Белый щенок ищет хозяина

– Ну, давай…
И никто не заметил, когда в черных волосах отчаянной девчонки появилось яркое перо Жар-птицы.
Уголек вывел охотников к поляне, где из травы поднимали свои круглые спины валуны-слонята.
Это были маленькие слонята, а не мамонты, и в душе Уголька шевельнулась жалость. Он лежал в молодом колючем сосняке рядом с Толиком и жалел слонят, будто они были живые, а не из камня. Он всегда так играл – забывал, что в игре не все настоящее. А сейчас Уголек привел охотников к поляне, где паслись знакомые слоновьи детеныши, и его слегка мучила совесть.
И когда охотники вскочили и бросили камни, и хотели добить топорами загнанных в ловушку зверей. Уголек выбежал на поляну. Он выбежал и крикнул, подняв свой топор:
– Стойте! Не надо убивать мамонтов!
Все остановились и замолчали, и только удивленно покачивали головами сосны. Толик опустил свое оружие. Он был вождем племени. Его выбрали вождем, потому что он все время что-нибудь придумывал. Это он умел. Кроме того. Толик был самый старший. Мушкетеру, правда, тоже исполнилось двенадцать, но его не сделали вождем. Тетка сказала что он оболтус.
Толик опустил топор, и другие охотники тоже опустили топоры. Даже Тетка.
– Почему не надо убивать мамонтов? – удивился Славка.
– Почему не надо? – подумав, спросил Уголька вождь охотников.
– Можно приручить их, – сказал Уголек. – Они сильные, они буду помогать нам… Это добрые звери…
Он стоял с опущенным топором среди больших круглых камней, и Толику вдруг показалось, что камни сейчас оживут. Шевельнутся и поднимутся на толстых ногах, вскинут хоботы и выставят желтые кривые бивни… И по приказу Уголька встанут на дыбы. Все разом.
Толик подошел к Угольку, а охотники остались у края поляны.
– А если мамонты растопчут тебя? – тихо спросил вождь. Уголек поднял на него черные задумчивые глазищи.
– Не растопчут. Звери меня не трогают. Я их люблю.
Он только не сказал, что больше всех зверей любит собак.
– Ты мог бы стать укротителем, – раздумывая, произнес Толик. – Правда, мог бы.
– Зачем?
– В цирке.
– В каком цирке? – удивился Уголек, потому что знал, что мальчишек не берут в укротители. Но Толик уже придумал.
– В нашем, – сказал он. – Сами устроим цирк. Ведь идея?
Если бы знал Уголек, сколько неприятностей случится из-за этой идеи! Но про неприятности потом…
 
ПОХИЩЕНИЕ БЕРТЫ. ИНОГДА ХОЧЕТСЯ БЫТЬ ОТКРОВЕННЫМ
– А как же охота? Эй вы, дрессировщики! – начала злиться Тетка. Ей не терпелось испробовать в деле настоящий каменный топор.
– Я знаю, где живет старый мамонт. Он злющий, – сказал Уголек.
Он повел охотников к вывороченному пню. Самый большой корень этого пня был похож на хобот, а два корня по бокам торчали, как острые бивни.
Шли гуськом, и сзади всех шагал Витька-Мушкетер. Он собирал букет из ярких листьев папоротника. Витька забыл, что через час желтые перья увянут и свернутся в сухие коричневые трубочки.
Но охотники не дошли до старого мамонта. Недалеко от дома, где кончается хвойный лес и шелестит невысокий березняк, они услыхали противное блеяние.
– Берта, – определил Уголек. – Курьянова коза.
Братья Селивановы и Тетка уже знали про Курилыча. Они выразили сожаление, что козу почтенного пенсионера нельзя тут же пустить на похлебку.
– Вся в хозяина, ведьма, – пожаловался Уголек. – Бодается, как бешеная.
– Тетка, оставь топор, – строго сказал Толик. – Это все-таки не дикая коза.
Но если топоры охотников не грозили гнусной козе Курилыча, то ее поджидала другая неприятность: Витька-Мушкетер со зловещей медлительностью вытягивал из-за ремня шпагу. У него с козой были особые счеты.
Мягким шагом Витька двинулся туда, где раздавалось блеяние…
И вдруг послышался Витькин призывный свист.
– Тихо, – зашептал Мушкетер, когда все залегли рядом. – Смотрите, что делает, гад.
