Похищенная любовь

– Я предупреждал его, отец! – поспешил отвести от себя подозрения Жан. – Он меня и слушать не стал.
– Тебе прекрасно известно, Рене, что я не стану без причины проливать кровь. Мы уважаемая семья, а не маньяки-убийцы. Но если ты не найдешь достойного решения, то избавиться от нее будет твоей заботой. Это твой грех, тебе его и замаливать. – Карно выдержал небольшую паузу. – Теперь давай обсудим серьезные вопросы. Что Карвелл?
– Он очень доволен, отец. Дела идут прекрасно. Через месяц собирается взять новую партию на двести миллионов франков.
– То есть готов сделать повторную ставку? – подобие улыбки появилось на изрезанном морщинами лице Филиппа Карно. – Похоже, европейский рынок переживает бум?
– Я согласен с вами, отец. Думаю, через полгода мы сможем удвоить товарооборот.
– Как ведет себя полиция?
– Ничего страшного. Как обычно поймали несколько мелких торговцев. Ты же знаешь, наши люди всегда предупреждают об опасности.
– – Да, получая такой куш, они заинтересованы в том, чтобы беспокоиться о нашем благополучии, – кивнул Карно-старший.
– Есть, правда, одно маленькое «но», – замялся Рене. – Не знаю, заслуживает ди это вашего внимания, отец…
– Что за сомнения одолевают тебя, сын мой? Говори. Мне решать, что достойно внимания, а что нет.
– Вы, как всегда, правы. – Рене меньше всего хотел снова вызвать недовольство Карно-старшего. – В Ницце и Сен-Тропезе ошивается одна красотка, выдает себя за дочь миллионера. Повсюду сует свой красивый носик. Есть подозрение, что дамочка – «удочка» «Интерпола».
– Ты думаешь, они в чем-то нас заподозрили? Ну что же, серьезные люди требуют к себе серьезного отношения. С «Интерполом» лучше не шутить.
– Явных причин для беспокойства пока нет, отец.
– Мы должны всегда их опережать! Иначе не заметишь, как сюда приплывет катер береговой охраны. – Карно снова внутренне закипал. Все-таки история с раненной девушкой вывела его из себя. Огромным усилием воли он заставил себя продолжать ровным тоном: – Ты говоришь, Рене, она выдает себя за дочь миллионера? Хм… А не познакомиться ли нам поближе с прекрасной незнакомкой?
Ей снился странный сон. Она летела по волнам на чудесном белом корабле. «Я где-то читала об этом», – пронеслось в голове. Потом ее ослепило яркое солнце в ясном синем небе, и она недовольно зажмурила глаза. И, наконец, ее путешествие закончилось в величественном старинном замке, а она сама оказалась заколдованной красавицей, возлежащей на убранном холодном ложе. Ее руки и ноги были скованы золотой цепью. Вот кто-то коснулся ее головы, и Лариса открыла глаза.
– О мадам, наконец-то вы очнулись.
Перед ней стоял человек в очках с изящной роговой оправой. Он поправил очки на переносице привычным движением указательного пальца и улыбнулся Ларисе.
Наверное, сон продолжается, решила девушка и закрыла глаза, снова открыла их. Видение не исчезло и продолжало приветливо улыбаться. Странно. Лариса попыталась приподняться, но внезапно ее тело пронзила острая боль, и она невольно застонала. «Нет, во сне не бывает такой боли. Где я и кто этот вальяжный господин в очках?» Лариса с трудом собиралась с мыслями, чужие фразы не проникали в сознание. Человек замолчал, поняв, что девушка не воспринимает его слова, и терпеливо ждал. Почему он пытается говорить со мной по-французски, никак не могла сообразить Лариса. О Боже, она же во Франции, наконец дошло до нее! Сознание внезапно осветило скалу, ее последние отчаянные попытки удержать равновесие, полет и… темнота! Да, теперь кое-что стало ясно. Человек в очках все еще молчал, сочувственно наблюдая, как лоб ее сосредоточенно хмурится в мучительной попытке оценить ситуацию.
– Где я? – с трудом разлепила непослушные губы Лариса. Незнакомец скорее догадался, чем понял, о чем она его спросила. Очевидно, ему стало ясно, что перед ним иностранка, и лицо его приняло озадаченное выражение.
– Мадам, вы в частных владениях, расположенных на острове посреди Средиземного моря. Замок принадлежит старинному роду Карно. Я – семейный врач Франсуа Веренк. К вашим услугам, мадам, – он слегка поклонился.
Доктор говорил медленно и четко, вероятно, догадываясь о языковых трудностях пациентки.
– Как я здесь оказалась? – с неимоверным трудом произнесла Лариса.
– Вы лежали без сознания на берегу моря, вокруг ни души. Сыновья хозяина заметили вас с яхты и доставили сюда. Вот и все, что нам известно. Честно говоря, мы надеялись от вас узнать все подробности. Для начала вы можете назвать свое имя?
– Лариса.
– Мадам Лариса, вы в состоянии рассказать нам свою историю?
Она на мгновение задумалась. Все тело болело, как одна сплошная рана. Лариса вспомнила ужас падения, застонала и решительно кивнула.
– Хорошо, мадам Лариса. Подождите минутку, я позову человека, которому вы обязаны своим спасением.
Доктор вышел, осторожно притворив за собой дверь. Лариса осмотрелась. Она лежала в довольно большой, розовой уютной комнате на роскошной двуспальной кровати. Справа и слева стояли туалетные столики красного дерева. На них – два изящных настольных светильника с фарфоровыми ангелами и небольшие горшочки с живыми розовыми цветами, какие Лариса никогда еще не видела. Над столиками висели мармелад старинные гравюры, изображавшие рыцарей на конях и в доспехах. Подняв глаза, Лариса увидела над собой золотистый шелковый балдахин, богато расшитый серебряными цветами. У окна стояло кресло с низкой спинкой, а карнизы были украшены лепниной. Несмотря на то, что солнечные лучи не попадали в комнату, в ней было светло. В огромном окне, наполовину закрытом белыми портьерами, виднелось только голубое небо без единого облачка.
Вскоре вернулся доктор. За ним в комнату вошел красивый молодой мужчина. Он показался Ларисе очень высоким, может быть потому, что доктор Франсуа отнюдь не поражал своей статью. Короткая стрижка подчеркивала волевые и – Ларисе показалось, даже суровые черты лица незнакомца.
– Рене Карно, – коротко представился он. – А вас, мадам, зовут Лариса. Я хотел бы задать вам только один вопрос: как вы оказались одна у подножия скалы, израненная и без всякой надежды на помощь?
Лариса уже решила для себя, что расскажет правду. У нее не было ни сил ни времени подготовить красивую историю, объясняющую ее несчастье. Да и к чему ей лгать?
Рене слушал ее медленную, неуверенную и часто неправильную речь очень внимательно, не перебивая. Он никак не выражал своего отношения к тому, что говорила девушка, лишь временами в его глазах вспыхивали едва сдерживаемые огоньки негодования и бешенства, которые Рене тут же гасил усилием воли. Он изредка кивал головой, подбадривая Ларису в те моменты, когда она от волнения теряла нить рассказа.
Доктор Франсуа сразу же оставил их наедине, так что историю Ларисы слушал только господин Рене, очевидно, сын хозяина.
Когда Лариса закончила свой рассказ, Рене прежде всего сообщил, что, по мнению доктора Франсуа, у нее нет никаких серьезных повреждений внутренних органов, скрытых кровотечений и опасных переломов. Несмотря на ужасную высоту, с которой произошло падение, она, по счастливой случайности, отделалась ушибами и ссадинами, и хотя это больно и неприятно, но легко поддается лечению.
Потом он сказал что-то очень быстро, гневным, злым тоном.
Лариса вздрогнула, не понимая, чем могла его так рассердить.
– Простите, мадам, – вдруг мягко улыбнулся мужчина, – я просто… нелестно отозвался о вашем муже.
– Муж? – удивленно переспросила Лариса. – Муж, – повторила она, словно взвешивая это слово на незримых весах. – Нет, этого человека я больше не могу считать своим мужем. Он подонок и трус. Скорее всего, он сам уже вычеркнул меня из списка живых.
– Пожалуй, – кивнул Рене. – О вашем чудесном спасении знают только люди, обитающие в нашем замке, а они не имеют связи с внешним миром. Таким образом, слухи о вашем воскрешении вряд ли достигнут ушей вашего мужа и вряд ли ему пришла в голову мысль, что у вас был хотя бы один шанс остаться в живых. Но именно этот шанс вам и выпал! Вам крупно, просто фантастически повезло. Ваше падение смягчили деревья и кусты. Ни за что на свете я не хотел бы повторить ваш полет. – Он улыбнулся сдержанно, одними губами. – Еще одна счастливая случайность состоит в том, что я заметил вас на берегу и мы подобрали вас. Вернее, я решился взять вас на борт, вопреки всем неписаным и непререкаемым законам нашей семьи. Мой брат категорически возражал против этого опрометчивого поступка.