Хорош в постели

«Семидневный солдат» никогда бы не попал на экраны американских кинотеатров, если бы не номинация Макси на «Оскара» за фильм «Дрожь». И Макси никогда не стала бы участвовать в рекламной раскрутке этого фильма, если бы не пункт договора, который она подписала до того, как стала знаменитостью. Этот пункт гласил, что Макси должна рекламировать фильм «в соответствии с пожеланиями продюсеров».
Нет нужды говорить, что продюсеры ухватились за возможность с помощью Макси сорвать крупный куш хотя бы за первый уик-энд показа. Они доставили ее в Нью-Йорк со съемок в Австралии, поселили в пентхаусе отеля «Ридженеи» в Верхнем Ист-Сайде и пригласили, по словам Роберто, «избранную группу репортеров», дабы каждый мог взять у Макси двадцатиминутное интервью. И Роберто (благослови, Господи, его верное сердце) первой позвонил мне.
– Тебе это интересно? – спросил он. Естественно, я ответила утвердительно, а Бетси пришла в восторг, как это обычно случается с редакторами отдела, когда на них вдруг сваливается отличный материал, пусть даже Габби и бубнила что-то насчет одноразовых успехов вспыхивающих и тут же закатывающихся звезд.
Я была счастлива. Роберто был счастлив. И тут на сцену вышла менеджер, которая вела дела Макси совсем в другом, куда более крупном рекламном агентстве.
Я грустила за столом, подсчитывая дни, прошедшие после последнего телефонного разговора с Брюсом (десять), продолжительность разговора в минутах (четыре), размышляла о том, что, может быть, мне стоит встретиться с нумерологом и, исходя из этих чисел, выяснить, как в дальнейшем будут развиваться наши отношения, когда зазвонил телефон.
– Это Эприл из Эн-джи-эйч, – проскрипел голос на другом конце провода. – Как мы понимаем, вы заинтересованы в интервью с Макси Райдер?
Заинтересована?
– Я беру у нее интервью в субботу, в десять утра, – ответила я Эприл. – Роберто из «Миднайт ойл» обо всем договорился.
– Да. Хорошо. Мы хотим задать несколько вопросов, прежде чем подтвердить согласие на интервью.
– Простите, кто вы?
– Эприл. Из Эн-джи-эйч.
Тут до меня наконец-то дошло. Эн-джи-эйч – одно из самых больших и известных рекламных агентств Голливуда. Туда обычно звонили богатые и знаменитые, если вляпывались в какую-нибудь неприятную историю (как с нарушением законов, так и без оного) и не хотели, чтобы их полоскали в прессе. Роберт Дауни-младший стал клиентом Эн-джи-эйч после того, как отключился в чьей-то спальне в героиновом угаре. Кортни Лав с помощью Эн-джи-эйч приобрела новый имидж, она сделала пластические операции на лице и груди и стараниями агентства превратилась из сыплющей ругательствами богини гранжа в сильфиду, одетую по последнему слову высокой моды. В «Икзэминер» прекрасно знали, что в вопросе интервью слово Эн-джи-эйч было решающим. Они определяли, о чем можно спрашивать звезду, а о чем – нет. Ссориться с ними никому не хотелось. И теперь, вероятно, к их услугам обратилась и Макси Райдер.
– Мы бы хотели получить гарантии, что в своем интервью вы сосредоточитесь исключительно на работе Макси.
– Ее работе?
– Ее ролях. Ее игре. Никакой личной жизни.
– Она знаменитость, – напомнила я. – Я полагаю, это и есть ее работа. Быть знаменитостью.
От голоса Эприл расплавленный металл мог бы в мгновение ока превратиться в холодную болванку.
– Ее работа – роли в кино. И только благодаря этой работе люди знают о ее существовании.
В другой ситуации я бы не стала спорить, скрипнула бы зубами, улыбнулась и согласилась на любые, самые нелепые условия, которыми они хотели бы обусловить интервью. Но я не спала ночь, а Эприл еще и перла напролом.
– Да перестаньте! – ответила я. – Всякий раз, открывая «Пипл», я вижу Макси в юбке с разрезом до признаков пола и в больших черных, «не смотрите на меня», очках. И после этого вы говорите мне, что она хочет, чтобы ее знали исключительно как актрису?
Я надеялась, что Эприл уловит мой полушутливый тон и спустит все на тормозах. Ошиблась.
