Перемены

— Куда мы поедем обедать? — Он улыбался ей с высоты своего роста, чувствуя себя на удивление спокойно. Теперь их связывала дружба. Он открыл Мел свою душу и рассказал об Анне. И впервые за долгое время ему вдруг стало легко на сердце. Питеру захотелось отпраздновать свое преображение, и Мел улыбнулась, почувствовав его настроение. Что-то в нем напоминало ей о том, как она подружилась с Грантом, но в то же время Мел ощущала, что испытывает нечто большее к этому человеку. Питер привлекал ее своей силой, мягкостью, ранимостью, открытостью, своей скромностью в сочетании с огромным успехом.
Он был необычным человеком, а глядя на нее, Питер Галлам думал почти то же самое о ней. Он радовался, что пригласил ее на ленч. Они заслужили перерыв, славно поработав. Мел говорила себе, что это поможет при подготовке интервью.
— Вы хорошо знаете Лос-Анджелес? — поинтересовался он.
— Не очень. Когда я приезжала сюда в командировки, у меня никогда не хватало времени осмотреть город и спокойно поесть. — Питер улыбнулся, потому что и с ним случалось такое же — Подозреваю, что вы обычно не выходите на ленч, ведь правда? — с улыбкой спросила Мелани.
— Изредка. Обычно я ем здесь. — Он махнул рукой в сторону больницы и остановился возле своей машины. Это был огромный, просторный серебристо-серый «Мерседес» — седан, удививший Мел. Машина явно не подходила ему, и он прочел ее мысли.
— Я подарил ее Анне два года назад. — Он произнес это тихо, но на этот раз в его голосе не было столько горечи. — В основном я езжу на маленьком «БМВ», но сейчас автомобиль в ремонте. А пикап я оставил нашей экономке и Марку.
— Экономка ладит с детьми? — Они ехали в сторону Вилширского бульвара.
— Прекрасно Я бы просто растерялся без нее.
Она немка и живет с нами с рождения Пам. Анна сама растила Марка, но, когда родилась Пам, у нее уже болело сердце, и мы наняли эту женщину в качестве няни на полгода, но с тех пор прошло уже четырнадцать лет. Она для нас просто дар божий, — он заколебался, но только на мгновение, — с тех пор, как умерла Анна. — Он начинал привыкать к этим словам.
Мел подхватила эту тему:
— У меня чудесная женщина из Центральной Америки, которая помогает мне управляться с моими дочками — Сколько им лет?
— Почти шестнадцать. Исполнится в июле.
— Обеим? — Он удивился, на этот раз засмеялась Мел.
— Да. Они двойняшки.
— Очень похожи?
— Нет, абсолютно разные. Одна — стройная, рыжеволосая и, как говорят, моя копия, хотя я в этом не уверена. А вторая уж точно совершенно не похожа на меня, пухленькая блондинка, из-за которой у меня всякий раз замирает сердце, когда она идет гулять. — Она улыбнулась, а Питер рассмеялся.
— За последние два года я пришел к выводу, что легче иметь сыновей. — Улыбка исчезла при мысли о Пам. — Моей дочери было двенадцать с половиной, когда умерла Анна. Думаю, потеря матери совпала с наступлением половой зрелости и в совокупности слишком тяжело подействовала на нее. — Он вздохнул. — Переходный возраст труден для любого ребенка, хотя с Марком не было проблем. Но, конечно, тогда еще была жива Анна.
— Да, разница большая. — Наступила длительная пауза, и Питер постарался поймать ее взгляд.
— Вы одна воспитываете дочек?
Мел кивнула:
— Я у них одна с самого их рождения.
— Их отец умер? — Он с сочувствием посмотрел на Мел.
— Нет, — спокойно произнесла Мел. — Он бросил меня. Он заявил, что никогда не хотел иметь детей. Как только я сообщила ему, что беременна, он тотчас же ушел от меня. Он никогда не видел двойняшек.
Питер Галлам был потрясен. Он не мог представить, что кто-то способен на такое.
— Как это было ужасно для вас. Мел. Ведь вы были очень молоды.
Она кивнула с легкой усмешкой. Это уже не причиняло ей боль. Просто мрачное воспоминание. Просто факт из ее биографии.
— Мне было девятнадцать.
— О боже, как же вам удалось справиться одной?
