Взрыв Генерального штаба

… – А-а-а! – Это из открывшейся двери кинулся к монитору щтабс-капитан. – Господин генерал, он же стер запись!
– Что?! Как?! – Генерал начал сутулиться и бледнеть. – Штабс-капитан… Немедленно… вытрясти из этого щенка все снова!
Штабс-капитан стремительно успокоился. В голосе его Лёну почудилось даже тайное злорадство:
– Невозможно, господин генерал. В н е м теперь этого тоже нет.
– Мер-рзавцы!.. Спустить шкуру!
Штабс-капитан сказал слегка развязно:
– Какой смысл, господин генерал? Лишняя возня… Вы не должны были откровенничать с мальчишкой.
– Ма-алчать!
– Виноват, господин генерал… Прикажете связаться с полевыми станциями?
– Они разбомблены, идиот! Это был единственный шанс, болван!
– Виноват, господин генерал…
Лён за всем этим наблюдал с усталой безмятежностью. С пониманием, что последнее в жизни дело он сделал как надо. Голова все еще кружилась. Но Лён все же доставил себе удовольствие:
– Ведите себя, как подобает высшему офицеру, мой генерал. Надо уметь достойно принимать поражение.
– Убью, – тихо сказал генерал.
Лён пожал плечами.
– Это само собой. Только без зверства, ладно? Я все же офицер…
– Сволочь ты, а не офицер, – горестно сообщил генерал.
– Каждый имеет право на свое мнение, – обрадованно вспомнил Лён. – В том числе и на такое. Но Зорко успел раньше… – И вдруг отчаянно затосковал про маленькому Зорито. Хоть бы секунду посмотреть еще на него! Последний раз.
– Убрать, – с чувством зубной боли велел генерал.
Штабс-капитан кивком указал Лёну на дверь.
Лён пошел. На генерала не взглянул. Ничего уже не хотелось. Скорее бы…
Они оказались в узком сером коридоре Штабс-капитан пропустил Лёна вперед и официально произнес:
– Руки назад.
– Идите в задницу, штабс-капитан, – устало сказал Лён. И на ходу сунул руки в карманы. Дальше шли молча. Коридор петлял и был бесконечным. Слева светились лампочки. Справа, на бетонной стене, Лён видел свою нескладную длинноногую тень. У тени была взъерошенная голова и тонкая шея…
– А ты мне нравишься, – вдруг признался штабс-капитан.
– Неужели?
– Нет, правда. Жаль, что ничего не могу для тебя сделать.
Надежда тряхнула Лёна как озноб.
– Можете!
– Отпустить, что ли? Увы… У меня невеста, зачем ей жених, продырявленный как терка.
– Я не про то! Я… Можно мне к Зорко? Ну, к тому мальчику! Чтобы мы вместе! Штабс-капитан! Ну, вы же все-таки человек!..
– Да это пожалуйста! Туда и шагаем… У нас для т а к о г о д е л а одно помещение на всех.
 
Камера
Дверь бесшумно откатилась на роликах. Лён шагнул через высокий порог. Зорко на корточках сидел в углу. Поднял голову. Округлил рот. Бросился, прижался лицом к плечу. Лён ладонью накрыл спутанную паклю Зоркиных волос.
– Ну ладно… не реви.
– Я… не реву…
Лён поверх Зоркиной головы оглядел камеру. Она была железная. Клепаный пол. Стены и потолок – из плит, похожих на дольки шоколада, только громадные. Ярко светил плафон, похожий на иллюминатор с матовым стеклом. Было пусто, лишь в углу – голая двухъярусная койка.
Зорко всхлипывал.
– Я сказал – не реви.
Зорко потерся лицом о безрукавку Лёна – вытер глаза и нос. Отодвинулся. Еще раз вытер лицо – рукавом с полосатым манжетом. Улыбнулся:
– Лён, вдвоем все-таки лучше, верно?
– Да…
– Лён, а этот длинный… он не сказал, про что было наше задание?
– Насчет искусственных озоновых дыр. Чтобы сжигать людей в намеченных районах…
– Вот гадство-то, – тихо выговорил Зорко. – Выходит, мы виноваты…
– Зорито, я стер запись. Успел… Начисто.
– Правда?! Ура! – Зорко возликовал, будто не в стальной камере, а на детской площадке. Но тут же осунулся. Отошел, опустив руки. Грязная белая голландка была выпущена поверх штанов – казалось, Зорко в платьице. Или в куцей ночной рубашонке. На ногах черные разводы – наверно, в подвальной воде была нефть.
