Граната (Остров капитана Гая)
– …Первый помощник капитана Ауниньш.
Гай вздрогнул и опять опустил руки по швам.
У подошедшего высокого моряка было твердое лицо с чуть раздвоенным подбородком и очень светлые глаза.
– Чем могу служить? – спросил он. Его едва заметный прибалтийский акцент понравился Гаю. Так же, как нравилось тут все остальное.
– Инженер Нечаев, – уже третий раз сказал Толик и покосился на Гая. – А это мой племянник… м… Михаил.
Ауниньш наклонил гладко причесанную голову, сказал Гаю:
– Станислав Янович… – И снова вопросительно взглянул на Толика. Тот вздохнул:
– Ваш коллега уже сообщил мне, что штурман Морозов на “Крузенштерне” больше не служит…
– Да. Он ушел два года назад.
– Понятно. Я познакомился с ним гораздо раньше…
– Значит, вы уже не первый раз у нас на барке? – осведомился Станислав Янович.
– Первый. С Морозовым мы встречались на “Сатурне”, он был туда на время откомандирован… Проект “Дина”. Слышали?
– О, – сказал первый помощник и глянул внимательно.
– Да… – кивнул Толик, и Гай почуял, что он слегка расслабился. – Это было славное время.
– Значит, вы тоже гидрограф? – спросил Ауниньш Как-то незаметно получилось, что они уже не стояли, а втроем неторопливо шли вдоль борта.
– Я не гидрограф… Точнее – не совсем гидрограф. Я был в группе технического обеспечения.
Ауниньш глянул так, словно снова хотел сказать “о”. Но сказал другое:
– А мы вот превратились в плавучую школу. К Министерству рыбного хозяйства приписаны.
– Жалеете? – с пониманием спросил Толик.
– Дело нужное. Но трудно перестраиваться, привык под синим флагом… – И он объяснил уже специально для Гая: – До недавнего времени мы были гидрографическим судном военного флота. У гидрографов флаг синий. Только в углу на нем – военно-морской флажок.
– Почти как флаг вспомогательных судов, – слегка гордясь своим знанием, сказал Гай.
– Так. Но на нашем флаге еще белый круг с маяком.
– Я знаю. В Южной бухте много таких…
– Да… А теперь у нас в каждом рейсе больше полутора сотен практикантов. Масса хлопот…
– Можно представить, – посочувствовал Толик.
– Да… Но не это самое опасное. Вы, наверно, слышали уже: нас взяли на абордаж две киностудии, “Ленфильм” и “Молдова-фильм”. Кому-то пришла фантазия снимать на учебном судне художественную кинокартину. Можете полюбоваться.
Навстречу шли три густо-бородатых матроса в широченных штанах, атласных блузах и шапочках с помпонами. Они серьезно приложили к шапочкам пальцы.
– Самые бестолковые курсанты – ангелы по сравнению с ними, – отчетливо сказал Станислав Янович. – Где кино – там порядка нет вообще. Эти понятия несовместимы.
Толик сочувственно кивнул. И спросил:
– А что за фильм-то?
– “Корабли в Лиссе”. По Александру Грину.
– Да? Ну и… как у них получается?
– Я не знаток, – ответил Ауниньш, тоном давая понять, что не одобряет легкомысленного интереса инженера Нечаева. – Не могу судить… Но, по-моему, слишком много пустой экзотики.
Толик, видимо, не удержался:
– Наверно, вы не любите Грина?
Станислав Янович сбоку медленно посмотрел на Толика:
– Как ни странно, я люблю Грина… Хотя есть мнение, что латыши – люди излишне хладнокровные и не склонные к романтике… Но я считаю, что Грина облепили розовыми слюнями: ах мечты, порывы души к несбывшемуся, ах зов блистающего мира… А потом – кафе “Алые паруса”, косметический набор “Ассоль” и на том же уровне – пошлые статейки о “кудеснике из Зурбагана”.
– Но есть и другое. Например, у вас на Балтике – траулер “Зурбаган”. Название гриновского города на борту судна – чем плохо?
– Так. Это хорошо. Но это не кино, а флот… Кино с флотом надо держать подальше друг от друга. Для обоюдной пользы… Кстати, поэтому я не одобряю вашего товарища, Морозова, если правда то, что про него говорят.
– А что говорят?
– Будто бы он ушел консультантом на Ялтинскую киностудию. Там строят шхуну для “Острова сокровищ”, искали специалиста для проводки бегучего такелажа. Морозов якобы согласился.
