Земные пути
На робкие просьбы повидать Роксалану Хийси отрезал:
– Сейчас не время. Захочет – дождётся. А не захочет месяц подождать – тоже беда невелика, таких, как она, можно целый амбар насолить.
Ист смирился и был послушен. В конце концов, главное он сделал – Роксалана на свободе и жизни её сейчас ничто не угрожает.
Решающий день наступил как-то неприметно. К нему не готовились, и вообще, Ист не знал, что впереди его ждёт небывалое. Утром, как обычно, поднялись до света, вылезли из пещеры, в которой жили последние дни; Хийси почему-то перенёс их жильё в дальний южный край, в земли, населённые дикарями, чья кожа была словно охрой натёрта. Прошли на развилку лесных троп, и здесь Хийси спросил:
– Ну-ка, скажи не глядя – куда отсюда можно пройти?
Для простого взора натоптанная тропа в этом месте бесполезно раздваивалась, а спустя пяток шагов вновь сливалась в одну. Но Ист уже привык разбираться в таких вещах и умел ходить не только по ближним путям.
– Эта дорога, – указал он направо, – ведёт на Жемчужные острова, где растут пальмы. Так, – палец ткнул в кусты, – мы могли бы попасть домой. Эта тропа водит по здешнему лесу, а оборотившись назад, очутимся в кизиловых зарослях, что в горах Кавказа.
– И всё?
– Да, учитель. У земного круга – четыре стороны, и от каждой развилки лесной тропы отходит четыре дороги. Я назвал их все.
– Ты хорошо усвоил мои уроки, – согласился Хийси. – У земного круга действительно четыре стороны, можешь примириться с этим, если согласен ходить по кругу.
– Но ведь не на небо же нам… – начал Ист и вдруг осёкся. Неведомым образом он осознал ещё два невидимых и неощутимых пути. Один вёл ввысь, второй вглубь. Оба терялись в беспредельности, и нельзя было сказать, что ждёт свернувшего на эти тропы.
– Сегодня нам туда, – вскинул голову Хийси. – И даже не нам, а тебе. У меня на сегодня ещё одно дельце осталось. Так что ступай один, а я тебя догоню.
* * *Тяжёлый хозяйский табурет, не успевший обрести былого блеска, ещё хранил на себе следы струга, а кёниг Снегарда, корноухий Фирн дер Наст, уже снова сидел на нём, вперив тяжёлый взгляд в бьющего поклоны Торпа.
– Ничего нет!.. – ныл привычную песню Торп.
– За пять лет скопить не сумел?
– Я же приносил!.. – взвыл Торп. – Бобра приносил, волка! Служил верой-правдой!
– Ещё бы ты бобра утаил, – процедил кёниг. – Мужик на бобра охотиться не смеет, а если уж доспел бобр в твою ловушку, то ты и должен его с поклоном доставить.
– Подушные кто платить будет? – вопросил Парплеус. – И с дыма налог. Печку небось топишь?
– Нет! – радостно признался Торп. – Курная изба.
– Всё равно – шесть грошенов в год. За пять лет – тридцать грошенов и пеня за недоимку – ровным счётом восемь грошенов тринадцать кёртлингов. Это если у тебя действительно ничего нет.
Двое воинов – на этот раз кёниг явился с целым отрядом – с торжествующим видом появились из-за дома. Перед собой они гнали многострадальную Зорьку, которую однажды дер Наст уже конфисковывал.
– Так! – нехорошо произнёс повелитель мечей. – Магистр, не кажется ли тебе, что эту скотину мы уже видели?
Хотя Парплеус некогда сочинил двухтомный труд, посвящённый тонкостям зоолатрии, на лугу он не смог бы отличить вола от нетели. К счастью, в данном случае это и не требовалось. Достаточно того, что корову признал властелин. Парплеус многозначительно покачал головой и изрёк:
– Да, это она. Я узнаю. Целый ряд признаков неопровержимо свидетельствует, что это то самое животное.
– Вот, значит, где оказалась слабина, – сам с собой рассуждал кёниг. – Латники Ансира незамеченными пробрались через болото… Ещё бы, тут у них завёлся славный помощник. У, мразь!..
Кёниг вскочил и с неожиданной злобой ударил корову между рогов. Хрустнула кость, корова осела на задние ноги, затем повалилась на бок. Отчаянно вскрикнул Торп.
– Чёрт!.. – Кёниг был раздосадован. – Этого ещё не хватало! Ну да ладно… Эй! – повернулся он к солдатам. – Займитесь этой падалью. Тушу разделать, доставить в замок и накормить мясом всех, кто носит оружие.
