Единственный шанс
Его рука скользнула под вырез платья. Она блаженно улыбнулась, подтверждая, что позволяет делать с собой все, что он хочет. Ченс прикоснулся к обнаженной груди. Дженни потянулась и поцеловала его в губы. Пальцы заскользили по ее плечам, сдвигая вниз лямочки платья. Руки тряслись, когда он принялся гладить и ласкать обнаженную кожу. Соски Дженни напряглись, упираясь ему в ладонь и напоминая о своем существовании.
Ченс не смог сдержать порыв и прикоснулся к ним губами. Мягкие, сладкие, они мгновенно затвердели от прикосновения языка. Он надвинулся на нее, окончательно забыв обо всем.
Дженни рванула его рубашку, желая ощутить его обнаженное тело, почувствовать его нарастающий жар. Пуговицы отлетели с треском. Она судорожно вздохнула, ощутив ладонями горячее мужское тело. Под ее ласкающими движениями его мышцы напрягались и перекатывались буграми. Дженни провела ладонями по спине в полном восхищении от совершенного открытия. Она была в полном восторге, но впереди ее ждал страх неизведанного, — Дженни, остановись!
Его команда запоздала. Она чувствовала нарастающую тянущую боль внизу живота. В наступившей тишине Дженни только постанывала и шептала его имя, желая большего, чем он давал ей сейчас, и не желая останавливаться на этом.
Она раздвинула бедра, открывая ему доступ к той части тела, о которой он мог только мечтать в своих снах. Ченс скатился на бок, в примятую ею ямку.
— О Господи! — выдохнул он. Кровь гулко стучала в висках. Мечта когда-нибудь погрузиться в нее могла в ближайшие мгновения превратиться в реальность.
Рука его сама собой скользнула с живота вниз, легла на обнаженную ногу, потом продвинулась выше. Пальцы наткнулись на кружевную полоску, окаймляющую нейлоновую преграду, стоящую между ним и блаженством.
Дженни вздрогнула от его прикосновения. Пальцы его продвинулись дальше. Последовавшие затем судорожный вдох и стон сказали ему гораздо больше, чем человек способен выразить словами. Он вторгся на девственную территорию. Ченс мог дать руку на отсечение, что Дженни еще не знала мужчину. Понимание этого было мучительно. Сколько раз в своих снах он мечтал стать для нее первым и единственным, боялся, что это может не произойти, и одновременно с ужасом осознавал, что это не может произойти никогда.
Ченс уронил голову ей на грудь. Дышать и при этом не шевелиться было истинным мучением. Но в конце концов… мало-помалу… он совладал с собой. Если нельзя быть с Дженни так, как ему хочется, то, во всяком случае, черт побери, он способен показать ей, что такое настоящая страсть, — Что ты?.. — Дженни задохнулась, не договорив фразу, потому что рука Ченса проникла за нейлоновый барьер. Она широко распахнула глаза, глядя в лицо любви. — Не… — продолжила было она, но в следующее мгновение от ее здравомыслия не осталось и следа.
Пальцы его гладили, прижимали, сначала медленно, потом все сильнее ее разгоряченную, напрягшуюся плоть.
В какой-то момент ей показалось, что сейчас она умрет.
— Дженни вцепилась обеими руками ему в плечи.
Ченс дарил ей такое наслаждение, какого она не могла себе даже представить. Она таяла от прикосновений его рук, губ, которые шептали какие-то слова.
Потом все тело пронизала неведомая дрожь. Глаза Дженни заволокло слезами. Ей казалось, что каждая клеточка тела пульсирует и отзывается на прикосновения к тому месту, которым владел Ченс.
Переполненная чувствами, она не выдержала и испустила громкий крик, испугавшись ошеломительного желания унестись ввысь от прикосновений любимого человека.
— Не бойся, Дженни, — умоляюще прошептал он. — Дай волю своим чувствам, милая. Я не могу унестись вместе с тобой, но дай мне унести тебя!
— Че-е-е-е-е-енс! — Она выгнулась дугой в его руках. Под крепко зажмуренными веками вспыхнул ослепительный свет, пламя полыхнуло по всему телу. Она застонала, когда Ченс крепко обнял ее и зарылся лицом ей куда-то под подбородок. Она ощутила его слезы, и даже во всей своей невинности сумела осознать силу духа этого мужчины, который сумел подарить ей несказанную радость и сдержать свое собственное желание. — Никогда не прощу, что тебя не было во мне в этот момент, — прошептала она, часто моргая, чтобы согнать слезы с ресниц от необыкновенного ощущения счастья.
