Раздолбаи. (Работа по специальности)
Уловив движение, Лёша стремительно обернулся. Чудо чудное – на этот раз он был трезв как стёклышко. Естественным путём так быстро очухаться нельзя – стало быть, нарвался на надзорку… Увидев Ромку, почему-то испугался, глаза забегали.
– Куда это ты? – полюбопытствовал Ромка.
– Мимо шёл… – выдавил Лёша и в самом деле направился к ближнему углу «конуры». Скрылся.
Ромка недоумённо посмотрел ему вслед и снова повернулся лицом к пятиэтажке. Постоял, подумал… Попробовать, что ли, ещё раз? Он вошёл в подъезд, миновал первую площадку – и остановился. Навстречу ему по лестнице спускалась Лика.
– Так я и знала, что ты здесь, – сообщила она, тоже останавливаясь. Губы её сложились в насмешливую улыбку. – Цемент на втором этаже – надо полагать, твоя работа?
– Может, я бетонировать что-нибудь собираюсь! – недружелюбно отозвался он.
– Да, конечно. – Она кивнула. – Бетонировать. Можно ещё ручное рубило вытесать. Или каменный топор… Когда же ты поймёшь, Рома? «Конура» – это пройденный этап. Это просто наглядное доказательство, что человек – сам, без помощи хозяев – не может ни-че-го. Даже если ему предоставить все возможности…
Ромка бочком присел на ступеньку и снизу вверх взглянул искоса на Лику.
– Но я тебя уже довольно хорошо знаю, – продолжала она, нисходя по ступеням, – и ни в чем переубеждать не собираюсь. Такой уж ты человек, что пока сам не набьёшь себе шишек, ни во что не поверишь. Горку цемента ты уже намыслил. Действуй дальше…
Ромка подвинулся, и Лика присела на ту же ступеньку. Положила руку на его облитое змеиной кожей колено.
– Рома, что с тобой? – участливо спросила она, заглядывая ему в глаза. – Ты как-то странно себя ведёшь в последние дни… Ты чем-то недоволен?
– Да нет… – полуотвернувшись, ответил он. – Всем доволен… Скучно.
– И со мной тоже скучно?
Застигнутый врасплох Ромка издал озадаченное покряхтывание.
– Нет… С тобой – нет…
Лика язвительно улыбнулась.
– Ну и на том спасибо… А я уж чуть было не подумала, что ты мне тут с куклой Машей изменяешь.
– Знаешь, что? – обидевшись, сказал Ромка и дёрнулся встать. – Сама ты… Может, ты с Лёшей Баптистом мне это… изменяешь!..
– Ой, какая прелесть! Первая сцена ревности! – Лика забила в ладоши. – Хотя, позволь… – Она запнулась. – Почему именно с Лёшей?
– А он сейчас у подъезда кого-то ждал, – объяснил Ромка.
– Лёша? У подъезда? Странно… – Кажется, Лика и впрямь была озадачена. – Да ладно, бог с ним… Слушай, я вот зачем тебя искала, – сказала она, вновь становясь серьёзной. – Мне с Машей Однорукой расплачиваться – за сапоги и за сандалии… А кладовка почти пуста…
Ромка закряхтел.
– Н-ну… – страдальчески выговорил он. – Ближе к вечеру что-нибудь раздолбаю…
Лика, изумлённо отодвинувшись, глядела на него во все глаза.
– Что-то всё-таки с тобой происходит… – вымолвила она наконец. – Я понимаю, медовый месяц кончился, пошла притирка… Но почему я должна напоминать тебе об элементарных вещах? Ты – мужчина, добытчик…
Ромка встал.
– В чём дело? – всполошилась Лика и тоже встала.
– Ни в чём, – буркнул Ромка. – Просто мать так всегда говорила. Отцу.
***Вернувшись на второй этаж, Ромка выбрал совершенно пустую комнату и, сев в углу по-турецки, попробовал установить внутреннюю тишину. Вскоре достиг желаемого и осторожно вызвал в памяти образ сигареты «прима». Всё. Проще уже ничего не бывает…
– А вот фиг вам… – шепнул он заветное своё заклятье и уже собрался рывком напрячь воображение, когда его отвлекли какие-то посторонние звуки. Недовольно поднял голову. Нет, определённо, кто-то ещё шастал по второму этажу. Позориться при свидетелях Ромке не хотелось. Он поднялся на ноги и прислушался. Похоже, баловались с куклой Машей…
Ромкину хандру мгновенно как корова языком слизнула, и, распялив рот в восторженной улыбке, он двинулся на звук. Накрыть кого-нибудь в момент интимной близости с куклой Машей считалось верхом остроумия. Всё равно что застращать ночью в «конуре» только что прибывшего новичка.
