Стеклянные тайны Симки Зуйка

 
Осенние беды
Симка перестал ходить в школу в фуражке. Он и значок снял, носил его теперь в кармане, а то мало ли что. Но лучше не стало. Кочану был нужен тот, кого в классе можно «доводить». И он измывался над Зуйком от души. На переменах давал Симке подзатыльники и жалобно причитал: «Тебе больно, бедненький? Ах, какой нехороший Кочан, обижает маленького…» И делал ему «рыбалку» – то есть наматывал на палец Симкину прядь волос и дергал, словно подсекал клюнувшего на крючок пескаря… Ну и всякие другие штучки вытворял.
Симка утыкался мокрым лицом в парту. Девчонки робко говорили: «Бессовестный ты, Кочетков», а мальчишки толпились вокруг и гоготали. Всё, что делал Кочан, полагалось считать забавным и правильным.
И Юрка Мохтин, как и другие, гоготал и гонял ногами Симкину фуражку. И вслед за остальными лез к нему с подзатыльниками и щипками!
Он-то как мог?
Ведь в августе они были чуть ли не самыми-самыми друзьями. Повстречались у кинотеатра «Спартак», обрадовались друг другу, как месяц назад обрадовались Симка и Негов. Хотя и не дружили раньше, но все же одноклассники. Билетов на «Судьбу барабанщика» в кассе не оказалось, и Мохтин сказал:
– Айда на реку, искупнемся. Вон какая жара!
Август был безоблачным и знойным.
Симка честно признался, что купаться без старших ему не разрешают. Мохтин не стал хихикать (вот, мол, мамино дитя), а предложил:
– Давай забежим к тебе. Может, отпросишься.
И… мама впервые в жизни разрешила пойти Симке на реку без дяди Миши, без старших ребят-соседей, а с таким же мальчишкой, с одноклассником.
– Только купаться у самого берега, слышишь?
Симка поклялся купаться у берега. В конце концов, это понятие такое неточное…
Наступили замечательные дни. Симка с Юркой убегали на берег, к мосту, где было любимое ребячье место. Там стояли перед опорами моста деревянные быки-ледорезы с косыми железными крышами и коваными гребнями. Набултыхаешься в воде до трясучего озноба, заберешься по щелястому ледорезу до верха, вцепишься в гребень, прижмешься пузом и грудью к горячему от солнца железу… Век бы так жил, и больше ничего не надо для счастья!
Мохтин был поглупее, чем Негов, книжек читал мало, разговоров про космос и путешествия не любил, иногда рассказывал довольно противные анекдоты, но в общем-то с ним было весело и просто. Можно болтать о кино, о футболе, о пароходах, что лениво проползали под мостом. Можно играть в крестики-нолики, расчертив на прибрежном песке клетки. На Юркином простодушном лице всегда светилась приятельская улыбка…
И вдруг оказалось, что он такой же, как остальные подпевалы Кочана. Мало того, что не попробовал вступиться, даже словечка не сказал в Симкину защиту (ну, это понятно – боится), но ведь и приставал, издевался так же, как другие!
Однажды Симка выговорил сквозь слезы:
– Мы же с тобой… летом… вместе… а ты…
– Ага! – радостно согласился Мохтин и обвел других мальчишек веселыми глазами, словно приглашал в свидетели. – Купались вместе! И как я тебя, Зуйка дохлого, не утопил?
Дома Симка ничего не говорил. Стыдно было. К тому же у мамы хватало забот, надо было устраивать Андрюшку в ясли и возвращаться на работу. Да и что могла сделать мама? Пойти в школу разбираться? Кочана этим не проймешь, а Симка превратился бы в окончательного труса и ябеду.
Но у всего есть свой конец. И у мучений тоже. Особенно если у того, кого мучают, осталась хоть самая малая капелька смелости и злости.
Однажды Кочан прижал Симку к стене у классной доски и полез к нему в карман.
– У меня деньжонок нету, дай взаймы на сигарету…
Симка слабо трепыхался (денег все равно не было).
– Не дергайся, Зуёчек. А то сниму штанишки, и пойдешь домой с голой ж…
Все, конечно, «гы-гы-гы, ха-ха-ха!». А Кочан тем временем нащупал в Симкином кармашке у пояса значок.
– Не трогай! – взвился Симка.
Но Кочан уже держал колодку значка в немытых пальцах, качал блестящее стеклышко на шелковой нитке.
– Дай сюда! – отчаянно крикнул Симка.