– Вы не будете задавать вопросы о ее личной жизни! – отчеканила Эприл.
Я вздохнула.
– Хорошо. Отлично. Как скажете. Мы будем говорить только о фильме.
– Так вы согласны на эти условия?
– Да. Я согласна. Никакой личной жизни. Никаких юбок с разрезами. Ничего такого.
– Тогда я посмотрю, что можно сделать.
– Я же сказала вам, Роберто уже назначил время интервью.
Но на другом конце провода уже положили трубку.
Двумя неделями позже я отправилась брать интервью. Та суббота в конце ноября выдалась серой и дождливой, это был один из тех дней, когда все, у кого есть деньги и возможности, улетают на Багамы или отправляется в загородный коттедж в Поконас, а на улицах остаются только посыльные с рябыми от оспин лицами, чернокожие девочки в кудряшках да печальные белые дети на велосипедах. Секретарши. Японские туристы. Мужчина с бородавкой на подбородке и растущими из нее двумя длинными вьющимися волосками. Такими длинными, что доставали до груди. Он улыбнулся и погладил их, когда я проходила мимо. Мой счастливый день.
Я отшагала двадцать кварталов, стараясь не думать о Брюсе и не замочить волосы. Огромный мраморный зеркальный вестибюль «Ридженси» встретил меня блаженным спокойствием. Никто не мешал мне лицезреть в трех разных ракурсах вылезший на лбу прыщ.
Я пришла рано, поэтому пришлось осматривать достопримечательности. Магазин подарков предлагал, как обычно, широкий ассортимент банных халатов по заоблачным ценам, зубные щетки по пять долларов и журналы на разных языках, в том числе ноябрьский номер «Мокси». Я схватила его, быстренько нашла рубрику Брюса. «Оральный секс, – прочитала я. – Приключение для мужчины». Ха! «Оральные приключения» не являлись коньком Брюса. У него слишком обильно текла слюна. Как-то раз, перебрав коктейлей «Маргарита» и расслабившись, я назвала его «человеческое биде». С таких слов начинать статью не следовало. «Разумеется, он об этом упомянуть не мог, – самодовольно подумала я, – как и о том, что я была единственной, с кем он пытался все это проделать». Я вернулась к его статье. «...Я случайно услышал, как в телефонном разговоре с подругой она назвала меня «человеческое биде»«, – прочитала я. Брюс это услышал? Я покраснела до корней волос.
– Мисс! Вы хотите купить журнал? – спросила женщина за прилавком. Я купила, вместе с пачкой «Джуси фрут» и бутылкой воды за четыре доллара. Устроилась на одном из плюшевых диванов в холодном вестибюле и начала читать:
Оральный секс
В пятнадцать лет, когда я был девственником, носил корректирующие пластинки на зубах и белые трусы-плавки, которые покупала мне мать, мы с друзьями смеялись до колик над шутками Сэма Кинисона [32].
– Женщины! – кричал он, тряс волосами и кружил по сцене, как маленькое, круглое, попавшее в западню животное. – Скажите нам, чего вы хотите! Почему, – тут он опускался на колено, – так ТРУДНО сказать ДА, именно ТАК, это ХОРОШО, или НЕТ, не ТАК СКАЖИТЕ НАМ, ЧЕГО ЖЕ ВЫ ХОТИТЕ! – ревел он и под гогот зрителей добавлял: – МЫ ЭТО СДЕЛАЕМ!
Мы смеялись, не зная, почему его слова вызывают такой смех. «Что так трудно?» – гадали мы. В сексе, как мы тогда могли сказать, никаких тайн не было. Что, собственно, мы могли? Погонять шкурку, смыть результат, повторить. И все. Ясно и понятно.
Когда К. широко раскинула ноги, а потом пальчиками раздвинула губки...
«О Господи, – подумала я. – Он словно поставил зеркало между моих ног, а потом начал транслировать изображение на весь мир». Я шумно сглотнула и продолжила чтение:
...я внезапно понял, отчего так смеялись мужчины, слушая шутки Кинисона. Я словно смотрел в лицо без черт, лучшего сравнения подобрать не могу. Волосы, живот и руки сверху, белоснежные бедра слева и справа, но прямо передо мной – тайна, и ее изгибы, складки и выступы имели, казалось, так мало общего с порнографическими картинками, которые я видел в более зрелом, в сравнении с пятнадцатью годами, возрасте.