Королевский дракон

— Молчи, дурак, — одернул его солдат постарше, оглядываясь назад.
Алан потупил глаза, стараясь выглядеть невинно. Конечно, они заметили его, но не подумали, что он стоит их внимания. И ошиблись, никто, особенно в королевстве Варре, не должен был упоминать о восстании против короля Генриха в присутствии человека, о лояльности которого не знал.
Остаток пути они прошли молча. Алан меланхолично прикидывал, сколько еще предстоит идти. Дорога только поднималась на Драконий Хребет и вела вниз по длинному склону к Драконьему Хвосту, где лежала их деревня Осна. Начался мелкий дождь, унылый туман окутал все вокруг, и, когда компания дошла до большого дома тети Белы, все промокли.
Кастеляншу Дуоду ждали. Она приезжала раз в год, чтобы взыскать с деревни очередную дань для графа Лавастина. Обычно с ней возвращались молодые люди, год отслужившие у графа. Постепенно день святой Эзеб стал для юношей традиционным днем поступления на службу или возвращения домой. Но нынче Дуода приехала только со своей свитой.
Алан стоял у камина, пытаясь обсохнуть, и смотрел на обряд торжественной встречи, проходивший в конце огромного и единственного зала. В другом конце двоюродные сестры и братья Алана при помощи слуг накрывали стол. В третьем углу затаились маленькие дети, сидя на ящиках или кроватях и стараясь не попадаться на глаза.
Заплакал младенец. Юноша подошел к колыбели и взял его на руки. Тот замолчал, засунул в рот палец и уставился на происходящее. Как и Алан, этот ребенок рос без матери; его мать умерла при родах. Но отцом был брат Алана Юлиан, так как он и девушка были помолвлены. Поскольку у Стэнси, дочери тети Белы, был свой ребенок и было молоко, Бела взяла ребенка к себе.
Когда Алана позвали прислуживать за столом, он передал ребенка на руки одной из своих двоюродных сестер. Кастелянша Дуода была очень важной гостьей, и тетя Бела, одна из самых богатых женщин деревни, заставила накрывать для нее стол не слуг, а своих родных. Алан разливал эль и мог слышать многое из разговоров между кастеляншей и теми деревенскими купцами, что удостоились чести сидеть за одним столом с представительницей графа.
— Молодым людям, взятым год назад, граф Лавастин приказал увеличить срок службы еще на год, — Дуода говорила спокойно, но местные смотрели на нее с беспокойством.
— Я надеялся, что сын поможет мне с урожаем! — раздался один голос.
— Моя дочь должна прясть в моем доме. К тому же мы начали переговоры о ее обручении.
— Наступают трудные времена. Наши берега все чаще подвергаются набегам. Недавно сожгли монастырь в Коменге. Нам нужны все мужчины из Лавас-Холдинга и как можно больше солдат. — Кастелянша некоторое время молчала, видя недовольство на лицах слушателей. — Увы, пиратов стало больше. Они страшная угроза для всех, кто живет у моря. — Она кивнула Алану. — Еще пива! — И когда он налил, обратилась к тетушке Беле: — Красивый юноша. Один из ваших?
— Мой племянник, — равнодушно ответила тетя. — Отец обещал его монастырю. В день святой Эзеб он станет послушником.
— И таких парней вы отдаете в королевский монастырь?
— Церковь наша служит Господу. Что происходит в мире, их не волнует, — парировала Бела.
Дуода любезно улыбнулась, но Алан видел, как ее лицо стало надменнее прежнего.
— Все, что происходит в мире, интересует их не меньше нашего, миссис. Но не беспокойтесь. Я не буду вмешиваться в заключенный договор.
Разговор перешел на менее болезненные темы: последний урожай, недавно выпущенные монеты с изображением ненавистного короля Генриха, привозимые из южного порта Меделахии, слухи о темпестариях — волшебниках погоды, устроивших град и снежные бури на границе Вендара и Варре.