Толик помолчал. Потом сказал с коротким смешком:
– Станислав Янович, не хочу дальнейшее знакомство омрачать хитростью. Во-первых, Морозов не товарищ мой, а почти случайный знакомый. Во-вторых, я знал, что он уже не на “Крузенштерне”. Я просто придумал повод, чтобы попасть на судно. Мой племянник так страстно мечтал об этом, что я не устоял.
Они оба глянули на Гая, и он засопел, опустив голову. И мысленно сказал Толику: “Вот попрут сейчас, будешь знать”.
Ауниньш помолчал и суховато улыбнулся:
– Я подозревал что-то похожее. В командировку не ездят с племянниками…
– Нет, здесь я не хитрил… – Толик был, видимо, уязвлен. – Я и правда приехал по делу. А Михаила пришлось взять с собой по семейным обстоятельствам. Днем я на работе, а он свищет по окрестностям. К счастью, сегодня я оказался свободен… Мы просим извинить за вторжение.
– Ага, – сказал Гай и постарался глянуть на первого помощника ясно и доверчиво. Тот усмехнулся:
– Причина, я думаю, все равно уважительная… Но я, к сожалению, должен оставить вас: дела… Я дам практиканта потолковее, он будет для вас экскурсоводом. Только… – Ауниньш посмотрел на Гая.
– Я понял, – кивнул Толик. – Не спущу глаз.
Ауниньш окликнул пробегавшего паренька в форме и попросил показать экскурсантам судно. Слово “экскурсанты” досадливо царапнуло Гая, но он тут же забыл об этом.
Курсант Лебедев, угловатый, с пушком на губе, на ходу сбивчиво начал лекцию. Сообщил, что “Крузенштерн” неправильно называть кораблем и надо говорить “барк” или “судно”, потому что кораблями именуют лишь суда с парусным вооружением фрегатов, то есть с реями на всех мачтах, а здесь бизань – “сухая”, с гафелями и гиком… Потом он перепутал год постройки и парусность, и Толик опасливо глянул на Гая: не вмешивайся.
А Гай и не вмешивался. И почти не слушал уже известные сведения. Корабельная сказка опять взяла его в плен. Так, что Гай казался себе легким, будто чайка. Весело кружилась голова.
– …Лебедев! – гаркнули из темного дверного проема рубки. – Тебя где носит? Сейчас консультация по прокладке!
– А мне первый велел гостей водить!
– Вот пускай тебе первый и ставит зачет!
Лебедев беспомощно глянул на Толика.
– А вы идите, – улыбнулся Толик. – Про барк я кое-что знаю, мы тут сами… сориентируемся.
Лебедев с облегчением исчез.
– Хватит голову задирать, – сказал Толик Гаю. – Позвонки свихнешь. Смотри лучше, какой табор…
На кормовой палубе, у подножья необъятной бизань-мачты и у громадного двойного штурвала расположились разноцветные матросы – вроде тех, что недавно повстречались у борта. Живописная компания беседовала, закусывала и, судя по смеху, травила анекдоты. Среди пиратов (а это были явно пираты, не просто моряки) сновали озабоченные люди в обычной одежде. Сияли несколько матовых зеркал (одно такое Гай недавно уже видел). Возвышался помост на колесах, на нем – тренога с камерой. С помоста прыгнул тощий лысый дядька в мятых шортах и распахнутой рубахе. Закричал тонко:
– Александр Яковлевич, я так не могу! Через час начало, а троих еще нет! Это не работа, это моя родная мама не скажет, что это такое!
– Это кино! – ответствовал курчавый невысокий парень. Он поддернул парусиновые брюки, ловко завязал узлом на животе расстегнутую ковбойку и с удовольствием зашлепал босыми ногами по теплой палубе.
– Александр Яковлевич! – кинулась ему вслед квадратная, увешанная фотоаппаратами девица с мужской прической.
Тот, не оглядываясь, помахал рукой:
– Сейчас, сейчас! Берегите творческий запал для съемки! – И помчался куда-то. Проскочил мимо Гая и Толика.
Толик сжал Гаю плечо.
– Постой-ка, Майк… – и смотрел вслед курчавому Александру Яковлевичу непонятно.
– Что? – недовольно сказал Гай. Он не хотел отвлекаться.
– Сейчас… подожди.
Толик оставил Гая и шагнул к девице с аппаратами.