Рыжее знамя упрямства

– Что вы имеете в виду, Даниил Корнеевич? – благожелательно осведомился отец Александр.
– Построили бы несколько приютов для бездомных пацанов. Очень богоугодное дело…
Отец Александр покивал:
– При женском монастыре есть приют для девочек. А в городе широко известная православная гимназия.
Корнеич сказал сдерживаясь:
– Гимназия ваша – элитарное учреждение. А в приюте три десятка воспитанниц. В стране же четыре миллиона беспризорников…
– Ну, Даниил Корнеевич, не надо преувеличивать, – мягко укорила его Оксана Эдуардовна.
– Я не преувеличиваю! От четырех до пяти миллионов. Это не мои цифры, их привел в интервью писатель Приданов, советник президента. Полагаю, он владеет статистикой…
– Да, но… мы сейчас обсуждаем другую тему, – вышла из положения Оксана Эдуардовна.
– Я полагаю, дальше обсуждать ее не имеет смысла, – скучным голосом сообщил Корнеич. – Музейный совет добровольно дом не отдаст. Можно, конечно, поступить испытанным способом. Таким, как с самодеятельным театром "Друзья", который выкинули на асфальт, чтобы отдать помещение игорному дому "Золотая фишка". Молодчики в масках действовали умело. Боюсь, однако, что с нами это дело не пройдет…
– Даниил Корнеевич! Ну, право же… – Голос "замминистерши" обрел тональность классной дамы, укоряющей первоклассника. – Всем известна категоричность ваших суждений и некоторый… м-м… экстремизм методов, но мы же собрались не для этого…
– Мы совершенно не мыслим прибегать к помощи молодчиков в масках, – с прежней мягкостью сообщил отец Александр. – Должно иметь место полюбовное соглашение…
– Рад слышать. Однако не вижу пока почвы для такого соглашения, – уже светским тоном отозвался Корнеич. – А за сим… если ко мне больше нет вопросов, я попросил бы позволения отправиться по другим делам…
Из "Комкуля" Корнеич поехал опять же не домой, а по книжным магазинам. Причем не только центральным, но и на окраинах. А после заглянул еще к Нессоновым – "для спокойствия души". То есть убедиться, что беглец Рыжик Кандауров принят и пригрет этим семейством. Оказалось, что да, принят и пригрет. "Два или три сорванца – какая разница? – сказала мама Нессонова. – Тем более, что он самый спокойный и послушный из всех…"
– Может быть, это… какое-нибудь финансовое воспомоществование? – осторожно сказал старший флагман Вострецов.
– Побойся Бога, Корнеич! – басом отозвался усатый, похожий на старинного кочегара (а на самом деле известный в городе фотомастер) папа Нессонов. – Что за ахинею ты несешь! Будто не прокормим такую кроху…
Дома Корнеич оказался только в восьмом часу.
Озабоченная Татьяна изложила мужу новости за день. Последняя новость была:
– Изволили приехать Сергей Евгеньич Каховский…
– Наконец-то!.. Кстати, почему вы все кличете его Евгеньичем, если он Владимирович?
– По привычке. У него же было прозвище "Евгеньич", студенты в Херсонесе ему приклеили, а потом и в отряд просочилось. Сам знаешь…
– Несолидно. Научный деятель, а ему то и дело отчество на кличку переделывают. Кстати, где он?! Куда звонить?!
– Никуда. Он сидит на кухне и пьет чай.
– Уже не пью. Вот он я… – Сергей Владимирович возник в дверях.
Они облапили друг друга.
Потом отодвинулись, глянули: кто какой стал? Ведь не виделись-то… елки-палки сколько!
Каховский был выше на полголовы. Поблескивали залысины. Сияли хрусталем "академические" очки. На щеках и подбородке – аккуратная модная щетинка, в ней редкие седые волоски.
– Э, да у тебя животик, батенька, – заметил Корнеич.
– По чину положено. Как-никак научное светило, хотя и не первой величины. Профессор, доктор и прочая…
– Подумаешь, чин! У меня он тоже имеется кой-какой, а живота пока не заметно.
– Потому как ты всю жизнь на мотоцикле, на боевом коне в прямом и переносном смысле. А я все больше на машине или в кресле…
– А твои экспедиции?
– Это, друг мой, в прошлом. Я теперь кабинетный деятель…
– Пфы, – сказал Корнеич тоном Данилки Вострецова.