Кочан дал. Но не значок, а кулаком под ребро. Симка подавился воздухом, согнулся. А Кочан сказал назидательно и опять в рифму:
– Зуёк, пососи мой…
В Симке словно сломался стеклянный стерженек: «Длиньк!» И тихо стало до звона в ушах.
«Сколько же можно?»
«Тот мальчик со шхуной «Лисянский» тоже терпел бы без конца?»
Симка, не разгибаясь, ринулся вперед и головой врезал Кочану под дых. Кочан икнул и согнулся пуще Симки. Симка тут же (словно им командовал неизвестно откуда взявшийся тренер) вделал Кочану коленом в подбородок. Затем справа и слева дал ему две крепкие оплеухи.
Кочан все же сумел ответить, врубил Симке под глаз. Искры, боль отчаянная! Но она лишь подхлестнула Симку. Он уперся Кочану в плечи, толкнул назад. Кочан опрокинулся на пол. Симка брякнулся на него верхом, вцепился врагу в волосы и заколотил его башкой об пол.
– Не по правилам! Лежачего не бьют! – тонко завопил над ним Негов.
Правила, да?! А когда все на одного, это по правилам? Симка освобождал всю свою ярость. Колотил, колотил… Кочан ухитрился ударить ему носком ботинка по затылку (опять искры в глазах). Вырвался, бросился к двери. Что-то крикнул и пропал.
Симка встал. Болели затылок, глаз и разбитые об пол колени. Наплевать. Симка поправил пиджачок, поддернул гольфы. Сказал в захлопнувшуюся дверь:
– Изничтожу гада. – И был уверен, что и правда изничтожит.
Кто-то из мальчишек (не самых вредных) уважительно произнес:
– Ну, даёт Зуёк…
Девчонки предлагали пойти умыться, но уже дребезжал звонок на урок. Симка взял чей-то девчоночий платочек, вытер лицо и пошел на свое место.
Пелагея Петровна была слабовата глазами, не заметила встрепанного вида ученика Стеклова и его лиловый фингал.
Клим Негов радостным шепотом сообщил:
– Теперь Кочан будет тебя бить каждый день. Будешь идти в школу, ждать и бояться. Ну, ничего, это даже интересно, хотя и жу-утко…
– Пусть только сунется… – процедил Симка.
– Он тебя убьет, – с удовольствием предсказал Клим.
– Сначала я его убью… И тебя тоже, сука…
Клим ошалело отъехал на самый краешек скамьи.
Кочан не появился в классе до конца уроков. А когда уроки кончились, кто-то из мальчишек услужливо сообщил Симке, что Кочан ждет его недалеко от школьных ворот. От привычного страха в Симке съежился желудок. Но лишь на несколько секунд. Сима снова вспомнил мальчика на берегу. А еще заплясала в голове песенка – та, «ленинградская»:
Говорят, я простая девчонка
Из далекого предместья Мадрида..
«Сейчас я покажу тебе девчонку», – мысленно (а может, и вслух) сказал Симка. И пошел к выходу, махая портфелем.
Кочан и правда ждал его. И не один, а с двумя незнакомыми мальчишками. С точки зрения Кочана, Стеклов повел себя, как явный псих. Он не бросился к спасительной дыре в заборе, он побежал к нему, к Кочану. Все быстрее, быстрее! На полпути бросил в траву портфель, вытянул руки… Кочану не хватило времени осознать, кто к чему. Правда, машинально он успел кулаком двинуть Симку в грудь, но это было все равно что попытаться остановить снаряд промокашкой. Как и вчера, Симка толкнул Кочана ладонями в плечи, тот опрокинулся и снова испытал, что такое сидящий на тебе разъяренный враг.
Те, кто пришел с Кочаном, не стали кидаться на Симку. Вернее, они только оттащили его, и один сказал Кочану:
– Не связывайся. Видишь, он чокнутый.
И Кочан быстро пошел прочь, оглядываясь и обещая поймать Симку завтра. Симка бросился за ним, но его схватили за плечи (не поймешь даже кто). И тоже уговаривали не связываться. А Симка орал вслед:
– Отдавай значок, сволочь! Пришибу! Гад! – И еще такие слова, от которых у него раньше мертвел язык.
Мама ахнула, когда увидела Симку такого помятого, с синяками под глазом и на коленях. Но он сказал, что после уроков играли в футбол, вот он и пострадал малость. И что под глаз ему совершенно случайно заехали на бегу локтем. Мама покачала головой, но поверила. Потому что знала: сын ее никогда не дерется.