Солдаты были недовольны; никому не хотелось волочить за семь миль лишнюю тяжесть, а вечером портить зубы на старой, жёсткой, как подошва, говядине, но перечить они не осмелились, лишь Парпляк высунулся, как всегда, некстати:
– Может, бросить её? Прямо здесь принести в жертву Хаймарту. Думаю, от этого окажется больше пользы.
– Нет уж! – отрезал кёниг. – Один раз мы её уже бросали, до сих пор оправиться не можем. Забрать всё до последнего шматка! – прикрикнул он. – И шкуру, и голову!
Торп раскачивался, стоя на коленях, и стонал, словно от мучительной боли.
– Как вы полагаете, что нам делать с ним? – спросил Парплеус. – Я мягкий человек с чувствительным сердцем, но сейчас даже я говорю: казнь! – и самая суровая. Утопить в нечистотах. Или содрать кожу рядом с его коровой…
– А на следующий день половина дружины будет валяться с болотной трясучкой, – перебил кёниг. – Нет, магистр, твои мягкосердечные методы не годятся. Этот мужик засел тут, как гнилой зуб, так просто его не вытащишь.
Дер Наст приблизился к Торпу, на ходу снимая с запястья железный браслет. Под руками повелителя мечей железо смялось, словно воск, растянулось и плотно обхватило шею мужика.
– Даю тебе время до послезавтра, – ласково произнёс дер Наст. – Устраивай свои дела, ублажай чуров, продавай барахло. А послезавтра – жду тебя на своём дворе. Бежать не пробуй и снимать кольцо тоже. Хуже будет. Ты всё понял?
– Чего зря тянуть? Здесь бы и покончили, – через силу выговорил Торп, ощупывая ошейник.
– Кто придумал, что я собираюсь с тобой кончать? – удивился владыка Снегарда. – Я беру тебя на службу. Зачисляю в войско, причём не просто копейщиком или лучником. Ты будешь десятником, а это большая честь.
– Я же ничего не умею! – взмолился Торп. – Я мирный человек, неуч.
– В бою тоже нужны мирные люди, – успокоил дер Наст. – Например, подносить и устанавливать осадные лестницы…
Торп замолчал. Он понял, к чему приговорил его кёниг. Почитай, что никто из установщиков не возвращается с приступа. Их первыми бьют, и жгут, и смолой варят. Исполняют эту работу пленные мужики, нахватанные в окрестных деревнях, и десятники, что командуют ими, на деле такие же смертники, как и они.
– Ступай, – милостиво разрешил кёниг. – До послезавтра ты свободен.
Когда незваные гости покинули хутор, Торп обошёл дом, аккуратно прикрывая выставленные двери. Посидел в заулке, где под поветью, чтобы дождь не гноил, вкованы были идолы. Хорошие идолы – корневые, не деланы, не строганы, сами в лесу выросли. А вот, поди ж ты, не уберегли. Может, мало кормил богов? Или ещё надо было приискать защитников? Но и без того – у простого мужика, а три личины. Княжий бог Хаймарт, правда, подкачал: ростом невелик и голова пеньком, без глаз. Но шрам на груди знатный и руки граблюшками, как положено. Бабка Мокрида, напротив, собой здорова. Тело – столб столбом, а наверху коренья сплелись, и смотрит из древесных узлов нерожалая старуха, от которой успех в хозяйстве зависит и само здоровье. Но особо хороша любовная богиня Амрита. Грудастая, а зад такой, что двумя руками не охватить. Глаз не видно – древесный завиток лёг сверху, словно волосы прикрыли лицо. Бабы любят так – чтобы главное было на виду, а лицо волосами прикрыть, будто стесняются.
Хорошие боги, а не уберегли. Достал его кёниг. Теперь будут боги одни стоять, гнить, как всякая колода.
Ничего собирать Торп не стал – на тот свет и без котомки пустят, а на этом осталось гулять меньше двух дней. Как пройдёт отпущенный кёнигом срок, то ошейник начнёт помалу сжиматься. И эдак тихохонько, не торопясь, удушит непокорного. А покоряться у Торпа желания не было. Не пойдёт он на Фирнов двор, пусть кёниг как-нибудь без него воюет.
Майданчик перед домом, всегда выкошенный и ухоженный, сейчас был загажен кровью и ошмётками требухи. Всё, что можно, солдаты, выполняя строгий приказ, унесли с собой. Остались кишки – всё равно колбас никто делать не будет – да копыта. Клей из них, что ли, варить?