Гибель замка Рэндол
– Будешь пытать? – проскрипел колдун.
– Зачем? Это ты специалист по пыткам, так не суди других по себе. Я не стану даже вешать тебя, не хочу марать честную верёвку. Я тебя отпущу, и ты уйдёшь. Но сначала надо предупредить добрых людей, кто перед ними, а то ведь ты снова можешь начать свои мерзости. Кстати, это идею подсказал мне ты, – Рэндол клещами шевельнул железяку, черневшую на углях. – В мире ничего не бывает просто так. Раз ты выпросил у меня это железо, а потом вернул назад, значит, в этом есть смысл. Я понимаю, ты хотел превратить моё жилище в мрачную пещеру, украсив его костями виверны и орудиями пыток. Вместо этого, череп болотного гада упал тебе на голову. А теперь и пыточный инструмент пригодится. Знаешь, что это? Это тавро, которым мои не слишком гуманные, но достойные предки клеймили пойманных воров. Подожди, сейчас оно раскалится как следует. В наше время уже не встретишь преступника, клеймлёного таким образом, ты сможешь неплохо зарабатывать на ярмарках, рассказывая свою историю.
– Лучше повесь! – прошипел маг.
– Захочешь – повесишься сам. А меня избавь.
Рэндол вернулся к костерку, пошевелил клещами угли, потом ухватил железо и крикнул:
– Томми, придержи нашему гостю голову, чтобы он не дёрнулся ненароком!
Горячее железо впечаталось в морщинистый лоб, Эхоу взвыл, дёргаясь, но Рэндол продолжал вдавливать клеймо, пока плоть под раскалённым металлом не перестала шипеть.
– Вот и всё, – сказал Рэндол, отбросив инструмент. – Ты свободен. Том, развяжи его.
– Подождите, подождите минуту! – раздался крик.
По дороге, обсаженной старыми липами, на которых никто так и не был повешен, торопились двое. Впереди Райнихт, следом старичок в яркой одежде нездешнего покроя.
– Успели! – отдуваясь произнёс старичок. – Позвольте представиться: Максон – маг и чародей, к вашим услугам. Насколько я понимаю, вы собираетесь вешать этого негодяя. Я хотел бы присутствовать при экзекуции, если не возражаете.
– Вынужден вас огорчить, – ответил Рэндол, поклонившись. – Я решил отпустить господина Эхоу, не повесив.
– Но как же?.. – вскинулся Максон.
– Мне кажется, – мягко сказал Райнихт, – лорд Рэндол выбрал наказание, которое страшнее смерти. Покуда наш бывший товарищ горюет о том, чего он не приобрёл. Но скоро он поймёт, что потерял, и это будет истинный ужас.
Максон пожевал сухими губами.
– Пожалуй, вы правы, друг мой. Вешать его было бы глупо. Но… нельзя же отпустить его просто так…
– А вот здесь я с вами полностью согласен. Нас тут двое, мы оба полномочные представители конклава. За чем дело?
– Дело в том, что лоб негодяя уже помечен. И там совсем другие литеры, чем требует традиция.
Райнихт подошёл, глянул в лицо Эхоу. Лоб бывшего чародея вспух и покраснел, но выжженное слово "Вор" читалось совершенно чётко.
– И что? – спросил Райнихт, брезгливо отвернувшись. – Да, буквы другие, но смысл? Что касается традиций, до сих пор ещё никто не клеймил разжалованного волшебника. Они всегда погибали. Мы с вами создадим интересный прецедент.
– В самом деле! – вскричал Максон. – Как я не подумал?
– Начинаем, мэтр Максон.
– Полагаю, его следует всё-таки отпустить, – вмешался Рэндол. – Он уже наказан и, главное, никому больше не сможет причинить зла.
– Мы его отпустим, – успокаивающе произнёс Райнихт. – Наше колдовство вреда здоровью не причинит. Но закон должен быть исполнен.
– Называвший себя магом, яви своё искусство! – торжествующе возопил Максон. Затем он повернулся к Райнихту и произнёс буднично: – Я не наблюдаю в нём никакой силы.
– Я был, был великим магом! – взвыл Эхоу. – Это вы, негодяи, подло отняли мою силу! Вы не смеете делать это!
