Любовный роман ее жизни (Наталья Долгорукая)
После четырех месяцев «звериного сидения» в яме князя Ивана тайно увезли из Березова. Прибежала утром Наталья проведать мужа – а его и нет, и никто не знает, куда подевался. Отчаяние ее было так велико, что даже новый комендант испугался: пожалуй, он не устоит и пустит в душу свою милосердие к ней. И, чтобы избежать искушения, посадил княгиню, только что разрешившуюся от бремени, в ту самую яму, где недавно сидел ее муж.
А ведь Березов – край вечной мерзлоты…
Поскольку всех Долгоруких из острога свезли, сын Натальи, Миша, оставался брошенным без призора. Если бы не местные солдатки, умереть бы ему с голоду. Да и княгине Наталье с новорожденным тогда не выжить. Ему это сидение в яме и впрямь будет стоит жизни: второй сын Натальи, Дмитрий, начнет страдать нервным расстройством, а спустя несколько лет умрет преждевременно. Ну а она сама почти ослепла от слез в своем узилище, едва не лишилась ума…
Наконец комендант испугался, как бы не померла узница. Ведь тогда он пострадает не за недостаток усердия, а за его переизбыток! И он выпустил княгиню Наталью.
Несчастная женщина вернулась в разоренный дом – и приготовилась доживать здесь свой печальный век.
Смерти она уже не боялась. Хотела только знать, где ее любимый муж и сердечный друг, ее сострадалец и товарищ (иначе она его и не называла, как если бы князь Иван терпел ссылку ради нее, а не наоборот!), любовью к которому она жила все эти годы, ни единого разу не пожалев о том, что всю жизнь принесла в жертву этой любви.
А в самом деле, где же был он в ту пору, ее сострадалец?
Князя Ивана привезли в Шлиссельбург и поместили в крепость. Недруги Долгоруких, которые никак не могли угомониться (что и говорить, фамилия сия немало в свое время постаралась, злобствуя и возбуждая против себя людей, а месть – это ведь то блюдо, насытиться которым, говорят, невозможно!), готовили новый процесс против них. Так всегда в России: изобличить очередного врага – лучшее средство возвыситься в глазах государевых. Однако поносные словеса, о коих удалось разведать мастеру следственных дел Ушакову, оказались сущей ерундой по сравнению с теми наветами, которые сам на себя возвел несчастный Иван Долгорукий, не выдержавший пыток.
Князь бредил наяву и однажды рассказал (хотя его и не спрашивали, ведь об этой тайне никто не знал) историю подложного завещания императора Петра II. Вот радость-то была для долгоруковских неприятелей! Вот это и в самом деле государственное преступление, которое позволит под корень вывести всех Долгоруких!
Началось новое разбирательство, к которому были привлечены не только березовские ссыльные, но и дядья князя Ивана: Василий Лукич, Иван и Сергей Григорьевичи. Причем Сергей Григорьевич был уже помилован императрицей по протекции тестя своего, петровского сподвижника, знаменитого Шафирова, и даже назначен послом в Лондон, однако выехать туда не успел, был остановлен – и разделил участь соучастников по делу о подложном завещании.
8 ноября 1739 года Долгорукие были преданы мучительной казни четвертованием на Скудельничем поле близ Новгорода.
В последние минуты жизни князь Иван держался на редкость мужественно.
Вот то, о чем не знала Наталья. Но, видимо, сердце подсказало ей, что милого друга на свете уж нет. В конце 1739 года она подала «доношение» на высочайшее имя с просьбой: если муж ее жив, пусть ей позволят разделить его судьбу, если нет, то умоляет она постричь ее в монахини.
Ответ пришел на диво быстро – всего через полгода. Тут-то и узнала Наталья о печальной участи любимого мужа. А заодно – о том, что она и дети ее полностью помилованы и им дозволено вернуться в Россию, жить у старшего брата Петра Борисовича.
Пути в те времена были так долги, что Наталья прибыла в Москву лишь 17 октября 1740 года – отчего-то судьба так распорядилась, что это оказался именно день смерти ее гонительницы Анны Иоанновны.
Жизни под присмотром братьев у Натальи не получилось: там шли споры о громадном наследстве графа Шереметева, из которого несчастной сестре уделили только одну деревеньку. Однако немедленно постричься в монастырь она тоже не смогла, хотя и собиралась, – нужно было позаботиться о воспитании сыновей.
