Чоки-чок, или Рыцарь Прозрачного Кота
– Ох, хорошо бы. Да ничего пока у него не выходит…
– Ну, будь здоров, Гаврила.
– И вам доброго здоровьица… – Гаврила помахал дубиной, пароход тонко погудел на прощанье и бодро зашлепал дальше.
Под солнцем искрилась озерная ширь, но горизонт застилала дымка.
– Раньше-то отсюда вся гора со столицей видна была, – с прежней невеселостью объяснил Бочкин. – А сейчас только марево… Ну, ладно, давай, Леша, поворачивать, а то в болото въедем. Да и все равно домой пора. Надо вас еще мороженым угостить…
На обратном пути грусть понемногу улеглась. Погода была великолепная, места красивые. Что ни говори, а замечательная прогулка.
– В следующий раз навестим на Желтых Скалах Авдея Казимировича Белугу. Иначе говоря, дона Куркурузо, – пообещал Бочкин. – Узнаем, как у него дела. Может, и продвинулся он в своей работе…
После возвращения на Пристань все путешественники, кроме тень-Филарета, ели в станционном буфете мороженое и пили чай с земляникой и булочками. Булочки были, правда, черствые (не то что бабкины пирожки), но все равно вкусные. Однако Даша все чаще ерзала на стуле:
– Ох, Лешка, уже совсем вечер…
– Какой же вечер! Солнце вовсю светит!
– Потому что лето! А времени-то уже девятый час!
– Ладно, едем! Спасибо, дядя Бочкин…
Обратно поезд мчался как угорелый. Но Даша все равно волновалась:
– Скорее! А то достанется нам от мамы…
На полном ходу проскочили мимо станции Чьитоноги. Бабка торчала в окошке. Ей хором крикнули:
– Бабушка, спасибо за пирожки!
Но она лишь погрозила пальцем и захлопнула окно.
Зато от мамы не попало. Она только сказала:
– Где это вас носило до такой поры? Марш умываться и ужинать.
Даша и Леша умылись во дворе у крана, съели по тарелке гречневой каши с молоком и, усталые, отправились спать. Они думали, что чудеса на сегодня закончились.
Лунчик Луняшкин
Сперва все было обыкновенно. Задернули шторы, чтобы летний закат не мешал спать. Уснули быстро.
А около полуночи Даша растолкала Лешу.
– Смотри, там что-то светится.
В щель между шторами пробивался ровный желтый свет. Похоже на лампу.
Леша прошептал:
– Может, тетя Ихтилена приземлилась за окном?
– Нет, это на подоконнике…
Много раз пробили в соседней комнате скрипучие часы, и гном Петруша сказал:
– Пора спать…
Но какое тут спать, если рядом опять что-то непонятное!
Даша боялась, и поэтому Леша бояться почти перестал.
– Я знаю, что это такое! Икринка в стакане разгорелась!
Помните, стакан с икринкой Ихтилены неделю назад поставили на подоконник. Так он и стоял там, полузабытый. Икринка лежала себе в воде, как желтоватый стеклянный шарик. Только иногда мерцала еле заметной искоркой.
Откуда же такой яркий свет?
Леша храбро выпрыгнул из кровати и отдернул штору… И засмеялся:
– Ой, Дашка! Иди сюда…
На краю стакана сидел маленький рогатый месяц. Мокрый. С глазками, носом и улыбчивым ртом. Ростом со спичечный коробок. Он был похож на елочную игрушку. От него-то, как от ровного пламени свечки, и расходился желтый свет.
Месяц поглядывал на Лешу и Дашу хитрым крошечным глазом и болтал черными тонкими ножками (вроде тех, что у буквы «а»). Как мальчишка на заборе. Ручки у него тоже были. Он держался ими за край стакана.
Даша прижала к щекам растопыренные пальцы.
– Какой миленький…
– Из икринки вылупился. Это сынишка тети Ихтилены.
– Вот она обрадуется!
Месяц-малыш вдруг тихонько застрекотал. Словно крошечная пичуга или сверчок. И заболтал ножками сильнее. Леша осторожно протянул раскрытую ладонь.
– Не бойся, иди ко мне…
Месяц не боялся. Он ловко вскочил на кромку стакана, а оттуда прыгнул к Леше на руку.
Он был легонький. Такое ощущение, что на ладонь сел кузнечик. И шло от него ощутимое тепло.
Месяц подбоченился, отставил одну ножку, задрал подбородок и опять застрекотал.
– Что-то говорит по-своему, – выдохнула Даша.