– Теперь-то нас точно в живых не оставят, – вполголоса сказал Зорко.
Лён не нашел, что возразить.
Зорко медленно пошел к койке. Сел там, привалившись к спинке – одна нога спущена, другая коленкой подтянута к подбородку. Он был похож теперь на мальчика с флага города Льчевска. Только не было трубы, чтобы звонким сигналом позвать на помощь.
Да и труби – не труби, никто не придет.
Никто не спасет.
Лён сел у другой спинки. Задребезжала голая кроватная сетка. Он снова обвел глазами камеру. Кругом только плоское железо. Непонятно, чего боялся штабс-капитан, когда перед дверью спросил, есть ли у Лёна спички, и охлопал его карманы.
– Боитесь поджога? – хмыкнул Лён.
– Просто выполняю инструкцию. Рядом склады боеприпасов. Мины и детонаторы…
Сейчас Лён сказал Зорко:
– Дураки они тут все.
– Почему? – Зорко живо придвинулся.
– Так…
– А по-моему, не дураки! – строптиво отозвался Зорко. – Они хитро все это придумали.
– Что?
– Ну, штаб этот…
– Только непонятно – зачем?
– Непонятно? – удивился Зорко. – Наоборот! Теперь все ясно! Они же – генералы! Все! И эти, и тот, который Майкл! Только он притворялся!
Лён не понял, кто такой Майкл. Не все ли равно!
– Ну и что? – сказал он.
– А то, что им так удобнее! Войны по плану, по заказу! Чтобы каждому хватило побед и наград… Генералы же не могут без войны! А их вон сколько развелось! Прямо как в театре!
– В каком?
– Ну, помнишь, на площади, где мы повстречались? Три генерала на двух солдат…
– А-а… – Лён вспомнил. Только казалось, что было это давным-давно.
А Зорко, увлекшись, развил свою догадку:
– Лён, ты подумай: что за генерал, если он не воевал ни разу? На него же будут смотреть, как… ну, как на водолаза, который нырял только в ванне…
– Или как на пожарного, который тушил только окурки, – согласился Лён.
– Или как на летчика, который летал только с кровати на пол, – хихикнул Зорко.
– Или как на музыканта, который играл только на плейере…
Так они минуты две упражнялись в остроумии, оживляясь все больше.
– Или… – пошел Зорко в очередной заход. И мигнул. И сказал уже другим голосом: – Как ты думаешь, скоро нас убьют?
“Не говори глупости!” – хотел прикрикнуть Лён. И подавился мгновенным страхом. Впервые за все время стало так страшно.
Но если Зорко страшно т а к ж е, тогда… как он это терпит, малыш?
И Лён сжал в себе подкатившую к горлу жуть. Закашлялся.
А Зорко прошептал сокрушенно:
– Глупый я… Нельзя было выдавать себя. Если бы не обругал генерала, может, нас сюда и не посадили бы…
Чего теперь было каяться: если бы да бы… Лён усмехнулся:
– Потому что ты не умеешь хитрить… Ты и Динке тогда так неуклюже соврал. Будто украл свою одежду на пляже… Ты на такое не способен. Не крал ведь?
– Не-а… Мне ее дали, когда послали в Льчевск.
– Никакой ты не лисенок, не проныра… И правильно, что твое “Зорито” с одним “р”…
– Какая разница…
– Разница. Это слово означает не “лисий детеныш”, и “дикий голубь”.
– Правда?
– Правда. Я читал по-испански сказку про голубей…
– Ну и ладно… – вздохнул Зорко.
– Я тоже думаю, что “ну и ладно”. Это не хуже, чем лисенок. Может, даже лучше…
Зорко обнял себя за плечи и прошептал:
– Теперь-то не все ли равно? Теперь уж… наверно, не долго…
– Перестань. Может, еще выкрутимся… Давай лучше вспоминать что-нибудь хорошее.
– Что?
– Ну, крепость, старика Августа… Динку… Ведь славные были дни, верно?
– Славные, – через силу улыбнулся Зорко.
– Если вырвемся, обязательно вернемся туда. И будем жить там всегда… И пойдем учиться в ту школу, где Динка…
– И она будет проверять наши уроки. И ругать за двойки…
– А в случае чего – как Ермилку… – напомнил Лён. И тоже заставил себя улыбнуться.
– Ага… – Зорко опять стремительно потускнел. – Лён, только мы не вырвемся…