Среди тонких березок гулял Курилыч. Он гулял в синей рубахе навыпуск, брюках галифе и тапочках. Из-под брюк торчали белые завязки кальсон.
Круглое брюхо медленно колыхалось под рубахой. Остатки шевелюры и розовую лысину Курилыч защитил газетным колпаком.
– Что он делает здесь? – удивился Славка.
– Что? – дернул Толик Мушкетера за штанину.
– Не видите?
Курилыч подошел к березке и зажал в большом волосатому кулаке вздрогнувшую ветку. Он стал откручивать ее. Старательно, не торопясь.
Лежа в кустах, ребята видели, как трепетали мелкие листья, лопалась тонкая кожица коры и перекручивались белые волокна. Потом Курилыч рванул ветку, и она оторвалась, потянув за собой кору узким ремешком…
Толик даже вздрогнул. А может быть, это лишь показалось. Но он тихо и медленно сказал:
– У нас бы за это просто убили.
– Где? – прошептал Уголек.
– В степи… У нас там три тополька прижились, так за ними знаешь как ухаживали… Один пьяный дурак машиной тополек зацепил и сломал. Знаешь что с ним за это сделали? Со строительства прогнали.
– Уволили? – шепотом спросил Уголек.
– Наверно, уволили потом. А сперва просто его чемодан папка наш в самосвал кинул – и катись на все четыре…
– А если бы не покатился?
– Он покатился. Если папа скажет, значит, точка.
– Он у вас сильный, наверно, – сказал Уголек. С уважением сказал. Но без зависти. А чего ему завидовать? У него самого отец такой, что лучше не найти.
– Сильный? – переспросил Толик. – Ну… да. Ну и что? Ты думаешь, он драться стал бы? Он не руками сильный. Просто справедливый.
– Тише вы, – прошипел Славка. – Смотрите, он всю верхушку открутил.
Во время короткого разговора Уголек перестал следить за Курилычем. А за эти полминуты Курилыч согнул и обезглавил тонкую аккуратную березку. Теперь она стояла жалкая, некрасивая. Протянула куда-то наугад оставшиеся длинные ветки, как человек протягивает руки, если внезапно ослепнет.
Тетка сжала зубы, и ноздри у нее вздрагивали.
– Целую кучу веток наломал, – удивился Славка. – Жрать, что ли, будет?
– Видишь, веники вяжет, – объяснил Уголек. – У него в огороде баня своя. Париться будет.
– Давайте все выскочим и заорем, – предложила Тетка. – Он убежит. Вредители всегда трусливые.
– А потом опять придет, – сказал Толик.
Уголек решил:
– Надо Сереже рассказать. Есть такой милиционер. Лейтенант.
Мушкетер задумчиво покусывал травинку, вспоминая одну умную фразу из рыцарского романа.
– Черная злоба опутала ваши сердца, – наконец сокрушенно сказал он. – И нет в них милосердия… Пусть парится человек, жалко вам, да? Пусть парится. Только надо в каждый веник добавить несколько веток боярки.
Боярка – это кусты боярышника, растущие на склоне у камней. Шагах в сорока. Шипы у боярки длиной в палец Уголька, острые и крепкие, как сталь. Говорят, их можно использовать вместо граммофонных иголок. Если такие шипы да в веник…
– А как? – прошептал Толик и показал на Курилыча, который трудился над четвертым веником.
– Он уйдет, – с демонической улыбкой произнес Мушкетер. Передав Тетке свою шпагу, он скользнул туда, где рогатая Берта объедала с березок листья.
Через минуту в отдалении раздался вопль козы. Это было даже не блеяние, а какой-то козлиный вой, полный невыразимой тоски и безнадежного ужаса.
Курилыч заволновался. Он бросил веник и, раздвигая животом ветки, тяжело двинулся в направлении ужасных звуков. Звуки удалялись. Курилыч наддал ходу. Затрещали сучья.
– Бежим за бояркой, – крикнул Уголек.
Через несколько минут Тетка цепкими пальцами развязывала веники, а остальные маскировали в березовых листьях ветки с шипами.
– А вот если он нас поймает… – сквозь зубы сказал Славка. Он перетягивал веник шпагатом и даже вспотел от усердия. – Если он нас поймает…
– Пусть, – сказала отважная Тетка и придвинула топор. – Пусть он, поймает. Браконьерская рожа…