Хорош в постели
Мы с Макси выскользнули через боковую дверь отеля и поймали такси до салона красоты, где регистратор бойко сообщила нам, что сегодня к ним попасть никак нельзя, все расписано не только на сегодня, но и на многие недели вперед. Она тараторила до тех пор, пока Макси не сняла черные очки и не встретилась с ней взглядом. После этого качество обслуживания улучшилось примерно на три тысячи процентов.
– Как же здорово, – повторила я, наверное, уже в пятый раз. И действительно было здорово. Мягкая кровать, полотенца толщиной, наверное, с мое одеяло. Ласкающая слух, успокаивающая музыка. Я думала, это си-ди, но, приоткрыв глаз, увидела женщину, которая играла на арфе в углу, наполовину скрытая тюлевой занавеской. Макси кивнула:
– Подожди, пока не начнутся души и солевой массаж. – Она закрыла глаза. – Я так устала. Мне хочется только одного – поспать.
– Я не могу спать, – поведала я ей. – То есть засыпаю, но потом просыпаюсь...
– ...и кровать такая пустая.
– Вообще-то у меня есть маленький песик, так что кровать не пустая.
– О, мне так хочется завести собаку! Но я не могу. Слишком много разъездов.
– Ты можешь в любое время погулять с Нифкином, – предложила я, прекрасно понимая, что едва ли Макси удастся заглянуть ко мне на капуччино со льдом и прогуляться по заваленному собачьим дерьмом Южному парку. Но когда Рикардо мягко перевернул меня и начал намазывать грязью мои грудь и живот, подумала, что такие вот манипуляции с моим телом я бы еще утром отнесла к жанру фантастики. – И что дальше? – спросила я. – Наплюешь на все намеченные планы?
– Пожалуй, да, – ответила Макси. – Хочу хотя бы один день и вечер пожить как нормальный человек.
Конечно же, в тот момент я сочла излишним указывать, что нормальный человек не выкидывает тысячу долларов на один поход в салон красоты.
– Так чего же тебе хочется? Макси задумалась.
– Даже не знаю. Я уже так давно... Слушай, а что бы сделала ты, если б у тебя выдался свободный день в Нью-Йорке?
– В этом сценарии я – это я или я – это ты?
– А в чем разница?
– Ну, то ли у меня неограниченные возможности и меня все знают, то ли я – никому не известная я.
– Давай начнем с того, что ты – это ты.
– Гм-м. Я бы пошла в билетную кассу на Таймс-сквер и попыталась купить билет на один из бродвейских спектаклей за полцены. Потом поехала бы в «Стив Мэдден» в Челси и посмотрела, какая там распродажа. Заглянула бы во все галереи, купила бы шестидолларовые береты на блошином рынке на Колумбус-авеню, пообедала бы в «Вергилии» и пошла на спектакль.
– Отличный план! Поехали! – Макси села, голая, вся в грязи, с волосами, забранными в пластиковый мешок, сняла с глаз ломтики огурца. – Где мои туфли? – Она посмотрела на себя. – Где моя одежда?
– Ложись, – рассмеялась я. Макси легла.
– Что такое «Стив Мэдден»?
– Большой обувной магазин. Однажды я забрела туда, когда распродавалась обувь больших размеров. Начиная с десятого все шло за полцены. Думаю, это был самый счастливый день для моих ног.
– До чего же хочется попасть туда, – в голосе Макси слышались мечтательные нотки. – А что такое «Вергилий»?
– Барбекю. Там потрясающе жарят свиные отбивные и курицу, бисквиты подают с кленовым сиропом... но ты ведь вегетарианка?
– Только для официальных пресс-релизов, – ответила Макси. – Я люблю отбивные.
– Так ты думаешь, мы сможем там побывать? Я хочу сказать, а если тебя узнают? И как насчет Эприл? – Я застенчиво посмотрела на Макси. – И... ты уж не подумай, что я такая назойливая, но если бы мы хоть немного поговорили о твоем фильме... чтобы я могла привезти интервью и редактор не убила бы меня.
– Ну разумеется, – величественно ответила Макси. – Спрашивай о чем хочешь.
– Позже. Не хочу ловить тебя на слове.
– Да перестань! – Она радостно рассмеялась и начала диктовать текст статьи; – Обнаженная Макси Райдер в салоне красоты в центре Нью-Йорка вдыхала ароматические экстракты, грустя о потерянной любви.
Я приподнялась на локте, посмотрела на нее.
– Ты действительно хочешь коснуться потерянной любви? Я хочу сказать, Эприл строго-настрого запретила даже заикаться об этом. Она хотела, чтобы репортеры спрашивали тебя исключительно о работе.
