Морская волчица (Ольга Голубовская)

Не до мещанства было, честное слово. Ни с того ни с сего грянула Февральская революция, а там и Октябрь накатил.
* * *
15 октября 1921 года, около пяти часов дня, яхта генерала Врангеля «Лукулл» была протаранена шедшим в Батум итальянским пароходом «Адриа».
Барон Петр Николаевич Врангель и командир «Лукулла» находились в тот момент на берегу. На пять часов на яхте было назначено совещание, однако, поскольку редактор общеармейской газеты Николай Владимирович Чебышев не мог на нем присутствовать (накануне он был жестоко избит какими-то злоумышленниками, а потому прикован к постели), решено было провести совещание у него дома. Туда направились все сотрудники генерала, а вскоре подъехал он сам. В это время и произошло крушение.
Спокойное поведение всех чинов яхты и конвоя главкома позволило погрузить команду на шлюпки. Все офицеры и часть матросов до момента погружения судна оставались на палубе и, лишь видя неотвратимую гибель яхты, бросились за борт и были подобраны подоспевшими катерами и лодочниками.
Дежурный мичман Сапунов пошел ко дну вместе с кораблем. Кроме мичмана, погиб также корабельный повар, кок Краса. Позже выяснилось, что погиб еще третий человек, матрос Ефим Аршинов, уволенный в отпуск, но не успевший съехать на берег.
«Адриа» врезалась в правый бок яхты и буквально разрезала ее пополам. От страшного удара маленькая яхта почти тотчас же погрузилась в воду и затонула. Удар пришелся как раз в срединную часть «Лукулла»: нос парохода прошел через кабинет и спальню генерала Врангеля.
На «Лукулле» погибли документы главнокомандующего и все его личное имущество. Хоть и было велено начинать работы водолазов, однако надежды спасти что-либо было мало: «Лукулл» стоял в таком месте, где глубина достигала тридцати пяти сажен.
* * *
После Октября Ольгу Голубовскую, как пострадавшую от капиталистов (все-таки отрубленный мизинец сильно портил красоту ее маленьких и очень изящных ручек!) и проверенного товарища, сначала назначили в Чеку  [1] на Гороховой улице: давить к ногтю проклятых буржуев, которые революцию пережили, хотя это в большевистских планах предусмотрено не было.
Товарищей по работе, в порядке партийной дисциплины, то и дело отправляли комиссарами на фронт (грянула Гражданская). Однако Ольга держалась за свое место руками и зубами. Ей очень нравилось разъезжать на казенном черном, роскошном «Кадиллаке», клаксон которого трубил «матчиш»  [2], а за рулем непременно сидел красный революционный матрос в кожаном реглане. Иногда он тискал и мял комиссаршу Голубовскую на сиденье того же самого «Кадиллака», даже не расстегнув своего шикарного реглана.
Впрочем, эка невидаль! У Ольги теперь тоже был комиссарский реглан, и черная юбка, и сапожки… Еще у нее было с десяток брильянтовых перстеньков да всякие разные другие камушки: реквизировала у буржуев, а кое-что они и сами отдавали – за письмо, отправленное к родне, за весточку от семьи… Ольга, конечно, была лишена дешевых сантиментов, однако к камням она относилась прекрасно!
Чтобы удержаться на сем месте, она ретиво секретарствовала на допросах «гадов» и «гадин», а также усердствовала в провокаторском ремесле. Ее подсаживали в женские камеры, там она слушала в оба уха, а частенько и сама вызывала разных «бывших» дамочек на признания. У нее был пагубный дар вызывать в людях доверие – на жалость человеческую била. Слезные железы у нее были какие-то ужасно чувствительные, слезы начинали литься по приказу партии, а на бедных женщин, лишившихся всего на свете и ожидавших прощания с жизнью, это почему-то действовало очень сильно. Оказывается, есть на свете кто-то несчастнее их… Как не пожалеть девочку, как не пооткровенничать с ней?