– Ничего не "пфы"! Не суди, не вникнувши… Слушай, Осенняя Сказка, а где твои веснушки? В прошлый раз еще просматривались?
– Под загаром и налетом порохового дыма…
– Вы бы сели, – сказала Татьяна, – пока я там на кухне…
И они рядом плюхнулись на охнувший диван (сверху покривилась на полке пластмассовая модель клипера "Катти Сарк").
– Давай по порядку, – велел Корнеич. – Ты надолго?
– Пока не знаю, поживу. Стариков не видел целую вечность. Тетя Галя вцепилась в меня: "Никуда не пущу раньше августа. Отец тоже…
– Я такая скотина, не звонил им с весны. Здоровы?
– Более или менее. Как говорится, адекватно возрасту…
– А семейство?
– Я купил халупу недалеко от залива. Наталья теперь по уши в дачных заботах, сбылась мечта… Сашка закончил девятый, вроде бы помогает сейчас матери, поскольку из меня дачник никакой. Я специально сбежал от сельских работ…
– А Катя?
– О! Катерина сделалась девицей на выданье, боюсь, к тому все идет…
– Чего бояться-то? Дело житейское…
– Оно так. Только избранник у нее какой-то…
– Не тебе с ним жить, – хмыкнул Корнеич.
– Опять же оно так… Только не случилось бы потом: "Папа, мама, он оказался совсем не такой!.. А это ваш внучек…"
Посмеялись.
– А Роман что? – спросил Каховский. – Они ведь с Сашкой одногодки? Капитанит в отряде?
– Если бы!.. Прошлой весной объявил себя в почетной отставке, поскольку, мол, все отрядные премудрости превзошел, а для инструкторства нет таланта. Правда, зимой вел с новичками занятия по фехтованию… Куча увлечений и планов. Морское училище уже презрел. Теперь знаешь что? Авиационный институт и не просто так, а дирижаблестроение…
– Ну… а чем плохо?
– Да если бы всерьез. А то ведь завтра скажет: хочу в артисты. Или, например, в спелеологи…
– Лишь бы не в чиновники… – вздохнул Каховский.
– Чиновники нужны. Они основа нации, – заявил Корнееич (и вспомнил Оксану Эдуардовну).
– Да, но не в таком количестве… А что, "основа" эта жрет отряд по-прежнему?
– А вот и нет! Потому как новое руководство умеет строить отношения…
– Что за новое руководство? – Каховский чутко уловил "не ту" интонацию Корнеича.
– Да, ты же не в курсе… Олег Петрович Московкин, дорогой наш друг и наставник, полтора года назад сделал нам подарок. Познакомил меня с некими супругами Толкуновыми. Педагогами, бывшими стройотрядовцами, активистами коммунарского движения и прочая, прочая. Ныне – преподавателями педвуза и разработчиками методических новшеств. Ну… прекрасные люди. Умелые, с ребятами ладят вполне, с городским начальством еще лучше… Я им потихоньку и передал бразды. Потому что почти весь прошлый год и эту весну пришлось мотаться по заграницам…
– Во как!
– Да… Сперва наш Музейный совет получил гранты… А я ведь как-никак зам. директора кустового управления музеев области. По исторической и краеведческой линии… Ну и сперва учеба в Германии, потом похожие дела в Варшаве. Затем снова в Германии, уже по медицинской линии…
– А что такое? – сразу напрягся Каховский.
– Ну, протез-то… Здесь какой ни смастерят, все как липовая нога. "Скырлы, скырлы…" А в Германии это умеют, я там разузнал. Только оказалось, таких денег стоит, что я сперва лишь руками замахал. Однако узнали про это наши ребята. Ну, те, кто нынче в бизнесе и промышленности. Гарц, Ткачук, Самойлов, потом еще несколько тех, кто были у меня в восьмидесятых… Скинулись. Я сперва отбрыкивался, конечно, а они… ну, знаешь ведь капитанскую братию… В общем, теперь танцую, как Наташа Ростова на первом балу… Только танцы танцами, а в отряде… Возвращаюсь однажды, а в штурманском классе вместо планшетов и тренажеров – горшочки с цветами и палас на полу. Комната для медитаций и психологического практикума. Это мадам Толкунова, педагог-психолог, развернула свою программу… Теперь многое, что касается парусов и клинков, приходится начинать с азов…