Тайная любовь
— Меня это не удивляет. Я бы сам купил одну из его картин.
Джош вышел из склада и остановился.
— А ты, ты сейчас что-нибудь рисуешь?
— Немного. Когда есть время.
Сэлли не хотелось обсуждать с ним эту важную для нее часть жизни. На самом деле она постоянно что-то писала. Это было главным в ее жизни.
— Магазин требует постоянного внимания, — пояснила она.
— Да, я так и думал.
Джош внимательно следил за ней странным оценивающим взором.
— Скажи мне, — спросил он, указывая на картины, которые только что перенес на склад, — по каким ценам ты их продаешь?
— Это зависит от темы и размера картины. Некоторые из них продаются довольно быстро. Лучше всего продаются пейзажи.
Джош отошел от двери и приблизился к ней. В его глазах вдруг снова появился знакомый зловещий блеск.
— Судя по этой маленькой коллекции, могу сказать, что лучше всего ему удаются пейзажи.
— Да, ты прав, и их больше всего покупают. Сэлли хотела отойти, но почему-то не могла сделать этого. Она почувствовала, будто ее ноги прибиты к полу. И пригвоздил их этот зловещий блеск в его глазах.
Он стоял слишком близко к ней. Так ей показалось, хотя на самом деле он не придвинулся к ней ни на дюйм. Он не отрываясь смотрел на нее. Казалось, он вытягивает всю силу из нее и забирает ее в плен с помощью этого взгляда.
— Ты продаешь их только здесь или где-нибудь еще? — спросил он.
— В основном здесь. Наша торговля ориентирована на местных жителей.
Взглянув на него, Сэлли почувствовала, как у нее сжалось сердце. Может, все эти вопросы ничего не значат. Он просто задавал их из приличия. Но ей не понравился его тон — уж слишком все походило на допрос.
Она глубоко вздохнула и, пересилив себя, добавила:
— У нас есть несколько посторонних покупателей. Они отдыхали здесь. Если у меня появится что-то интересное, я могу связаться с ними.
— Значит, не все здесь покупают местные жители?
— Нет, но большинство покупок делают местные.
— Большинство… Ты имеешь в виду самые обычные вещи?
— Нет, я не говорила этого. У нас не все обычно. Наши художники и прикладники — очень талантливые люди.
Сэлли рассердил его насмешливый тон. Люди, чьи работы она продавала, могли считаться членами ее семьи!
Джош цинично улыбнулся ее стремлению защитить своих поставщиков.
— Это правда, но одни талантливее других. Работы некоторых из них, вроде того художника, чьи картины я только что отнес на склад, могут продаваться в другом месте значительно дороже. Ты же не можешь назначать высокие цены, у тебя никто ничего не купит. Я хочу сказать, что в Лондоне ты могла бы запрашивать вдвое больше.
Сэлли серьезно заволновалась. Начинался настоящий допрос!
Она ответила ему уже с нетерпением:
— Я веду торговлю в Кенте и назначаю цены, которые приемлемы для местных покупателей. Я ничего не знаю о торговле в Лондоне…
— Разве? — Внезапно он протянул руку и слегка сжал ее лицо длинными загорелыми пальцами. Уставившиеся на нее глаза горели как угли. — Прости меня, но я не могу поверить в это.
Сэлли застыла при холодном прикосновении его пальцев. На мгновение сердце перестало биться, а конечности отказались слушаться ее. Она уставилась на него, растерянна хлопая глазами. А он проворчал:
— Ты же врешь. Я уверен в этом.
— Вру? — В него что, вселился дьявол? Может, он просто сошел с ума? — Почему я вру?
— Потому что ты не можешь не врать! — Он сверкнул глазами. — Ты всегда считала, что с ложью жить гораздо легче!
Неожиданно Сэлли рассвирепела. Она решила защитить себя и кулаком ударила его по руке.
— Отпусти меня! — заорала она. — Какое ты имеешь право прикасаться ко мне?
Джош презрительно улыбнулся и отпустил ее.
— Ты права. Мне не следовало делать этого. Никогда заранее не знаешь… Нечестность, подобная твоей, может оказаться заразной.
Сэлли почувствовала, как у нее окаменело лицо. Во рту пересохло. Его слова и полный презрения тон глубоко ранили ее. Хотя она понимала, что ей не следует обращать на все это никакого внимания. Что ей за дело, если он продолжает плохо думать о ней?
Она сказала себе, что ей на это наплевать. Но все-таки ее очень удивило, что он напомнил о неприятном эпизоде, который сформировал у него плохое мнение о ней, и что оно, это мнение, так и не изменилось за все эти годы. А ведь все случившееся давно поросло травой забвенья.
Но судя по его виду, он ничего не забыл. Она отошла от него и в это время ощутила такую слабость в ногах, словно они были сделаны из соломы.
— Какая же ты маленькая лгунья ! Сэлли резко повернулась к нему. Она больше не станет мириться с его оскорблениями. Она сказала ему сквозь стиснутые зубы:
— Ты намеревался поговорить со мной. Только поэтому я позволила тебе зайти в мой магазин.
Она остановилась у кассы и слегка прислонилась к прилавку.
— О чем бы ты ни собирался поговорить со мной, я буду весьма признательна, если ты побыстрее сделаешь это.
— О, не беспокойся, я как раз собираюсь сказать тебе все. — Джош сложил руки на груди. — Я не собираюсь больше задерживать тебя.
— Лучше бы ты вообще не занимал мое время. У меня слишком много дел, а я стою тут и выслушиваю твоя оскорбления, — Вот в этом я сомневаюсь. Думая», ты поймешь, что хоть слушать меня, может, и не очень приятно, но весьма полезно и интересно для тебя.
— Что ты хочешь этим сказать? — Сэлли покрепче ухватилась за стойку. Она чувствовала себя, как мышка в мышеловке.
— Не все сразу. — Джош бросил на нее такой взгляд, что Сэлли сочла за лучшее его не торопить. Так или иначе, он все сделает по-своему, как делал всегда.
Не поворачиваясь, он прикрыл за сливой дверь кладовки. Потом прищурившись посмотрел на нее.
— Стоило бы тебе запереть эту дверь. Ведь тебе не понравится, если туда залезет еще один вор и выгребет все.
Еще один вор… Нет, он ничего не забыл. Но вспоминать об этом было тяжело, и она опустила глаза. Господи, как же он не прав. Хотя она и вела себя, как воришка, на самом деле она никогда не брала ничего чужого. Но не было смысла что-то объяснять ему сейчас. Если она не смогла сделать это даже тогда.