Беззвучными перебежками Ромка миновал три комнаты и затаился.
– Дура ты, дура… – горевал тихонько за стеной голос Лёши Баптиста. – Не брыкалась бы тогда – да разве б ты такая вышла?.. Ожила вот, полезла раньше времени… Эх, дурочка…
Ромка почувствовал, что кожа на голове – шевельнулась. Будь у него волосы чуть покороче, они бы неминуемо встали дыбом. Удалялся он оттуда на цыпочках, то и дело оглядываясь и мягко налетая на косяки. Подслушивать такое было страшновато… А это подчас куда хуже, чем просто страшно.
Пронизав этаж чуть ли не до следующего лестничного колодца, он услышал знакомое чириканье и вскинул глаза. Кажется, пятиэтажка помаленьку становилась чуть ли не самым людным местом. В проёме, выводящем на площадку, уставив по-бычьи выпуклый лоб, стоял и смотрел на Ромку недовольный и чем-то, видать, озабоченный Василий. Вообще-то, с такими лицами приходят арестовывать.
Из-за косяка выглядывали клок нежной серебристой шёрстки и выпуклое испуганное око. Сойдёт за понятого…
– Чего там? – хмуро спросил Василий, заглядывая за узкое Ромкино плечо.
– Ничего… – ответил тот, облизывая губы. – Так…
– А чего глаза, как у Телескопа?
– А!.. – Ромка как можно небрежнее махнул рукой.
Докапываться до истины Василий не стал. Не до того ему было.
– Лику сейчас встретил, – хмуро объяснил он своё появление в «конуре». – Сказала: ты здесь сидишь…
После этих слов глаза у Ромки и вправду стали, как у Телескопа.
– Нажаловалась? – восторженно ахнул он. – В ментовку?
– Да иди ты на хрен! – рявкнул Василий. – Нажаловалась! Я спросил – она сказала… Ты вообще знаешь, какие у нас там дела делаются? Никита голодовку объявил!..
***Сгоряча раздолбали столько, что Василий вынужден был закинуть сильно растянувшуюся авоську, как мешок, через плечо. Это при том, что добрая треть тюбиков оказалась алого цвета, и её пришлось отдать Сократычу – обменяет потом…
Сопровождаемая взбудораженным Телескопом, троица спасателей стремительным шагом приближалась к тому месту, где вот уже третий час подряд голодал Никита Кляпов.
– А если не уговорим? – озабоченно спросил Ромка.
– Значит, сами слопаем! – отрубил Василий. – При нём! Живо аппетит проснётся!..
– Как-то неловко, знаете… – подал исполненный сомнения голос малость поотставший дедок. Ему было довольно трудно угнаться за мощным Василием и длинноногим Ромкой.
– Неловко… Неловко штаны снимать через голову!.. Ты имей в виду, Сократыч: на тебя сейчас вся надежда! Лучше мозги ему никто не запудрит… А! Вот он, страдалец хренов…
Никита Кляпов полулежал, привалясь лопатками к стене опоры и далеко выставив босые косолапые ступни. При виде спасательной команды он не двинулся – лишь слабо шевельнул глазом.
– Голодающему Поволжью!.. – буркнул Василий, скидывая с плеча сетку и присаживаясь рядом. – Располагайтесь, ребята… Ну и кому ты чего хочешь доказать?
Кляпов шевельнул глазом в сторону набитой капсулами сетки.
– Зря… – изронил он и прикрыл веки.
– Ты думаешь, это мы тебе, что ли? – сказал Василий. – Хрен там!.. Это мы сами перекусить собрались. А заодно на тебя на дурака посмотреть… Чего ты добиваешься-то?
– Умереть хочу, – проговорил Никита Кляпов, и в горле у него что-то пискнуло.
– Так а в чём проблема? Разгонись – и головой в глыбу!
Никита встрепенулся и открыл глаза. Даже слегка приподнялся на локте. Посмотрел с надеждой на Василия, на отдалённую россыпь молочно-белых глыб… Потом обессилел разом и снова прилёг.
– Не допустят… – равнодушно вымолвил он. – Я уже задушиться пробовал – щелчка дали…
– И правильно сделали! – убеждённо проговорил Василий. – Дураков учить надо. Вместо того, чтобы Креста взять и послать – он душиться вздумал!..
– Да при чём здесь Крест?.. – Кляпов поморщился – еле-еле, словно экономя силы.