыталась утешить обиженную кошку и обратила не слишком много внимания на слова мужа.
Киннисон сел за стол и, взяв вилку, продолжал разглагольствовать:
— Я очень рад, что вовремя объяснил старому придурку Хендриксу, куда надо было засунуть предложенный им контракт. Столько лет честно делились друг с другом, и вдруг он предлагает мне такое! Видите ли, опубликовать работу только с одним автором — с ним самим — достойно по отношению к старому другу!
— Конечно, милый, ты прав. Это совсем не по-джентльменски. Но, может быть, он поверил в то, что ты говоришь после любой драки — дескать, ты слабый и мягкий человек. — Сони усмехнулась. — К тому же, ты его достаточно наказал. Как ты думаешь, возьмут тебя обратно в фирму после окончания войны? Ведь свару-то затеял ты.
— Это все мелочи, детка. Я обязательно вернусь, — он сжал челюсти. — Нет такого начальства, которое разбрасывалось бы своими лучшими работниками. Пока они могут продавать уже разработанные технологии, я буду не нужен, а вот когда понадобятся мозги, они меня позовут обратно.
— Дай-то бог! — Сони ласково взяла мужа за руку. — Удивляюсь, что кто-то вообще может добровольно брать на работу такого забияку, как ты.
— Опять меня недооценивают, — шутливо посетовал Ральф. — Моя жена явно больше любит кошек, чем единственного мужа. Однако, несмотря на то, что я не кладезь добродетелей, я выбиваю людям зубы только после покушения на мои собственные.
* * *Энтвилский артиллерийский завод раскинулся на площади более чем двадцать квадратных миль. Девяносто восемь процентов этой территории было огорожено высоким забором с рядами колючей проволоки, натянутой поверху. Редкие здания были разделены весьма значительными расстояниями — ведь взрывчатку здесь мерили тоннами, а значит, безопасность работавших требовала особой планировки. Вся огромная площадка была разделена на квадраты, и в каждом из них занимались определенным типом взрывчатки и снарядов.
«Снаружи» забора все было иначе. Царство администрации и благоустроенности. Дома, заполненные чистенькими, аккуратненькими профессионалами, отвечавшими за организацию труда двадцати тысяч мужчин и женщин. Но несмотря на тишину и уют, работавшие «внутри» предпочитали заглядывать сюда как можно реже.
Именно там, «внутри», подальше от администрации и на безопасном расстоянии от Первого квадрата, находилось длинное низкое здание, совершенно не правомерно называвшееся химической лабораторией. Не правомерно в том смысле, что главный химик — очень способный, но невероятно сварливый специалист-взрывник — набрал в свой химический сектор лучших инженеров, химиков, физиков и даже метеорологов.
Она из комнат лаборатории отделялась от прочих сплошной стеной из стали толщиной в шестнадцать дюймов. Это помещение было построено так, чтобы ни один из взрывов, которыми развлекались работавшие там парни, не мог повредить зданию и его персоналу.
Главные магистрали в Энтвиле были вымощены серым камнем, но в феврале 1942 года такие мелочи, как дорожки между корпусами существовали только на бумаге. Почва, богатая глиной, размякла и превратилась в сплошную лужу глубиной в шесть дюймов, полностью изолировав дальнюю лабораторию от внешнего мира. Редкое начальство рисковало пробираться по грязи, чтобы увидеть ехидные ухмылки и услышать советы купить лодку или построить мост. Недоступность и постоянные сквозняки, царившие в комнатах, дали повод одному из остряков-химиков назвать это «уютное» местечко Сибирью.
Прозвище прижилось. Более того, его подхватили и провозгласили официально. Так что когда грязь высохла и набеги начальства стали постоянными, сотрудники химической лаборатории остались сибиряками. В течение одного года сибиряки стали известны на всех артиллерийских заводах, а также в таких кругах, где никто не имел понятия, как зародилось это прозвище.
Киннисон превратился в «сибиряка» с тем же энтузиазмом, что и работавшие в лаборатории юнцы. По сравнению с ним все они были очень молоды, хотя у каждого уже имелся стаж самостоятельной работы, а «Кэп» Самнер старался подкинуть им еще и еще — побольше. Принимал он на работу с неподражаемой любезностью, а вот выгонял с беспардонной грубостью; впрочем, этот человек хорошо разбирался и во взрывах, и в людях. Конечно, так любви не завоюешь, но уж уважали Самнера все.
Будучи «стариком», младший химик Киннисон не был принят сразу за своего, но он даже не заметил пристального внимания к собственной персоне, сразу приступив к служебным обязанностям. Он был очень осторожен — но без малейшей примеси страха — с весьма опасными предметами своих исследований. Он проверял трассирующие и зажигательные снаряды, взрывчатые смеси, а если его просили, отправлялся в «квадраты» — на испытания.
Его экспериментальные образцы тетрила всегда подходили по размеру, а болванки для сорокамиллиметровых пушек Третьей квадрата получались плотными, без трещин и полостей. И тогда эти юные и довольно саркастические умы поняли, что он единственный среди всех них точно знает, что делает. Они начали советоваться с Киннисоном, и он не раз помогал молодым в решении их проблем. Его авторитет рос неуклонно.
Темноволосый и темнолицый «Таг» Тагвел — двести фунтов костей и мышц, бывший футболист, ныне отвечающий за разработку трассирующих пуль в на Седьмом квадрате, — называл его «дядюшка Ральф»; это меткое прозвище прижилось быстро, а вскоре прибавилось еще одно — «Летчик». Это произошло после того, как Киннисон, перелетев через всю комнату, вышиб спиной дверь из-за «небольшого» случайного взрыва зажигательной смеси в Восьмом квадрате. Затем последовало повышение до инженера-химика, но прошло оно без лишнего шума, так как касалось только титула и зарплаты.