Донырнуть до звезд (Сборник)
У старика в коляске наверняка позвоночная гниль. Это больно, трудно, но может длиться десятилетиями.
У парня, который пошел к Даниэлю, цисты крутенника. Когда человек так часто и непрерывно моргает, до выхода личинок остается три-четыре дня. Либо Даниэль найдет снарка, либо личинки сожрут у парня мозг.
А у этих?
Роберт немного подумал. Руки работали сами по себе. Подтянуть фал. Посмотреть на небо. Глянуть на картушку компаса. Переложить штурвал на два румба к западу…
Они оба больны, решил Роберт. А значит, это синдром Мишель. Болезнь, передающаяся половым путем. Нестерпимая боль, паралич и смерть в любой момент.
Ничего. Все шансы успеть. Он подумал о тех мужчинах, женщинах и детях, которые побывали на его шлюпе. О больных, искалеченных, парализованных, безумных. Им всем нужно было одно – снарк. Сердце снарка. И почти все его получили.
Роберт подумал, что успеет. Обычно те, кто был ему симпатичен, успевали.
Алина поднялась к нему, достала из кармана бинокль. Роберт посмотрел на него с подозрением. Но это был правильный бинокль – керамика и стекло, ни одной железной детали, никаких чипов и батареек. Алина поднесла бинокль к глазам, некоторое время следила за корабликом Мигеля, потом принялась осматривать пустынный берег. Обычно Роберт гнал женщин с мостика. Но для этой сделал исключение.
– На берегу, – сказала Алина. – Звери вроде тюленей, но с длинной шеей. Это снарки?
– Детеныши снарков, – ответил Роберт.
– О! – Некоторое время Алина смотрела на берег не отрываясь. Потом призналась: – Я не думала, что они такие… грациозные. И что их так много… Почему нельзя поймать детеныша?
– Поймать легко. Они очень доброжелательны, с ними любят играть дети.
– И вы играли?
– Играл. С ними можно заплывать в море. Далеко. Они понимают, когда их просишь вернуться. Можно играть с ними в мяч.
– Они… не разумны? – спросила Алина.
– Как собаки. Или как дельфины. Комиссия признала, что они не разумны.
Роберт не уточнил, что в комиссии было два десятка старых, больных ученых. А вернулись они на Землю крепкими, с ясной памятью и без малейшей хвори. Земная медицина может вернуть человеку молодость. Но даже она не способна вылечить все. Вылечить все могут только снарки.
– Так почему мы не охотимся на детенышей? – спросила Алина.
– Вы знаете, что у снарков нет сердца?
– Конечно. – Она посмотрела на Роберта с возмущением. – У них сосудистый контур кровообращения. То, что называют сердцем, это единая гормональная железа, сквозь которую… Я поняла!
– У детенышей нет тех гормонов, что у взрослых. Они уходят в море на пятый год жизни. С семи-восьми лет их сердце начинает функционировать полноценно. Это сразу видно – на голове вырастают вибриссы.
– Ясно. – Она опустила бинокль. – Вас подменить, капитан?
Роберт колебался. Он не привык доверять так быстро. И еще – она женщина.
– Справитесь?
– Я готовилась. Год ходила на яхтах.
– На каких?
– На таком же шлюпе, как ваш. Я еще на Земле выбрала «Напасть».
Роберт посмотрел ей в глаза и отошел от штурвала. Она встала на место рулевого.
– Следуйте этим курсом. Береговая линия уходит почти ровно на север. Держитесь в пяти милях от берега. Поглядывайте на небо. Здесь нередки шквалы.
– Не беспокойтесь, капитан.
Роберт спустился в кают-компанию. Он был уверен, что Александр еще спит. Но тот стоял у плиты на крошечном камбузе. Шторка была отдернута, и Роберт видел все его движения.
На маленьком очаге в ровном пламени угольного брикета кипел маленький котелок жаропрочного стекла. Александр с двумя длинными ножами в руках нарезал на столике рыбу. Серые матовые лезвия вскидывались вверх, на долю секунды зависали – и мягко рубили жирную тушку хепуса. Казалось, из-под ножей должна брызгать кровь, должны лететь слизистые комки внутренностей вперемешку с обломками костей. Но чудесным образом ножи выхватывали из тушки тонкие пласты рыбы, подбрасывали в воздух; один клинок быстрым взмахом срубал кожу вместе с чешуей, второй рассекал пласт на два тонких слоя и отбрасывал их в сторону, на тарелку, к уже нарезанной рыбе.
Роберт представил, каким острым должен быть нож, рассекающий плотное, вязкое мясо хепуса. Спросил:
– Это металл?
