Рыжее знамя упрямства

Даже Лёпа на этот раз не заспорил, только обиженно пробубнил:
– Если здесь все в порядке, зачем люди его бросили, Ковчег-то…
– Разве их поймешь, этих взрослых, – вздохнула Прошка.
А Нотка вдруг вынул из-за пазухи камышевую свирель и… заиграл. Негромко, переливчато так. И сразу стало ясно, что надо делать.
Титим и Гига, а за ними и остальные, вернулись к пульту. Титим нацелил палец на кнопку со словом "пуск".
– Ой, мама… – выдохнула Прошка. Раньше она никогда так не высказывалась. Прошкина мама, принцесса Лилиана Дзым-Лилейская, была знаменитой актрисой, дома почти не жила, всё на гастролях, поэтому и ждать от нее помощи не приходилось.
Нотка торопливо сунул за пазуху свирель.
Лёпа проворчал, что "все равно ничего не выйдет" и на всякий случай зажмурился.
Кролик и Крошка наоборот, широко открыли глаза и крепко взялись за руки.
Гига сжал губы и поглубже натянул колпак.
– Мы только попробуем. Чуть-чуть, – словно оправдываясь, произнес Титим. И нажал…
Почти ничего не случилось. Только на экране и правда зажглась звездная карта.
Титим оглянулся на остальных. На Гигу…
Прошка опять сказала "ой, мама", потому что Титим нацелил палец на желтую клавишу "плавный взлет".
– Может, маленьких высадить? – сумрачно предложил Лёпа (иногда он давал разумные советы).
– Не-е!.. – дружно взвыли Кро-Кро и вцепились друг в друга.
– Написано ведь, что взлет плавный , – неуверенно успокоил всех Гига.
Титим глубоко сделал глубокий вздох и нажал "плавный взлет"…
В этот момент никто не помнил, что Ковчег отрыт лишь наполовину, а то и всего на треть. Но и сам он этого, видимо не помнил. Растолкал вокруг себя землю и выбрался на поверхность, как медведь после спячки. Замер на секунду и стал бесшумно подниматься над Большим Волдырем…
 
4
…Конечно, Игорь все это рассказывал не так подробно, без деталей. Но Словко воспринимал события именно так . И он даже чувствовал запах травы, разрытой земли и окалины на перегретой паровой землеройке. И видел все будто на большом экране… Когда Игорь сделал перерыв, Словко помолчал полминуты, и высказался:
– Здорово, Игореха… Только много всего… А это ведь лишь начало, да?
– Ну… да… – неохотно признался автор.
– Иго-горюшко мое… разве это сценарий? – задала здравый вопрос Ксеня. – Это роман братьев Стругацких в двух томах. Тебя Аида о чем просила? План фильма на десять минут. Как нерешительный мальчик преодолевает всякие страхи и дает отпор хулиганам. Вроде нашего старого кино "Арбузная драма", только посовременнее… А ты?
– Что придумалось, то придумалось, – пробурчал Игорь. – Я ей в сценаристы не нанимался…
– Но ты подумай, как все это снимать? – не унималась Ксеня. – Тут студия "Мосфильм" нужна и времени целый год. Столько всего! И планеты, и Ковчег… Да одна землеройка чего стоит…
– Кое-что мог бы Кинтель склепать на компьютере, он умеет, – проворчал Игорь, понимая справедливость критики.
– Игорь, а ты плюнь и сочиняй дальше, как придумывается, – от души посоветовал Словко. – Только пиши не план, а сразу как настоящую повесть. Потом напечатаем в "Кляксе". И можно на какой-нибудь литературный конкурс… А сценарий пусть Аиде клепает Аллочка . У нее теперь времени много…
Аллочка Смугина была рослая девица четырнадцати с половиной лет. В "Эспаде" состояла давно, превзошла все премудрости отрядной программы и обладала несомненными литературными талантами, печаталась даже на детской странице "Преображенских известий". Аида в ней души не чаяла. Была Аллочка и неплохим рулевым – командиром яхты, капитаном, в прошлогодних гонках заняла четвертое место. Но этим летом начались у Аллочки, по словам Корнеича, "возрастные взбрыкивания". Стала орать на матросов своего экипажа (один, десятилетний Владик Сафаров, даже ушел от нее). Несколько раз опаздывала на занятия и до объяснений не снисходила. А недавно отпустила экипаж с базы, не предупредив, чтобы прибрали судовое имущество. Корнеич сказал: "Тогда прибирай сама. Не мне же этим заниматься…" А назавтра оказалось, что рундук яхты "Гаврош" по прежнему раскрыт и в нем кавардак. Мало того, паруса валялись на полу, и даже не просто на полу, а в луже, которая натекла через прохудившуюся крышу во время ночного дождя.
