За железной дверью
Так кто же из них, черт возьми, навесил в дверном проеме эту железяку? По всей видимости, Маринка – но зачем? Вроде бы Олежек вполне безобиден, вдобавок явно заискивает перед супругой. Да оно и понятно: как выяснилось, глава семьи третий месяц болтался без работы. То есть сцена с пьяным хозяином-самодуром, крушащим хрусталь мебелью, отпадала напрочь.
Оставалось предположить, что за истекшие годы Маринка стала окончательной стервой и хладнокровно подготавливается к разводу. У судьи даже вопросов не возникнет: ясно же, что от хорошей жизни броню между комнатами не устанавливают…
А с другой стороны, кто тебе, лапонька, виноват? Столько было вокруг рослых, остроумных, удачливых! Нет, выбрала себе какого-то, прости господи, недотыкомку…
– По-прежнему в газете? – спросила Маринка.
– Не-а… – с дурашливой ухмылкой отвечал Кирилл. – Круто ввысь пошел. Ты, мать, не поверишь, но я теперь в команде у одного депутата. Пресс-центром заведую…
– У которого? – с подозрением вскинулся Олежек.
– У Каторжанского.
– Ты ж демократов терпеть не мог!
– Я их и сейчас терпеть не могу.
– Начнете про политику – укушу обоих! – агрессивно предупредила Маринка. – Босяки! Вы когда правилам хорошего тона выучитесь? Ну кто же это глушит коньяк из водочных стопок?
Стол был немедленно сервирован заново, вместо хрустальных наперстков возникли широкие и довольно объемистые бокалы.
– Эй! – всполошился Кирилл. – Куда такие здоровые?
– Тебя ведь никто не принуждает по самый край наливать, правда? – с холодком отозвалась Маринка и тут же плеснула супругу коньяка чуть ли не до половины. А тот, будучи погружен в тяжкое раздумье, машинально принял бокал.
Так… Чем дальше, тем интересней! Она его что же… нарочно спаивает?
Не забывая приветливо улыбаться, Кирилл с любопытством изучал бывшую сокурсницу. Да, постарела… На высокой шее напряглись, натянулись жилы. Каждую шутку встречает надтреснутым и каким-то, воля ваша, тревожным смехом. Да еще этот сухой нервный блеск в глазах…
– По ящику вчера декана нашего показывали… – с тоской пожаловался вдруг Олежек. – Ну, Витютнева, Витютнева! Сергей Палыча… Так знаете, что говорит? «Эти, – говорит, – художники-модернисты наш православный крест правильно нарисовать не могут… Вечно он у них перекошенный какой-то получается. «Мы, мол, так видим». Это не они так видят, это им дьявол глаза отводит…» – Олежек поставил на край стола кулаки, скрипнул зубами и вновь замотал лысеющей, накоротко остриженной головой. – Тварь поганая!.. – рыдающе произнес он. – Ты же научный коммунизм преподавал! Как же ты можешь? Память отшибло?..
Кириллу стало неловко.
– Н-ну… – разочарованно протянул он, с укоризной глядя на бывшего сокурсника. – Ты чего? Олежк! Все помнить – это с ума сойдешь…
– Оборотни… – хрипло произнес Олежек и залпом оглушил свой коньяк. – Куда ни глянь… Одни оборотни…
– Смешной ты, ей-богу… – начал было Кирилл – и вдруг обратил внимание, что Маринка уже не сидит, а стоит. Секунду супруги Волколуповы пристально смотрели друг на друга. Потом напряжение спало. Олежек отвел глаза и обиженно нахохлился. Маринка помедлила и вновь опустилась на стул.
Решительно не понимая, что происходит, Кирилл осторожно прокашлялся.
– Я, собственно, о чем?.. – с запинкой продолжил он. – Мало ли, что было раньше… Было, да прошло… Настоящим жить надо…
Почувствовал, что порет лютую банальщину, и, устыдившись, выпил. Пора было спасать репутацию.
– Нет, разбаловались мы в застой, – небрежно заметил он, заходя на старую, надежную, бог знает когда придуманную шутку. – Во жизнь была! Очевидное – невероятное. Куда бы ты ни шел, ты идешь навстречу очередному съезду КПСС…
Маринка засмеялась и с восхищением взглянула на гостя. Ободренный Кирилл повернулся к Олегу.
– Так что, Олежек, это не мы оборотни – это время оборотень. Кстати, историей своей про сталевара ты меня не удивил нисколько…
– Сталевара? – не поняла Маринка. – Какого сталевара?