Разумеется, в общество Наталья уже не вернулась и лишь со стороны наблюдала за теми переменами, которые происходили в России. После краткого междуцарствия Анны Леопольдовны на престол взошла Елизавета Петровна, помиловавшая всех Долгоруких (хотя они в свое время и ей немало попортили кровушку и однако даже княжна Екатерина была возвращена в Москву и выдана замуж за Якова Брюса), но наказавшая всех клевретов прежнего царствования. Пострадали и Бирон (хотя ему за всегдашнюю тайную к царевне Елизавете любовь досталось еще не слишком-то тяжело, а дочери его потом воспитывались при дворе), и Остерман, и вице-канцлер Головкин, и Лопухины. А Волынский, за сына которого так старательно пытались когда-то выдать Наталью Борисовну, сложил голову на плахе еще при Анне Иоанновне. Многие из прежних врагов, впрочем, и сами умерли, да от их участи Наталье было ни жарко, ни холодно. Месть ее никогда не грела, не радовала, так же, как не обрадовали ее собственные, вдруг с неба свалившиеся успехи среди мужчин. Загадочная и прекрасная (она все еще была очень красива, несмотря на перенесенные тяготы) вдова, живущая хоть и в миру, но сущей монахиней, затворившаяся в своем селе Волынском под Москвой, часто бывавшая по приглашению императрицы и в Покровском, привлекала их. Великий князь и будущий наследник российского престола Петр Федорович был влюблен в нее, даром что прекрасная княгиня была на четырнадцать лет старше… Но ни на чьи чувства Наталья более не ответила, никакого предложения о браке не приняла. Ее поддерживал, ей помогал младший, любимый брат Сергей Петрович Шереметев. Все, что ее в жизни заботило, была лишь участь сына Михаила (Дмитрий рос болезненным и слабым, видно было, что он не жилец на белом свете). Михаил выучился, повзрослел, затем Наталья приискала ему жену – княжну Голицыну. Та, впрочем, вскоре умерла, и тогда Наталья женила Михаила на баронессе Анне Николаевне Строгановой.
Теперь она могла почувствовать себя вполне свободной от мира и в 1758 году уехала вместе с младшим сыном в Киев, где постриглась во Фроловском женском монастыре с именем Нектария. Из тиши своей монастырской кельи она приветствовала воцарившуюся на роскошном троне Екатерину II и получила от нее благосклонный ответ: «О сыновьях ваших будьте уверены, что по справедливости милостию и покровительством моим оставлены не будут. Впрочем, поручаю себя молитвам вашим и пребуду вами всегда благосклонна…»
От покинутого мира оставалось у Натальи одно дело, за которое она взялась бы еще в Березове, когда бы способствовали тому условия. Ей давно хотелось написать историю своей великой любви, рассказать людям о том, сколько жертв любовь от человека требует и каким счастьем награждает.
Счастьем и горем…
Просил написать о ее жизни и сын Михаил. Тогда, в 1767 году, Наталья взялась за свои «Своеручные записки». И выпустила на свет божий те тайные признания, которые многие годы бережно лелеяла в душе своей:
«И я была человек, все дни живота своего проводила в бедах и всё опробовала: гонения, странствия, нищету, разлучение с милым, всё, кто что может вздумать… Во всех злополучиях я была мужу своему товарищ; и теперь скажу самую правду, что, будучи во всех бедах, никогда не раскаивалась, для чего я за него пошла. Бог тому свидетель: всё, любя мужа, сносила; сколько можно мне было, еще и его подкрепляла… Он всего свету дороже был. Вот любовь до чего довела! Всё оставила: и честь, и богатство, и сродников, и стражду с ним, и скитаюсь. Этому причина – вся непорочная любовь, которой я не постыжусь ни перед Богом, ни перед целым светом, потому что он один в сердце моем был. Мне казалось, что он для меня родился и я для него и нам друг без друга жить нельзя. И по сей час в одном рассуждении и не тужу, что мой век пропал, но благодарю Бога моего, что он дал мне знать такого человека, который того стоил, чтоб мне за любовь мою жизнию своею заплатить…»