Коллекция страхов прет-а-порте

– Ну, надо – так валяй, – холодно ответила она. – Поезжай.
– Спасибо, Лерочка, – прочувственно поблагодарил журналист.
А она мстительно прибавила:
– Смотри только, чтоб тебя у Илюшки эти, как их… субстанции не сожрали.
– Чего? – опешил журналист.
– Субстанции. И еще… во, субстраты, – с трудом вспомнила незнакомое слово девушка. И объяснила: – Илья Соньке рассказывал: в этой его каморке полно субстратов, ну, то есть привидений, живет. И он с ними регулярно общается. Говорю ж тебе: псих!
В то же самое время
Марат
Он все рассчитал правильно.
Конечно, его предложение оппонентов в восторг не привело. Да что там говорить: те просто в ярость пришли. Особенно она, когда соизволила, наконец, позвонить. Но, хоть и чувствовалось, что ярость чуть не из ушей капает – а маскировалась умело. Безупречно вежливый тон и, как американцы любят говорить, «полная готовность к сотрудничеству».
– Мне нужно подумать, – попросила она. – Хотя бы до завтра.
– Такой возможности у вас нет, – нагло заявил Марат.
– Извините, я не так выразилась, – тут же пошла на попятный собеседница. – Я имею в виду: мне нужно собраться с силами. Небольшой тайм-аут, всего в сутки, не больше…
– Но торговаться я не буду, – на всякий случай предупредил он. – Условия окончательные, обсуждению не подлежат.
– Мы это поняли, и предложение скорее всего примем. Завтра мы с вами свяжемся.
«Ох, как же не хочется вам со мной связываться. А куда денетесь? – злорадно подумал Марат. – Вляпались вы в это дело по самое никуда…»
Он не сомневался: оппоненты примут его условия.
И, в предвкушении оглушительных перемен, приехал в офис в самом радужном настроении.
Серафима Степановна, верная секретарша, встретила его на пороге.
– Привет, красавица! – широко улыбнулся Марат (по возрасту Серафима годилась ему в поздние мамы – или в ранние бабушки, – но от комплиментов всегда млела, словно девушка-подросток).
Но сегодня она даже не улыбнулась. Глаза испуганные, руки подрагивают. Горячо зашептала в ухо: «Там… там…» И на закрытую дверь его кабинета показывает.
Чтоб Серафима допустила какого-то наглеца в святая святых, в кабинет, где досье на девчонок и «левая» бухгалтерия хранятся, – такого сроду еще не было. И Марат в первую секунду даже не испугался – вспылил: кому это достало наглости? Журналистишке, что ли, который телефонными звонками его атакует? Или, еще хуже, – менты тут свои порядки устанавливают?!
Он отстранил дрожащую Серафиму, распахнул дверь кабинета – и едва удержал вздох облегчения: всего-то Черкашин. Сонькин престарелый папик. Стоит у окна, бледный, гневный, мусолит в ухоженных пальцах сигарету.
– Все в порядке, лапуля, – первым делом успокоил секретаршу Марат.
Шагнул в кабинет, затворил за собой дверь, кивнул Черкашину:
– Рад видеть, Андрей Борисович. Что ж без звонка-то?..
– А ты, сука, трубку берешь?! – прошипел казиношник.
Марат машинально отметил, что прежде Черкашин его на «вы» величал и вообще выражался интеллигентно – а сегодня как разошелся! Но выдвигать претензии не стал: чего взять со старичка? Переволновался, нервишки сдали – вот и пытается посредством хамства стресс снять. Что ж, психотерапевтом Марату работать не впервой. Он сделал вид, будто оскорбления не расслышал, и вновь засочился улыбкой:
– Да вы садитесь, Андрей Борисович. Кофейку, коньячку?
– Слушай: заткнись, а? – досадливо попросил Черкашин.
– Чего вы мне рот затыкаете? – прикинулся дурачком Марат. – Что я вам сделал?
– Марат. – Казиношник нервным жестом раздавил в пепельнице сигарету и подошел к нему вплотную. – Давай без спектаклей. Ты вообще въезжаешь, чего напортачил?
– Нет, – округлил глаза менеджер. И вежливо попросил: – Но вы объясните.
– Претензия у меня к тебе, – мрачно провещал казиношник. – Серьезная.
– Какого рода? – хладнокровно поинтересовался Марат.