Олежек помялся, заглянул в пустой бокал, немедленно ставший полным, и нехотя повторил свой рассказ о встрече с Томкой Савиной. Маринка слушала с нескрываемым сомнением.
– Станет тебе жена киллера мясом торговать! – резонно возразила она. – Ты вообще заработок киллера представляешь?
Олежек хотел ответить, но не смог – хмелел на глазах. Да что же это она делает? Себе и гостю – по двадцать капель, а мужу – полной мерой. Кирилл всполошился, и сделав вид, что по-прежнему ничего не замечает, принялся пересказывать особо идиотические казусы предвыборной кампании. Олежка клевал носом. Маринка нервно смеялась и лукаво поглядывала на Кирилла.
Чего же она все-таки добивается? Мужа – под стол, гостя – в койку?.. Предположение было настолько ошеломительным, что Кирилл запнулся на полуслове. «Ну это уже вообще ни в какие ворота не лезет!» – хотел было возмутиться он, но вместо этого с новым внезапным интересом оглядел хозяйку. Хм… В койку, говоришь?..
Следует заметить, что к своему прошлому Кирилл относился нежно и бережно. Он никогда, например, не упускал случая исправить ошибку молодости, иными словами – переспать с бывшей одноклассницей, сокурсницей, сослуживицей – неважно, как она выглядит в данный момент и насколько у нее успел испортиться характер. Вступал, короче, в интимную связь не столько с ней самой, сколько с собственными воспоминаниями.
* * *Тем временем Олежек (еще один кусочек прошлого!) качнулся вправо, влево и, промычав что-то невнятное, мягко ополз со стула на пол.
– Слава богу… – тихонько выдохнула супруга.
В горле у Кирилла стало сухо. Обезоруженный бесстыдством Маринки, он уже мысленно раздевал ее. Потом через силу перевел взгляд на поверженного коньяком друга. «Хотя бы на диван его перенести…» – с последней спазмой неловкости подумал Кирилл. Поднялся, сделал шаг к недвижному телу, но, как выяснилось, списывать Олежку было еще рановато: ожил, самостоятельно перевернулся на пузо и, утвердясь на четвереньках, с низким горловым урчанием двинулся к гостю. Явно изображал цепного пса.
– Ну, хорош, хорош! – с досадой сказал ему Кирилл. – Чего дурака валяешь?
Олег шел на четвереньках, и глаза его коньячного цвета были и впрямь круглые, как у собаки. Далее почудилось, что лысина Олежека съеживается, стремительно покрываясь жестким коротким волосом, и лишь потом слуха достиг отчаянный вопль Маринки: «Беги! Беги, дурак!..»
Каким-то образом очутившись рядом с Кириллом, она рванула его за локоть, и оба оказались в коридоре, затем – в малой комнате. Лязгнула, затворяясь, железная дверь, а в следующий миг что-то тяжко и глухо ударило снаружи в металлический лист.
Олежек? Не может быть! Физические возможности сокурсника были хорошо известны Кириллу. А тут такой удар, что кирпичи захрустели! Как будто кабан грянул с разбегу всей тушей…
– Дверь!.. – вскрикнула Маринка. – Дверь держи!..
Кирилл в недоумении глядел, как она, вцепившись обеими руками в длинную вертикально приваренную скобу, упирается босой ногой в железный косяк. Нет, Маринка не притворялась – ни одна женщина не примет добровольно столь вульгарную, а главное – несоблазнительную позу… Да черт возьми! От кого они вообще тут затворились? От Олега? От этого жировичка?.. Дать ему в лоб по старой памяти – и все дела… Или у него там оружие?
– Дер-жи… – простонала Маринка, и Кирилл, чувствуя себя последним идиотом, неуверенно взялся за верхнюю часть скобы.
Далее между косяком и краешком стального листа втиснулись волчьи… нет, скорее медвежьи когти, и рванули полотно с такой силой, что у Кирилла едва не лопнули мышцы. Еще секунда – и он бы выпустил скобу, но когти соскользнули с мерзким скрипом, и дверь гулко захлопнулась.
Боже… Да что же это творится?..
– Хотела ведь… хотела сегодня новый замок поставить… – захлебывалась Маринка. – Утром зашла… заявку сделать… а у них перерыв…
Кирилл изо всех сил стискивал четырехгранный железный прут, чувствуя, что еще немного – и руку сведет судорогой по локоть. Когти… Что за когти? Откуда?.. Может, он там снаружи чем-нибудь этаким зацепил… вроде культиватора?.. Да, но дернуть с такой силой…