– Керамика, – сказал Александр, не оборачиваясь. – Хорошие ножи.
Роберт любил хорошие ножи. Дома у него был нож с Земли. «Золинген». Хороший нож, он стоил пятьдесят кредитов. Роберт не мог представить, сколько стоят эти ножи.
– Хепус не самая лучшая рыба, – сказал он, извиняясь. – Я ее прихватил, потому что хорошо хранится… У меня есть морской глог, он вкуснее.
– Ничего-ничего, – пробормотал Алекс. – Ничего, приготовим.
Роберт подумал и сел на стул. Сон мог и подождать.
Удивительные ножи превратили тушку хепуса в горку мяса и горку отбросов. Отбросы Алекс смел в помойное ведро. Тщательно протер ножи тряпочкой и вложил в ножны на поясе. Роберт нахмурился. Когда они поднялись на борт, Алекс этого пояса не носил.
– Хепуса лучше жарить, – сказал Роберт. – Вареный хепус совсем не вкусен.
– Ничего-ничего, – повторил Алекс. Откуда-то появился холщовый мешочек, из мешочка – сиреневые листья понго. Алекс кинул пять листьев в котелок. Понюхал пар. Добавил еще один лист. Щепотку соли.
Роберт покачал головой. Никто и никогда не варит рыбу с листьями понго. Это верный способ испортить продукт.
Дальше началась полная ерунда. Двумя палочками вроде тех, какими в колонии едят чины и джапы, Алекс подхватывал пластинку рыбьего филе, окунал в кипяток, через три секунды извлекал – и отбрасывал на новую тарелку. Он что, решил делать суси?
Когда все мясо прошло через кипяток, Алекс слил часть жидкости из котелка. В оставшуюся выдавил лимон, высыпал полчашки какого-то порошка, похожего на муку, но серо-сиреневого, и несколько щепоток сушеных трав. Часть трав пахла знакомо. Часть, в стеклянных пузырьках, наверное, была с Земли.
– Сейчас-сейчас, – сказал Алекс, хотя Роберт ничего не говорил. – Я понимаю, вы голодны.
Со стоявшей в сторонке сковороды он снял перевернутую тарелку, послужившую крышкой. Обнаружилась стопка тонких лепешечек. Видимо, тортильи Алекс испек заранее… Сложив лепешку кулечком, он бросил туда пару кусочков филе и залил двумя ложками соуса из котелка. Соус стал густым и синим. Хорошая пища такого цвета не бывает.
Но пахло вкусно.
– Прошу, капитан. – Алекс вручил ему кулечек и принялся сворачивать себе точно такой же.
Роберт осторожно откусил. Лепешка была еще теплой, рыба и соус внутри – горячими.
Вкусно. Очень! Он никогда не думал, что хепус может быть таким вкусным. Соус, несмотря на устрашающий внешний вид, оказался спокойным – легкая кисловато-терпкая нота, оттеняющая жирное мясо. Роберт не успел опомниться, как съел кулечек и даже облизал перемазанные соусом пальцы.
– Держите, капитан. – Перед ним оказалось блюдо с двумя свернутыми лепешками. Еще одно блюдо с кулечками из тортильи (как он успевал так быстро их вертеть?) Александр унес наверх.
Роберт ел, подбирая языком капли соуса с пальцев. Великолепно! Мужчина не обязан хорошо готовить. Но если мужчина готовит, он должен готовить великолепно. Мужчина должен делать только то, что у него получается великолепно. Все остальное могут делать женщины.
Он заглянул на камбуз. Там еще осталось немного рыбы, две лепешки и соус в котелке. Роберт понял, что еда предназначена ему. Налил стакан холодного чая из фарфорового чайника. Жадно выпил. Потом свернул себе еще один кулечек и поднялся на палубу.
Остановился.
В миле по курсу раскачивалась над водой шея снарка. Открытая пасть была обращена к небу. Едва слышный тонкий звук разносился над волнами. Снарк пел. Алекс и Алина, обнявшись, стояли у штурвала. Шлюп шел на снарка.
Роберт знал, когда снарки поют небу свои песни.
– Алекс! – рявкнул он. – Взять рифы! Идет шквал!
Песня снарка завораживает, особенно когда слушаешь впервые. Ему пришлось встряхнуть парня, чтобы тот пришел в себя. Роберт взял Алину и Алекса за плечи, развернул. Со стороны океана стремительно надвигалась фиолетовая бурлящая облачная гряда. В какой-то миг ее совершенно беззвучно прошила белая ветвистая молния. Песнь снарка стала громче.