– Материального. Бабки за Соньку у меня брал? Брал, охотно, каждый месяц. А за что те бабки тебе шли? За то, как сам говорил, что все проблемы — решаешь ты. Так вот и будь добр. Отвечай за базар.
– Минуточку, – перебил Марат. – А разве у вас есть проблемы? Они, по-моему, пока только у Сони. А вы, Андрей Борисович, – живы, здоровы, прекрасно выглядите… Вас даже в ее убийстве не подозревают.
– Это ты меня журналисту сдал? – вдруг взвился Черкашин.
– Журналисту? – опешил Марат.
– Полуянову. Из «Молодежных вестей». Позавчера ко мне подходил. Прямо позавчера! Когда я… только узнал!.. Когда Сонино тело еще не остыло! А он уже требовал интервью. И говорил, что все про меня и Сонечку знает. А теперь – телефоны мои рвет. Хочу, трындит, «из первых уст всех подробностей». Ну, что ты на это скажешь? Ты ведь натравил, больше некому!
– А это уже интересней, – заинтересовался Марат. – Как вы сказали – Полуянов?
– Значит, знаешь его, – зловеще подытожил Черкашин. – Так-так…
– Нет. Честно – нет. Хрен поймешь, откуда этот хмырь взялся… Но мне – он тоже звонил.
– И что?
– Да ничего, – пожал плечами Марат. – Послал я его на три буквы. И вы туда же шлите.
– Гениально, – саркастически выдохнул Черкашин. – Я его, конечно, пошлю. Но прежде – хочу выяснить: откуда этот говнюк про меня узнал? Да так быстро?
– Да про вашу с Соней любовь пол-Москвы знало, – фамильярно откликнулся Марат.
– Но только не журналисты! – горячо возразил казиношник.
– Тогда… тогда… во, в сводке мог прочитать, – сделал новое предположение Марат. И объяснил: – Я слышал, журналюги, в больших газетах, все происшествия прямо с милицейского телетайпа снимают.
– Опять бред, – фыркнул Черкашин. – Уж про меня-то – ни в какой сводке точно ни слова быть не могло. Ну? Так что скажешь, Марат?
– А что я могу сказать? – пожал плечами менеджер. – Честно вам говорю: я здесь ни при чем, откуда журналист взялся – не знаю. Но, конечно, простите великодушно, если что не так.
– Ладно уж, подскажу, раз сам не въезжаешь, – буркнул Черкашин. – Послушай. Полуянов подошел ко мне ПОЗАВЧЕРА. Сразу, считай, после Сонечкиной смерти. И он – уже знал, кто я для Сони. И какие между нами отношения. Я не спорю: о самом убийстве он, конечно, мог прочитать в сводке происшествий. Но не обо мне. Кто-то ему стуканул. Из твоих девок, явно.
– Ах, вот вы о чем… – задумчиво произнес Марат.
– Дошло, наконец, – презрительно скривился казиношник. – Ну?! Так кто из твоих б…ей журналюгам инфу сливает?
– А ведь хорошая идейка… – протянул Марат.
Он тут же подумал о Сониной ближайшей подружке, Лерочке. И вспомнил, что видел – как в ночь убийства Перепелицыной Лера мило болтала с незнакомым типом самого прохиндейского вида. Хотел еще подойти, документы у хмыря спросить, какого хера тот за кулисы пролез – да не до того было. Что ж, видно, зря поленился… Хотя… Хотя ведь и сегодня не поздно… А рычагов воздействия на Леру Летягину у него имеется немало.
И Марат пообещал:
– Не волнуйтесь, Андрей Борисович. Я все выясню и приму меры. Больше никакие журналисты вас не побеспокоят. Обещаю.
Надя
С Родионом, любимым псом и партнером по рекламной съемке, Надю разлучили сразу же – едва она подписала договор. Ее отправили к стилисту, подбирать одежду, а потом – на прическу и грим. А Родьку увели, как объяснили, на помывку и укладку шерсти. Надя пыталась было объяснить, что у собаки аллергия на бытовые шампуни, и фена пес больше, чем живодерки, боится, но слушать ее никто не стал. Холодно объяснили, что на площадке присутствуют двое ветеринаров, а также дрессировщик, и им виднее.
И вот теперь полюбуйтесь на работу, так сказать, «профессионалов» – едва Надя увидела пса, как у нее чуть слезы, прямо на изысканный макияж, не брызнули. Родион со всех лап бросился к ней, ткнулся носом в колени, – а она накинулась на гоп-компанию ветеринаров и дрессировщиков: