Эксклюзивный грех

– Ну? Что опять случилось?
Журналист ответил не сразу. Выдержал “мхатовскую” паузу, затем буркнул:
– Менты нашли машину, которая сбила твою маму.
– И?..
– Ее бросили, понимаешь? А за десять часов до.., до преступления – угнали.
Надя не очень поняла, что он сказал, переспросила:
– А водитель?
Дима терпеливо сказал:
– Повторяю еще раз. Вчера утром у некоего человека от офиса был угнан автомобиль “ВАЗ-2110” серого цвета. Примерно в двенадцать дня этот человек заявил о совершенном угоне в ГИБДД, а затем написал о сем происшествии заявление в милицию. А около девятнадцати часов вчерашнего дня данный автомобиль явился, судя по всему, виновником дорожно-транспортного происшествия. Характер повреждений кузова автомобиля, а также следы крови на лобовом стекле свидетельствуют, что он совершил наезд на человека. Данный автомобиль, объявленный в розыск еще днем, экипаж патрульной службы обнаружил около двух часов сегодняшней ночи во дворе дома номер двадцать по улице Малыгина…
– Это же от нас два шага! – ахнула Надя. Они уже спустились к ней на этаж, и Надежда открывала дверь.
– Вот именно, – мрачно сказал Дима. – Видишь, что получается: вчера днем кто-то угнал “десятку”. Вечером этот “кто-то” сбил на улице твою маму. А потом бросил сие “паленое” авто…
– А может… Может, маму сбил сам хозяин “десятки”? Дима посмотрел на нее снисходительно. Саркастично произнес:
– Ага. Хозяин “десятки” – пенсионер семидесяти лет, полковник запаса. Значит, он откуда-то заранее знал, что вечером собьет тетю Раю, поэтому днем объявил свою собственную машину в розыск.
Надя поняла, что сморозила не то, и убежденно сказала:
– Значит, пацаны. Какие же сволочи. Украли машину. А ездить не умеют, вот и сшибли маму…
– Да, наверно, пацаны, – сказал Дима и нахмурился.
– Где же их искать?
– Понятия не имею, – буркнул Полуянов. Они уже стояли в тесном коридорчике Надиной квартиры. Журналист скривил губу и произнес:
– Знаешь что? Одевайся-ка ты, и поедем. Я подкину тебя до Склифа. А сам… Сам – домой. У меня там кот некормленый сидит. И еще вот чего. Дай-ка мне записные книжки твоей мамы.
– Зачем?
– Дай. Я тебе потом все объясню.
Надя. Тот же день, 12 часов 20 минут
Она вышла из подъезда, когда Дима уже прогрел свою красную машину. Сидел за рулем, хмурился. Выйти и открыть перед ней дверцу даже не подумал. “Вот такие они, современные мужики. Пусть и самые лучшие”.
Когда Надя уселась на переднее пассажирское сиденье, Дима, однако, не поспешил трогаться. Он достал из внутреннего кармана куртки бумажник (тот самый, что она видела, – кожаный “Петек”). Вытащил из него стодолларовую купюру. Сказал:
– Будешь в Склифе, найдешь заведующего отделением – того отделения, где мама лежит. Сунешь ему (или ей) вот эту бумажку. Знакомства – это, конечно, хорошо, а прямая подкормка – лучше…
Надя отчаянно замотала головой:
– Я не умею! И потом это неудобно!..
– Неудобно трахаться на лыжах в гамаке. Надя покраснела, выкрикнула:
– Почему я должна брать у тебя эти деньги?!
– Потому что у тебя их нет. И еще потому, что мама твоя, тетя Рая, меня из школы забирала. И обедами кормила. И читала мне “Таинственный остров”. Я, знаешь ли, это хорошо помню…
– Я не возьму никаких денег!
– Слушай, Митрофанова, не зли меня. Ты что это? Вынуждаешь меня самому опять идти в Склиф? И искать завотделением, и беседовать с ним?.. А у меня дома – кот, скотина такая, без пищи страдает. Ты-то своего Родиона уже два раза кормила!
Аргумент насчет Родиона оказался убедительным. Надя примолкла. Дима положил зеленую бумажку поверх ее сумочки, торопливо включил передачу и выехал со двора.
Спустя минут десять, когда они уже ехали по улице Летчика Бабушкина, вдоль длинных трамвайных путей, Надя, все это время молчавшая, хмурившаяся, закусывающая губу, наконец спрятала деньги в сумку. Вздохнула, тихо проговорила:
– Я тебе их обязательно отдам.
– Я не сомневаюсь, – немедленно откликнулся Дима. Спустя еще пять минут они уткнулись в пробку на выезде на проспект Мира. Журналист произнес, к Наде вовсе не обращаясь, словно бы сам с собой:
– Мою маму убили пять дней назад. На твою покушались – вчера. Странное какое-то совпадение по времени.
– Странное, – глухо проговорила Надя.
– И чем-то ведь покушения похожи. И в случае с мамой, и в случае с тетей Раей имели место автомобили.
– И с твоей.., твоей, – Надя отчаянно засмущалась, – мамой разве тоже был автомобиль? Дима неохотно ответил:
– Менты говорят, свидетели видели: из подъезда, сразу после убийства, вышли двое. Их ждала машина с включенным движком. Но ты только не болтай об этом, ради бога!
– Я никогда не болтаю, – огрызнулась она. Дима кивнул и продолжил:
– И тогда, и теперь преступления кажутся вроде бы такими простыми-простыми!.. Очень простыми – да концов не найдешь.
– Ты думаешь, их обеих специально пытались убить? – Надя глянула на Диму: он сидел за рулем нахмуренный, сосредоточенный.
– Да, пытались… А мою маму даже убили… Но кому, спрашивается, нужно убивать двух пенсионерок? Кому они, старушки, могут помешать?
– Может, наследство? – робко предположила Надя.
– От кого? У моей мамани на книжке осталось шестнадцать рублей девяносто копеек. Может, у твоей есть золото-бриллианты?
– Боюсь, что нет, – через силу усмехнулась она.
– Тем более что я – единственный, кажется, наследник своей мамы. А ты – если не дай бог что случится – у своей единственная наследница?
– Наверное, – пожала плечами Надя. Она и краешком думать не хотела о том, что “не дай бог что слупится”.
– Значит, – цинично усмехнулся Полуянов, – убрать старушек выгодно прежде всего – кому? Мне и тебе. А что, замечательный сюжет. Я в Амстердаме, у меня стопроцентное алиби – а ты в это время убиваешь мою маманю. А потом я краду машину и сбиваю твою мать. А потом мы с тобой наследуем шестнадцать рублей девяносто копеек и две квартиры. И живем в них, поживаем, добра наживаем…
– Слушай, прекрати юродствовать, а? – с неожиданной для нее твердостью сказала Надя. – Заткнись. Пожалуйста.
Дима искоса глянул на нее, излишне резко рванул со светофора и тихо произнес:
– Извини.
Еще десять минут они проехали в молчании, а потом Надя сказала:
– Они же очень долго, твоя мама и моя, работали вместе. Вдруг они были свидетельницами какого-то преступления? А сейчас их пытаются убрать…
– Угу, – усмехнулся Дима. – Они не работают вместе уже чертову тучу лет. И все эти годы убирать их никто не пытался. А теперь вдруг они кому-то помешали.
– Может, шантаж?
– С чьей стороны?.. Эй, подруга! – Дима обернул к ней изумленное лицо. – Ты что, представляешь себе мою мать в роли шантажистки? Или – свою?
– Да, я как-то не подумала… – пробормотала она, отвернувшись к окошку. Справа тянулись сталинские дома. У метро “Проспект Мира” вовсю торговали цветами. – Извини, – добавила Надя.
– Может быть, произошло другое, – сказал Дима. – Они обе стали свидетельницами преступления – сейчас. И этим кому-то помешали. Очень помешали.
Они уже подъезжали к повороту с проспекта Мира налево, в переулок. Отсюда до нового корпуса Склифа рукой подать. Наде нравилось, как Дима ведет машину. Вроде бы никуда не спешит, а получается быстро.
– Знаешь, Надечка, – проговорил Дима, когда они стояли в длинном ряду машин, ожидающих левого поворота, – ты подумай, пожалуйста: когда наши мамы друг с другом в последнее время видались? Где бывали? Что делали?.. И я тоже вокруг этого подумаю…
Загорелась зеленая стрелка, они свернули налево. Потом поблуждали по дворам. Наконец Полуянов остановил машину в одном из дворов в непосредственной близости от Института Склифосовского. Выключил мотор.
– Знаешь, – сказал он, повернувшись к Наде и внимательно изучая ее лицо, – что-то мы с тобой заигрались в Шерлоков Холмсов. А тебе сейчас лучше поиграть в доктора Айболита.