— А я бы никогда не простил себе, если бы это произошло, — ответил он. — Я обещаю, это больше не повторится.
Он встал и внезапно застыл, не в силах идти от боли.
Потом нагнулся и резко выдохнул, приходя в себя и усмиряя взбунтовавшееся тело.
Дженни трясущимися руками оправляла платье. Слезы текли по ее лицу, пока она методично выбирала из волос застрявшие соломинки и отряхивалась.
В очередной раз набрав полную грудь воздуха, Ченс выпрямился — как раз в тот момент, когда она пыталась справиться с выражением своего лица. Он понимал, что причинил ей боль, но боль в его собственной душе была во сто крат сильнее. Дженни не подозревала, что он был готов убить каждого, кто посмеет посмотреть на нее дважды. В его глазах она стала его женщиной. Но он не мог обладать ею. Все, что у него было, — это призраки и ежемесячное жалованье.
Слишком мало, чтобы осмелиться обладать наследницей ранчо «Три Т».
— Возвращайся домой, Дженнифер Энн. И никогда больше не приходи сюда одна. — Она услышала только грубость его тона. От душевной боли и слез, заливающих глаза, она не видела выражения полного отчаяния на его лице.
— Иди ты к черту, — проговорила она, проходя мимо и не поднимая голову.
— Уже пошел, Дженни, уже пошел, — прошептал он ей вслед.
Она вышла на солнце — и из его жизни.
Следующие два месяца показались сущим адом.
Дженни носилась с одной вечеринки на другую, словно бабочка, перелетающая с цветка на цветок. Буйство, казалось, стало для нее нормой.
Но Хуана считала иначе. Она видела, с каким лицом Дженни вернулась в тот день из амбара. Когда та проходила по кухне, Хуана незаметно сняла последние соломинки с платья. Она была потрясена горькой сардонической усмешкой, застывшей на губах девушки.
Что произошло между ее любимицей и старшим конюхом, старая женщина не знала, но чувствовала, что для Дженни это оказалось большим потрясением.
Хуана уже неоднократно слышала жалобы работников ранчо, что Ченс вдруг стал срывать на них свою злость, придирается ко всем и вся, хотя потом сердится на себя за несдержанность. Работники ходили перед ним на цыпочках. Единственным, кто не понимал, в чем дело, был сам Маркус Тайлер.
Однажды во время еженедельной рабочей встречи Маркуса с Ченсом бесконечный круг саморазрушения, который грозил превратиться в настоящий хаос, разомкнулся. Когда беседа подходила к концу, появилась Дженни со своим спутником.
— Маркус, — заговорила Дженни с порога, — мы с Нельсоном хотим покататься верхом и подумали, что ты мог бы… — Она запнулась. В ее глазах мелькнуло выражение полной опустошенности и боли, которое только Ченс и успел уловить. Рано или поздно подобная встреча неизбежно должна была состояться, но сейчас она была более чем некстати. Нельсон являлся единственным потенциальным женихом, который удостоился повторного приглашения. Его присутствие грозило повергнуть Ченса в бешенство.
— Извини, — произнесла она, чувствуя, как весь мир разлетается вдребезги, — я не знала, что ты занят.
— Ничего страшного, Дженни, — улыбнулся Маркус, не замечая мгновенно возникшей напряженности. — Мы как раз заканчиваем еженедельное подведение итогов. А что касается прогулки — я пас. Как только мы с Ченсом закончим, мне надо будет лететь в Даллас. У нас там совещание. Вернусь завтра.
Ченс заметил, как радостно загорелись глаза Нельсона при известии о том, что сегодня Дженни останется ночевать одна. Кулаки непроизвольно сжались, и он едва не сделал шаг вперед, но только молчаливая мольба в глазах Дженни остановила его от необдуманного поступка.
— Ох, черт! — выдохнул он, не думая о том, что его могут услышать. — Босс, если вы еще что-нибудь захотите мне сказать, я буду на улице. Что-то мне воздуха не хватает.