– Я тоже не могу обнаружить ни малейших проявлений силы, – не обращая внимания на крик, произнёс Райнихт. – Перед нами явный самозванец. Приступайте, коллега. Это ваше право.
Максон вздел руку со скрюченными пальцами. Казалось, сейчас он вцепится в глаза Эхоу, но и без того связанный визжал и бился сильней, чем в ту минуту, когда его жгло железо.
Не коснувшись лба, Максон опустил руку. Слово "Вор" на лбу Эхоу вспыхнуло ярким, негасимым светом.
– Теперь можно развязывать, – кивнул Райнихт.
Почувствовав свободу, Эхоу вскочил и бросился бежать. Том Брэдли засвистел вслед.
– Замечательно! – объявил Максон, потирая ладони. – Мне кажется, следует отметить столь удачное завершение дела.
Меньше всего Рэндолу хотелось что-либо отмечать с этим человеком, а вернее, магом. По счастью, Райнихт выручил его.
– Согласен, друг мой, – сказал он. – Вы пока ступайте, распорядитесь на счёт праздника, а я доделаю кое-какие мелочи и подойду.
Максон расплылся в улыбке, послал присутствующим воздушный поцелуй и исчез.
– Я правильно сделал, забыв пригласить вас на пирушку к Максону? – спросил Райнихт. – Мне кажется вы не слишком рвались туда. К тому же, ваша жена скорей сгорит в башне, чем выйдет, пока мы здесь.
– Спасибо, – сказал Рэндол. – Вы очень добры.
– Я не добр, – поправил Райнихт. – Я всего лишь справедлив. Мне показалось справедливым, чтобы вашей жене вернулся разум, – она здорова. Мне показалось справедливым, чтобы гадина Максон мог поквитаться с обидчиком, – Максон сполна насладился местью. А доброта здесь ни при чём, это понятие бытует только среди людей. Мне нет дела, что по мнению окрестных поселян, ваша супруга добра, а Максон – зол. Пусть с этими вопросами разбираются любители копаться в этических проблемах. Я всего лишь блюду закон справедливости, да и то лишь в те минуты, когда мне приходится колдовать. Может быть, я не прав?
– Пожалуй, вы правы. – Рэндол глянул в лицо волшебника и добавил: – Сейчас у меня будет слишком много дел, но как только жизнь хоть чуточку наладится, я буду рад видеть вас у себя. Просто так, безо всякого колдовства; я очень устал от чар. Посидеть, поговорить о жизни. Я не философ и плохо разбираюсь в этических сущностях, но что такое добро, я постараюсь объяснить.
– Договорились, – Райнихт кивнул, приложил два пальца к шляпе, повернулся и пошёл в ночь, из круга, освещённого заревом пожара.
Теперь поблизости от гибнущего замка не оставалось ни одного волшебника, и в самой его гибели тоже не было ничего чудесного. Огонь подошёл уже близко к старой башне. Босуэл вывел наружу Беатрис и мальчишек. Хотел было идти, вытаскивать вещи, но Рэндол остановил его.
– Пусть. Там не осталось ничего нужного.
Пламя взлетело по плетям старого плюща, заглянуло в бойницы третьего и четвёртого этажей, пробежалось по пыли и мелкому сору, охватило пересохшее дерево перекрытий, и башня запылала разом, словно бочка с перегретой смолой. Из темноты потянуло ветром, и весь остальной пожар ненадолго оживился, дожигая то, что ещё могло гореть.
Беатрис подошла к мужу, укрылась за его спиной, положила ладони на плечи. Мальчишки, взявшись за руки, стояли рядом.
– Они ушли? – она не уточнила, "кто" ушёл, но Рэндол понял и ответил не переспрашивая:
– Да, конечно.
– Это хорошо. Теперь всё наладится. Смотри, как горит… ведь это вся наша прошлая жизнь… (с долгим треском рухнула крыша правого крыла) – там был зал для балов, а теперь ассамблеи будет проводить кто-то другой. А тут… (новый столб искр) – наша спальня. Надо же, всё сгорело, а мне ничуть не горько.
– Пусть горит, – согласился Рэндол. – Пускай сгорает всё. Самое дорогое я сумел вытащить.