Ваши родители помогли вам?
— Только на первых порах. Я уехала из Колумбии, когда родились девочки, а потом нашла работу. Я сменила много мест, — Мел улыбнулась, — и случайно устроилась секретарем на телевидение в Нью-Йорке, а потом машинисткой в отделе новостей, оттуда все и началось, как я понимаю. — Теперь она с легкостью оглядывалась на прошлое, но он чувствовал, каким трудным было ее восхождение, и вся прелесть заключалась в том, что это не сломило ее. Она не ожесточилась, а реально смотрела на прошлое и в конце концов добилась своего. Она добралась до вершины и не сетовала на сложности восхождения — Вы с такой легкостью рассказываете об этом, но, должно быть, иногда приходилось туго.
— Пожалуй, так. — Она вздохнула и стала смотреть на город, по которому они ехали — Теперь я почти не помню об этом. Забавно, что, столкнувшись с трудностями, кажется, что не выживешь, но каким-то образом удается преодолевать их. А когда вспоминаешь о пережитом, то все уже не кажется таким трудным.
Слушая ее, он размышлял, сможет ли он когда-нибудь вот так же спокойно вспоминать об утрате Анны, но пока он сомневался в этом.
— Знаете, Мел, самое трудное для меня то, что я никогда не смогу заменить своим детям мать. Им она так нужна, особенно Пам.
— Вы не можете так требовательно подходить к себе. Вы отдаете все самое лучшее, что способны им дать. Но не больше.
— Я понимаю. — Но его ответ прозвучал неубедительно. Он вновь взглянул на нее. — Вы никогда не думали снова выйти замуж ради дочек? — Он понимал, что у нее был совсем иной случай.
— Не уверена, что смогу снова выйти замуж. Брак не для меня. Надеюсь, что девочки уже поняли это.
Раньше, когда они были поменьше, они постоянно донимали меня этим. Иногда я чувствовала себя виноватой. Однако лучше уж жить одной, чем с плохим человеком, и самое интересное, что мне так больше нравится. Теперь я сомневаюсь, что могла бы с кем-то делить моих девочек. Наверное, стыдно признаться, но временами у меня возникает такое чувство. Вероятно, я стала собственницей в отношении дочек.
— Это можно понять, ведь все это долгое время вы прожили с ними одна.
Он откинулся на сиденье и бросил на нее взгляд.
— Возможно. Джессика и Вал — самое лучшее, что есть у меня в жизни. Они — замечательные дочки.
Они остановились в фешенебельном районе Беверли-Хиллз, всего в двух кварталах от знаменитой Родео-драйв. Мелани огляделась. «Бистро Гарденс» был прекрасным рестораном в стиле «артдеко» [1] с обилием цветущих кустарников во внутреннем дворике.
Ленч был в полном разгаре. Среди шикарной публики Мелани заметила несколько знаменитостей, потом неожиданно для себя обнаружила, что взоры посетителей прикованы к ней. Она увидела, как две дамы что-то возбужденно шепчут третьей, а метрдотель, с улыбкой встретивший их, не сводил с нее глаз.
— Здравствуйте, доктор. Здравствуйте, мисс Адамс, очень приятно снова видеть вас. — Она не могла припомнить, встречалась ли она с ним прежде, но он знал, кто она такая, и хотел подчеркнуть это. Удивившись, она последовала за ним к столику во внутреннем дворике ресторана, и Питер вопросительно посмотрел на нее.
— Вас всегда узнают?
— Не всегда. Все зависит от того, где я нахожусь.
Полагаю, что здесь так принято. — Она бросила взгляд на переполненный ресторан, где собирались на ленч сливки общества. Она вновь улыбнулась Питеру. — Это напоминает обход пациентов с доктором Галламом в больнице, где все смотрят на вас. Все зависит от того, где вы находитесь.
— Согласен с вами. — Но он никогда не замечал взглядов в свою сторону. Теперь он видел, с каким интересом смотрят на Мелани и как прекрасно она владеет собой.
— Прекрасное место. — Она вдохнула весенний аромат и повернулась лицом к солнцу. В Лос-Анджелесе было совсем как летом, и Мелани наслаждалась неожиданным отдыхом в этом райском уголке. Она прикрыла глаза, блаженствуя в солнечных лучах. — Спасибо, что привезли меня сюда.