Корнеич вскипел. Потом сцепил зубы, успокоился и собрал экстренный совет командиров яхт. Командиры пожали плечами и рассудили однозначно: пусть Аллочка до конца этого сезона посидит на берегу, раз ей так наплевать на свое судно. Ей бы, дуре, сказать спасибо, что пожалели за старые заслуги, не поперли из капитанов, а она побежала жаловаться к Аиде. Та прикатила на базу "качать права" насчет обиженной любимицы.
– Ты когда-нибудь видела раньше, чтобы паруса целые сутки валялись в луже? – сказал Корнеич.
Аида возразила, что это не причина, чтобы травмировать формирующийся характер девочки-тинейджера. Личность подростка дороже лавсановых тряпиц.
– Это не тряпицы, а грот и стаксель, – потемнев скулами, сказал Корнеич. – Кстати, они те самые, за которые вы с Феликсом выложили немало казенных денег.
В самом деле, пока Корнеич был в Германии, супруги Толкуновы "проявили инициативу": на спонсорские деньги заказали в мастерской областного яхт-клуба несколько гротов и стакселей – по чертежам, которые раньше использовались в отряде для самостоятельного шитья. Корнеич очень это не одобрил.
– Но ведь они гораздо лучше, чем самодельные! – не понимала Аида.
– На свете много чего "лучшего", чем самодельное, – пытался внушить ей Корнеич. – Но, когда ребята шьют сами, они постигают суть паруса. И потом чувствуют, что идут под своимисобственными парусами. А так можно докатиться черт знает до чего! Очередной раз «выйдите на…» очередного добродетеля, он отстегнет деньжат, вы купите готовые пластмассовые швертботы, которые несомненно «лучше» наших фанерных… А потом, чего доброго, можно будет нанять для них профессиональные экипажи, пусть проводят морскую практику «Эспады». А вы с ребятками будете сидеть на берегу и заниматься психологическим практикумом – раскладывать мозаики из картонных квадратиков и перебрасываться разноцветными мячиками, отрабатывая координированность индивидуумов в процессе коллективного общения…
Споря насчет Аллочки, Корнеич вспомнил эту давнюю свою речь и почти дословно повторил ее. Аида с достоинством удалилась и… назначала Аллочку Смугину инструктором пресс-центра для работы в летнем лагере.
– Ну, вот пусть и пишет, что надо, – подвел сейчас итог Словко. – А ты, Игорек, жми продолжение в полном объеме… Я только не понял, где там песенки-то нужны?
– Да где-нибудь в самом начале! Когда ребята собираются, – взбодрился Игорь, почуяв Словкину поддержку.
– Щас… Вот…
Дзымба, Дзым-бам-бала, бала,
Радостей у нас немало,
Мы гуляем, где хотим —
Прошка, Нотка и Титим.
Лёпа, Кролик там и Крошка,
Лёпа – он ворчлив немножко.
Но фонарик он, как все,
Видит в синей полосе.
Ну а с нынешнего мига,
Как средь нас явился Гига,
Стали караулить нас
Приключенья каждый час… —
почти без запинки выдал Словко. – Ну… это пока вроде черновика, потом я пошлифую…
– Блеск! – восхитился Игорь, для которого рифмотворчество казалось волшебством.
– Маленький Фонарщик – это вроде как наш бронзовый мальчик? – тихо спросил сверху Рыжик.
– Ну, конечно, – охотно признался Игорь. – Там всего много "как у нас". Даже Кро-Кро – это вроде как мы с Ксюхой в раннем детстве. Только по правде она была вредная, не то, что Крошка… Ай! Ну и локоть, как деревяшка…