– Надо его Ыхалу показать. Ыхало все волшебные и звериные языки знает, оно переведет.
– Прямо сейчас?
– Утром. Неудобно будить Ыхало среди ночи.
Даша мизинцем погладила малыша по теплой выпуклой спинке.
– Живи у нас… Леша, давай придумаем ему имя! Он ведь только родился, и его никак не зовут.
Месяц замер, словно понял, о чем речь, и прислушался.
– Давай назовем… Лунчик!
– Почему?
– Ну… похоже на «Лёнчик». У нас в классе Ленчик Максимов был, самый хороший из мальчишек. Никогда ни к кому не лез, не задирался. И веселый…
– Ладно. Еще похоже на «лучик» и на «луну». Ты хорошо придумал… А фамилия пусть будет Луняшкин. Лунчик, ты согласен?
Маленький месяц заплясал на Лешиной ладони. Видимо, обрадовался.– А потом вдруг подпрыгнул повыше, задрыгал ручками-ножками, словно карабкался по крутому склону, и быстро поднялся под потолок. В угол, где было совсем темно. И там засветился, будто в небе. Леша и Даша опомниться не успели.
– Ох, он свалится и расшибется, – наконец прошептала Даша.
– Не свалится. Он ведь месяц, приспособлен к высоте. Его мама Ихтилена вон какая большущая, и то не падает.
Леша задернул штору.
– Давай спать. А Лунчик пусть нам светит.
– А он не удерет? Он ведь еще глупенький, новорожденный… Надо закрыть форточку.
– Почему ты решила, что он глупенький? Может, месяцы сразу рождаются с полным соображением… А держать его у себя насильно мы не имеем права. Как сам он захочет, так и будет.
Леша и Даша опять забрались в кровати. И стали смотреть, как маленький месяц Лунчик Луняшкин светит над ними, будто прямо из сказки. А он висел неподвижно, только изредка подмигивал крошечным глазом.
Леша уснул, и ему приснилось много маленьких месяцев. Будто они шеренгами маршируют по гранитной площади. А сам Леша стоит наверху старинной зубчатой башни и смотрит на этот парад. Рядом с ним висит в воздухе теплая, как большая печка, тетушка Ихтилена, а с другого бока пыхтит дядька в блестящих латах и шлеме с перьями. Кажется, рыцарь Бумбур Голодный. Он один за другим ест пирожки и говорит с удовольствием:
– Ну вот, наконец-то открылась дорога на столицу…
А Даше приснилось, что она по своим выкройкам сшила для Луняшкина желтую рубашку, но тот не хочет надевать обновку, выскальзывает из пальцев и удирает под потолок…
Леша проснулся рано и сразу глянул вверх, в угол, где ночью устроился Лунчик.
Месяца там не было.
Леша расстроился, а потом подумал: «Наверно, приснилось…»
Но тут ощутил он на себе какое-то шевеление. На простыне, которой укрывался Леша, туда-сюда шагал на своих тонюсеньких ножках Лунчик Луняшкин. Шагал сосредоточенно, заложивши ручки за спину.
Утреннее солнце уже пробивалось в щели, и малыш месяц теперь почти не светился. Он был похож на игрушку из желтого фарфора.
– Здравствуй, Лунчик… – Леша протянул к нему ладонь. Малыш сразу прыгнул на нее и подбоченился. Вот, мол, я какой.
Тут и Даша проснулась. Запищала от радости, забралась к Леше на кровать. Потянулась к Лунчику.
– Ой ты мой хорошенький…
– Осторожнее… Что ты над ним сюсюкаешь, будто над куклой? Он ведь живой.
– Разве живого нельзя приласкать? – обиделась Даша.
Леша сказал примирительно:
– Ладно, пошли к Ыхалу, покажем Лунчика…
Было еще прохладно и росисто в тени старых яблонь. Вход в баньку успел опять зарасти крапивой. Леша поэтому из рогатки пульнул глиняным шариком в оконце. Не сильно, а так, чтобы стекло звякнуло, но не разбилось. Потом еще раз…
Заспанное Ыхало выбралось из печной трубы.
– Что за хулиганство! Вот я вас…
– Простите, пожалуйста… – начала Даша.
– Ой! Ых… – Обрадованное Ыхало скатилось с трубы и крыши в чертополох. – Я думало, это воробьи клювами в окошко стучат, есть у них такая привычка… Доброе утро.
– Доброе утро! Смотри, Ыхало, кто у нас есть! – Леша уже был с Ыхалом на «ты». – Из икринки вывелся… Даша, покажи.