– Мастерство актера и заключается в том, чтобы заставить работать на себя всю свою жизнь... всю боль. – Она шумно выдохнула. – Я знаю, если придется сыграть женщину, которую отвергли... бросили публично во время ток-шоу... я буду готова к этой роли.
– Ты думаешь, это плохо? Мой бывший бойфренд ведет в «Мокси» мужскую секс-рубрику.
– Правда? – спросила она. – Прошлой осенью в «Мокси» писали обо мне. «Макси в «Мокси»«. Глупо, конечно. Твой бывший пишет о тебе?
Я печально вздохнула.
– Я его любимая тема. И мне не до смеха.
– А что такое? – спросила Макси. – Он пишет о чем-то личном?
– Да. Скажем, о моем весе.
Макси вновь села.
– «Любить толстушку»? Так это о тебе?
Черт. Неужто весь мир читал эту глупую заметку?
– Обо мне.
– Bay! – Макси посмотрела на меня, надеюсь, не для того, чтобы прикинуть, сколько я вешу и действительно ли Брюс может весить меньше меня. – Я прочитала ее в самолете. – В голосе Макси слышались извиняющиеся нотки. – Обычно я «Мокси» не читаю, но перелет выдался очень уж длинным, мне стало скучно, вот я и прочитала три номера...
– Не надо извиняться, – ответила я. – Я уверена, что опус Брюса прочитали многие.
Она вновь легла.
– Так это ты назвала его «человеческое биде»? Я покраснела даже под грязью.
– Не в лицо.
– Да, это было бы хуже. Меня вот бросили на ток-шоу Барбары Уолтере.
– Я знаю, – ответила я. – Видела.
Мы молча лежали, пока сотрудники из дюжины шлангов смывали с нас грязь. Я казалась себе очень изнеженным, очень экзотическим домашним любимцем... или куском ну очень дорогого мяса. Потом нас засыпали солью грубого помола, втерли ее в нас, вновь вымыли, одели в теплые халаты и направили на процедуры для лица.
– Я думаю, тебе пришлось хуже, чем мне, – заметила я, когда мы сидели под подсыхающими грязевыми масками. – Я хочу сказать, когда Кевин говорил о завершении длительных отношений, каждый, кто смотрел передачу, знал, что речь идет о тебе. А вот относительно статьи, о том, что К. – это я, знали только...
– ...все твои знакомые, – закончила за меня Макси.
– Да. Именно так.
Со всеми этими грязями, водорослями, солью, музыкой и теплыми, мягкими, в миндальном масле, руками массажиста Шарля у меня создалось ощущение, будто я окутана каким-то удивительным облаком и парю над миром, вдали от телефонов, которые не звонят, завистливых коллег по работе и наглых менеджеров рекламных агентств. Даже мой вес не имел на такой высоте ровно никакого значения... во всяком случае, меня не волновало, что думали Шарль и К» о моих телесах, растирая, умасливая и переворачивая меня. Я каталась на облаке на пару с печалью, но и она уже не так давила на меня. Да, конечно, никуда не делась, была со мной, как мой нос или шрам над пупком от ветрянки, которой я переболела в шесть лет. Часть меня, ничего больше.
Макси схватила меня за руку.
– Мы подруги, да?
На мгновение я подумала, что она говорит это не всерьез, рассматривает происходящее как обычный вариант киношной, шестинедельной, съемочной дружбы. Но в тот момент меня это не волновало.
Я пожала ее руку.
– Да. Мы подруги.
– Знаешь, что я думаю? – Макси подняла пальчик. И мгновенно перед нами появились четыре стаканчика текилы, оплаченные, без сомнения, четырьмя разными воздыхателями. Макси взяла один и посмотрела на меня. Я проделала то же самое, и мы вместе выпили. Я поставила стаканчик, и меня передернуло от полыхнувшего внутри огня. В «Хогс и хайферс» мы все-таки попали. После ленча в «Вергилии», где отведали отбивные, курицу, поджаренную на открытом огне, банановый пудинг и овсяные лепешки с сыром. Потом купили по шесть пар обуви в «Стив Мэдден», резонно рассудив, что мы, возможно, поправились после ленча, а вот наши ноги – нет. После «Мэдден» заглянули в «Бьюти бар», где затарились разной косметикой (я отдавала предпочтение теням для глаз песочного цвета и тональному крему). В сумме получилось несколько больше, чем я намеревалась потратить на обувь и косметику в следующие несколько лет, но я нашла оправдание своему транжирству: когда еще удастся походить по магазинам с кинозвездой?