Алан стоял в тени и слушал, подходя к расставленным лампам вокруг длинного стола, только чтобы подливать эль в опустевшие кружки. Вечерело. К удивлению Алана, диакониса Дуоды оказалась весьма образованной женщиной. Она интересовалась старинными преданиями и согласилась пропеть одну из древних баллад:
В дни, когда землями,
Где живет наш народ,
Владел император,
Обладавший миром и великой магией;
В дни, когда весна пришла,
Когда Ушедшие
Склонились перед теми, кто был
Потомком ангелов и человеческих женщин,
Пришел некто, правивший
Родом людским и эльфийским,
Наделенный властью
Запрещать и разрешать.
Великий дракон прилетел
С дальнего севера,
Где море бурлит
И сливается с небом.
Но император сам вступил с ним в поединок и, смертельно раненный, собрав последние силы, наслал заклятие, превратив чудовище в камень. И теперь чудовище лежит здесь, у берега Оснийского пролива, став хребтом под именем дракона.
Алан смотрел на гостей. Высокомерная кастелянша, ее спутники, ученая диакониса и молодой священник — человек, принявший обет странствующих монахов, вместо того чтобы всю жизнь киснуть в стенах монастыря. Если бы он только мог вырваться ненадолго в Лавас-Холдинг, как его отец. Если бы он мог хотя бы год послужить у графа! Его отец был там семнадцать лет назад, прослужил год, как полагалось, и вернулся домой с ребенком на руках и печалью в сердце. Он никогда не женился, к огорчению своей сестры, вместо этого отдал сердце морю, где проводил куда больше времени, чем дома.
Бела вырастила ребенка, потому что, несмотря на грубую внешность, обладала добрым сердцем. И Алан стал здоровым и сильным.
Он никогда не был там, где родился. Мать умерла через три дня после родов — так, по крайней мере, говорил отец. Но, может быть, на ее родине кто-то помнил о ней. Алан сдержал слезы. Он никогда ничего не узнает. Завтра, в канун дня святой Эзеб, он уйдет отсюда, чтобы провести день в бдении за воротами монастыря, как полагалось обращаемым, тем, кто хотел принять постриг и послужить Господу и Владычице. На следующий день он принесет обет и сгинет внутри этих стен. Навсегда.
— В чем дело, Алан? — спросила кузина Стэнси, подойдя к нему. Она коснулась пальцами его щеки. — Поплачь, если хочешь, но иди без злобы в сердце. Подумай, сколько добра принесут твои молитвы родным. Ты выучишься читать и писать, станешь таким же ученым, как эта диакониса. И тогда сможешь путешествовать…
— Только в мечтах, — сказал он с горечью.
— Ох, милый, я знаю, что у тебя на душе. Но это крест, который дается тебе. И ты должен нести его с радостью.
Конечно, сестра была права. Она нежно поцеловала его и убежала в дом, чтобы подлить масла в лампы.
3
День перед праздником святой Эзеб выдался ясным и солнечным. Сети, занавешивавшие двери, лениво раскачивались под мягким весенним ветром. Алые вымпелы с изображением Круга Единства развевались на крышах домов, которые окружали деревенскую площадь.
Все жители деревни пришли, чтобы посмотреть, как кастелянша Дуода собирает налоги. Кадки с медом. Кувшины с темным и светлым пивом. Корову или пять баранов. Гусей. Сыр. Корм для скота. Копченых лососей и угрей. У тети Белы было пять брошек, привезенных отцом Алана с юга, чтобы уплатить ими вместо масла и пива. Один фермер, чтобы не отдавать двух молочных коров, отдал своего сына на пять лет на графскую службу. У другого была невольница, девушка, привезенная из Салии, которую они не могли больше кормить. Дуода осмотрела ее, признала подходящей и взяла в счет оплаты. Старая миссис Гарья и пять взрослых дочек, хорошо умевших прясть, притащили несколько отрезов сукна, которые Дуода приняла с явным удовольствием. Некоторые платили золотом, так как Осна была богатым местом и здешние жители, Алан знал со слов отца, были довольно состоятельны, и только немногие не принесли ничего.
Все утро и весь день жители близлежащих ферм приходили, чтобы отдать Дуоде денежную дань и дань уважения.
В середине дня Алан собрался уходить. Он преклонил колени перед тетей Белой и произнес обрядовые слова: