Заколдованный остров
– Не обманешь судьбу, мир – пустыня безбрежная… Мы – уроды душой, сонм больных и калек… Не помогут мольбы, и томимся по-прежнему…
Пустоте все равно, был ли ты, человек…
«Мы уроды душой… – Он не хотел открывать глаза, да и зачем открывать глаза? Полутьма снаружи и такая же полутьма внутри… – Мы уроды душой… Может быть действительно все дело в нас самих, в наших душах, а не в окружающем мире? Окружающий мир здесь вовсе ни при чем, а вот наше восприятие мира… Все видится в черном цвете, потому что чернота находится внутри нас… Может быть – так?..»
Столик слегка пошатнулся от толчка и рядом проникновенно сказали заплетающимся языком:
– Влад, др-ружище… Н-наконец-то я тебя нашел!
Влад открыл глаза. Вийон расслабленно плюхнулся на стул напротив него, спиной к Грустной Певице. Поставить бокал на стол, прежде чем сесть, он не догадался и, конечно же, выплеснул добрую половину содержимого прямо на свою изрядно помятую, неопределенного цвета тунику.
– А вот ведь нашел, н-нашел! – поводя пальцем перед носом Влада, нетрезво приговаривал Вийон и бессмысленно улыбался. – Спрятаться от меня вздумал, Влад? Дудки! От меня никуда не спр-рячешься, н-никуда.
Вот так и запомни, Влад: ни-ку-да! – Вийон победно вскинул бокал и тут же опять облился. – Давай лучше выпьем, Влад!
Не дожидаясь ответа, Вийон запрокинул голову и одним длинным глотком опустошил бокал, чуть не свалившись при этом со стула. С трудом удержав равновесие, он подался вперед и попытался то ли похлопать Влада по плечу, то ли погладить по голове, но не дотянулся: рука его упала на стол. Влад поспешно отодвинул в сторону свое вино и негромко сказал:
– Осторожно, Вийон, осторожно.
– Да! – Вийон мотнул головой, навалился грудью на стол и наконец нашел желанную опору. – Я всегда осторожно, Влад… Я оч-чень осторожный и оч-чень хороший… Да, Влад? И не надо от меня прятаться, я тебя все равно найду! Так или не так, Влад? Я правильно… пр-равильно говорю?
– Правильно, все правильно ты говоришь, – заверил его Влад. – Только не надо так громко.
– Недуг бытия… О тяжелый недуг бытия, – тихо жаловалась Грустная Певица. – Вот тот тайный порок, что гнетет нас и гложет… Вот та мысль, что нам душу тревожит… Неужель заразилась и я?..
– Да! – внезапно встрепенулся затихший было Вийон. – Совершенно верно… Гораздо хуже, чем недуг небытия, правильно, Влад? Тот недуг уже никого не гнетет и не гложет. Правильно, Влад? С-слушай, слушай ее, Влад. Она все правильно поет… Я люблю ее слушать…
Вийон, полуобернувшись к помосту, выставил перед собой руку и начал с чрезмерной нетрезвой старательностью водить ею из стороны в сторону, пытаясь попасть в такт пению хрупкой женщины с бледным, почти неподвижным лицом. Взгляд его совсем затуманился и Владу показалось, что Вийон вот-вот уснет – если уже не уснул.
Влад не знал, чем занимается этот небритый голубоглазый узкогрудый парень с давно забывшими о расческе кудрявыми светлыми волосами; вернее, чем занимается кроме того, что часами просиживает в разных кафе за бокалом вина или кружкой пива, или за тем и другим вместе – и льется все это в него, как в бездонную бочку, хотя, казалось бы, куда там литься? Невысок ростом был Вийон, и комплекцией своей вовсе не походил на тех мускулистых громил, что колошматили друг друга неподалеку отсюда, на арене амфитеатра. Вийон, судя по его расшатанно-расплывчатому состоянию, на кулачных боях не был и позора Влада не видел… Да, Вийон смотрел на окружающее через тонкие стенки бокалов, но мог, тем не менее, рассуждать вполне внятно и логично, поддерживать любую беседу и, даже на время погружаясь в полусон, не терять ее нить. Владу были не в тягость эти беседы, хотя содержание их он не мог бы как следует вспомнить… как и содержание многих других разговоров…
– Вот, вот, слушай, слушай! – встрепенулся Вийон, уставив палец на Влада. – Вот сейчас… это место… мне ос-собенно нравится…
– Чужие края… Там, за смертью, чужие края, где в скитаниях наших никто не поможет, – безнадежно пела женщина в черном. – Только жаль, что наш век… так бессмысленно прожит… – Голос ее смолк на несколько мгновений и в кафе стало очень-очень тихо, и люди за столиками показались Владу тенями, всего лишь тенями того, что на самом деле вовсе не существует и никогда не существовало. – Но излечен… недуг… бытия… – тихо, словно задыхаясь, словно погружаясь все глубже и глубже в пустоту, словно уходя безвозвратно, закончила певица – и лиловый свет погас, и помост погрузился в темноту, скрывшую невысокую тонкую фигуру в длинном черном платье с мерцающими искрами.
– Вот оно, Влад… Из-ле-чен! – палец Вийона все-таки дотянулся до Влада и потыкал его в грудь. – Вот тебе и лучшее лекарство, Влад.
С-самое надежное! Хотя, согласись, в недуге бытия тоже есть свои прелести. Да, Влад? Правильно?
– Да уж наверное, – нехотя сказал Влад; не было у него желания углубляться в обсуждение таких тем. К тому же, пострадавшая челюсть продолжала болеть, и эта боль почему-то тупо отдавалась в затылке.
– Вот именно! – Вийон удовлетворенно потер ладони. – Тут посидишь, там посидишь… Бокал, другой, третий… Прогуляешься, поразмышляешь о возвышенном, о прекрасном. Сорвешь цветок, вглядишься в совершенство и изящество линий. Вдохнешь его аромат… м-м-м!
Восхитишься богатством красок… Спросишь себя: откуда это чудо, это диковинное диво, как могло возникнуть столь упоительное единство формы, цвета и запаха? И вознесешься ммслями в такую вышину… Есть хлеб для тела, Влад, но есть и для души… И тут – трах-бах! – ветер, вода хлещет, как из лопнувшей трубы, и ты весь уже мокрый с ног до головы, и без своего недопитого бокала, и тебя несет куда-то, и какой-то хлам вокруг – а где же цветок, Влад, где? – и физиономией тебя прямо в какие-то колючие кусты… Вот тебе и совершенство, вот тебе и восхитительное изящество линий. Согласен, Влад?
Влад с интересом смотрел на неожиданно утратившего всю свою сонливость собеседника. Вийон сопровождал свою витиеватую речь замысловатыми движениями рук – поблескивали в полумраке перстни, кольца и браслеты – и язык у него теперь совсем не заплетался.
– Согласен, Влад? – с нажимом повторил Вийон.
Влад не знал, с чем, собственно, должен соглашаться, но не стал уточнять, а просто кивнул. Никто из сидящих в кафе не обращал на них внимания.
– Вот! – удовлетворенно воскликнул Вийон. – Мокро, жестко, колко, тряпки какие-то грязные у лица, представляешь? Никакого тебе изящества, в нос и в рот песок набился – не продохнешь, задница совершенно отсырела и ей ужасно неуютно… Но! – палец Вийона вновь торжествующе взметнулся над столом. – Вот они, парадоксы нашего существования, и в этом-то вся прелесть так называемого недуга бытия!
Прекрасная роза среди куч дерьма. И наоборот: куча дерьма среди прекрасных роз. Понимаешь, Влад? Все в жизни переплетено, возвышенное соседствует с низменным, красота ходит в обнимку с безобразием, изысканное вино уживается с похмельной головной болью и глядишь – а кто-то гадит прямо на клумбу с прелестными нежнейшими цветами.
Понимаешь?
– Ты хочешь сказать, что лежа в грязи, нанесенной сегодняшним потопом, сумел найти в этом какую-то привлекательность?
– Вот именно! – вскричал Вийон и, двинув локтем, опрокинул на стол свой пустой бокал. – Именно сумел найти. Представляешь: мокро, грязно, жестко, все колется и царапает, в ноздрях полно земли и всякой дряни – и вдруг мягкое такое сияние, нежный такой блеск – этакий лучик надежды во мраке жизни. Дар, преподнесенный судьбой.
Трепетный, но неумолчный зов прекрасного среди подавляющей тупой немоты повседневности. Искра вечного огня, не погасшая среди волн, не исчезнувшая в этом всесокрушающем потоке, намочившем мне задницу. Это ли не знамение, Влад? Это ли не символично? Нетленная, неугасимая искра вечного!
– Да что же это за искра такая? – не вытерпел Влад, слегка оторопевший от неиссякаемого красноречия Вийона. – Непочатую бутылку вина ты там нашел, что ли?