Откровенничали…
О чем только бедолаги не болтали! Например, рассказывали, как поистине умные люди дурят «этих диких зверей, вырвавшихся на волю», – большевиков, стало быть. Ольга узнала, что вытворяла баронесса Искюль. Она занимала зимой восемнадцатого года целый особняк. Там перебывали в свое время все деятели эпохи, начиная с Горемыкина и кончая Троцким. Баронесса состояла в общении с самыми несоединимыми людьми! Она проявляла большую изобретательность для ограждения себя от революции. В одной из комнат, например, висел плакат: «Музей борьбы за освобождение» и стояли витрины с непонятной дребеденью. Это – против уплотнений. А для безопасности передвижения по улицам хозяйка заказала лакею и дворнику матросскую форму и по вечерам, когда нужно, выходила в их сопровождении…
После того как Ольга Голубовская довела эту информацию до слуха товарища Петерса, который возглавлял в то время Чеку, игры баронессы Искюль немедля прекратились, а ее знакомым пришлось поставить ей свечку за упокой либо выпить на помин ее души, уж кто что предпочитал.
Ох, как роскошно Ольга себя чувствовала, когда, вдоволь навсхлипывавшись в камере, потом появлялась на допросах той или иной барыньки в своем умопомрачительном реглане, поблескивая перстеньком, который та же самая барынька дала ей в уплату за передачу письмеца сыну или матери. («Ты же еще ребенок. Не станут они тебя тут держать, непременно выпустят, тогда сделай милость…»)
Золотое было время, шелковое!
В Чеке Ольга процветала, как сыр в масле каталась. Однако как-то раз случилась у нее страшная оплошка: переусердствовала в пыточном ремесле, загубила человека, который должен был вывести на след «контрреволюционной банды». Пока чекисты тыкались, словно слепые кутята, искали на ощупь концы, банда успела уйти через финляндскую границу, где у нее было окно.
Товарищ Петерс собственноручно бил товарища Голубовскую по морде и злобно лаял национальность ее отца. На помощь пришел сам товарищ Зиновьев – за Ольгу Федоровну заступился, товарищу Петерсу на его собственные ошибки указал. Нажаловался Ленину! С тех пор у Зиновьева с Петерсом сделалась лютая вражда. Однако Голубовскую не поставили к стенке, как на том настаивали Петерс и, между прочим, Дзержинский, а всего лишь, как проверенного товарища (ну подумаешь, оступилась, с кем не бывает!), отправили укреплять штабные армейские разведотделы на Южный фронт.
Ох, тут она хлебнула лиха! Никакого разведотдела пока еще не было. Пришлось пострадать сестрой милосердия да рядовым бойцом. Но опять же помогло то, что была грамотная, писала без ошибок, да и голова у нее варила пошибче, чем у трех мужчин враз. Очень скоро Ольга уже била по клавишам «ремингтона» в штабе армии, перепечатывая, а то и составляя самостоятельно донесения командования.
В конце концов такую «грамотную кадру» (это фраза из ее первой служебной характеристики) заметили в штабе фронта. Вспомнили, зачем ее присылали из Чеки… Начался новый взлет ее карьеры! Именно в это время молодое Советское государство спохватилось: а ведь разведка у нас, что внешняя, что внутренняя, поставлена из рук вон плохо.
После Октябрьского переворота большевики не трогали военную разведку, в отличие от военной контрразведки, которую сразу же разогнали, так как оная была замешана в развернувшейся летом 1917 года кампании по обвинению большевиков в шпионаже в пользу Германии.
Разворачивающаяся в начале 1918 года полномасштабная Гражданская война потребовала от большевистского руководства создания регулярной армии. Образовывается Высший военный совет. Руководящие должности в аппарате ВВС занимали бывшие офицеры Главного управления Генерального штаба, в том числе и кадровые русские разведчики.
При нем был создан орган разведки – Военно-статистический отдел (ВСО). Он включал в себя разведывательную часть, регистрационную службу (контрразведку), военно-агентское и общее отделения. Военно-агентское отделение курировало личный состав военных миссий за границей, назначение военных агентов, а также сношения с иностранными военными миссиями в России. Общее отделение ведало всевозможной штабной канцелярщиной.