Прозрение

Решено было начать бурение с морского дна, тем самым сильно сэкономив на проходке значительной толщи породы.
В распоряжении Ива Соича было несколько проектов. Однако все они предлагали начинать бурение в местах, слишком удаленных от берега, что очень удорожало работы. Лишь одно место Ив Соич счел относительно подходящим – глубокую впадину, расположенную близ Атлантического побережья. Однако неподалеку на берегу располагался рыбацкий поселок.
Иву Соичу пришлось приложить титанические усилия, чтобы настоять на своем. Он сумел убедить президента, что глубинная скважина не представляет опасности для жителей поселка.
– Я сам буду безотлучно находиться на переднем крае проходки, – заявил Соич, и его слова послужили решающим аргументом в пользу последнего проекта.
Компании-подрядчики выстроили на дне впадины целый город – Акватаун. Не обошлось и без вездесущего североамериканского “Уэстерна”, выполнившего по особому заказу Соича бур-гигант с ядерным взрывателем.
Ив Соич возлагал на свое детище – Акватаун – большие надежды. Не меньшие надежды возлагали на шахту, которая должна была стать глубочайшей в мире, и могущественные компании-подрядчики.
Соич недаром боролся за то, чтобы скважину заложили во впадине у берега. Впоследствии, когда глубоководные работы развернутся, он рассчитывал класть в карман миллион на каждой миле вертикальной проходки. За такие деньги, честно говоря, и рискнуть не грех.
Игрок по натуре, Ив Соич знал, что иногда бывают в жизни, как и в покере, моменты, когда надо поставить на карту все и идти ва-банк.
Письмо с тюльпаном на некоторое время выбило его из колеи. Автору письма нельзя было отказать в знании дела. Он даже каким-то образом сумел пронюхать, что наиболее опасный момент в подземных работах наступит примерно через два года. А ведь это тайна, которую, как надеялся Ив Соич, не знает никто.
Быть может, письмо с тюльпаном – дело рук конкурирующих фирм? Или ему прислали письмо те рыбаки с побережья? Как бы там ни было, он доведет дело до конца.
* * *
По молчаливому соглашению Рина и Гуго старались не упоминать о письме с тюльпаном.
После первых дней шока, связанного с письмом, настроение Ленца выровнялось. Он смеялся, шутил. Если возвращался рано – рассказывал Рине, как подвигается работа по расщеплению кварков. Правда, в его рассказах Рина ощущала горький привкус непонятного сожаления.
Казалось, даже былая близость вернулась к ним. Но безошибочное чутье любящей женщины подсказывало Рине, что у Гуго появилась важная область внутренней жизни, куда ей, Рине, вход заказан.
Еще одно обстоятельство омрачало жизнь. Гуго никогда не отличался хорошим сном. Теперь же он спал совсем скверно: просыпался ни свет ни заря, осторожно, бочком, тщетно стараясь не разбудить Рину, пробирался к вечно открытому секретеру.
– Завтра у меня лекция, – сказал Гуго после ужина, садясь в кресло.
– Публичная? – обернулась к нему Рина, занимавшаяся у пульта настройки лунной программы.
– Да.
– Наконец-то разрешили. Как только Арно Камп решился! Тезисы ты им представлял?
– Конечно. Но говорить я буду совсем другое, – спокойно произнес Гуго и погладил бородку.
– Ты с ума сошел! – воскликнула Рина.
– Возможно.
Рина подошла, села на ручку кресла.
– Может, откажешься от лекции? – осторожно сказала она. Знаешь, после… ну, вообще в последнее время я каждый час опасаюсь за твою жизнь. Просто какая-то пытка. А там будут тысячи людей, и никакая охрана…
– Я решил, Рина, – сказал Гуго.
– Тогда и я приду на лекцию, – медленно сказала Рина.
– Как хочешь, – пожал плечами Гуго, стряхивая пепел сигареты.
Арно Камп был взбешен. Жюль никогда не видел шефа таким.
– Шеф сегодня не в духе, – шепнул он Гуго Ленцу, провожая его из приемной в кабинет Кампа.
Когда Ленц вошел, Камп стоял к нему спиной, глядя в окно.
Ленц кашлянул.
– Вы балансируете на краю пропасти, доктор, – сказал Арно Камп, рывком повернувшись к вызванному. – Вы сочувствуете идеям коммунистов?
– Не сомневайтесь, – парировал Ленц. – И не я один.
– Кто еще?
– Все рабочие и немало студентов Оливии…
– Вы бросьте такую философию! – побагровел Арно Камп. Кто позволил вам с высокой трибуны…
– Я говорил о физических проблемах, – спокойно перебил Лени, – о том, как североамериканский концерн “Уэстерн” прибирает к рукам наши научные…
– Вы подрываете устои государства! Зачем вам было восхвалять социалистический строй далекого от нас Советского. Союза? Разве вы не патриот?…
Они расстались. Камп остался недоволен беседой. Гуго Ленц держался уверенно, словно чувствовал за плечами незримую поддержку. Или такую уверенность ему придает непоколебимая убежденность в том, что смерть в срок, указанный в письме, неизбежна?
Можно, конечно, арестовать его. Но потом хлопот не оберешься. Слишком уж он крупная фигура, доктор Ленц. И потом, арест Гуго Ленца помешал бы выследить злоумышленника, взбаламутившего всю страну.
Что касается самого Арно Кампа, то ему не столько хотелось арестовать Гуго Ленца, сколько увидеть перед собой анонимщика, рассылающего по почте тюльпаны, в стальных браслетах.
“Нет уж. Пусть доктор Ленц побудет пока в роли подсадной утки. Даже если и погибнет, не беда, – подумал Арно Камп. Другие найдутся. Физиков в стране пруд пруди”.
В кабинет вошел Жюль.
– Что там еще? – раздраженно бросил Камп.
– Лично вам, – сказал Жюль и положил перед шефом конверт.
Камп отодвинул в сторону арабского скакуна и вскрыл письмо. На стол выпал тюльпан…
Жюль в это время уже прикрыл за собой дверь.
Камп взял себя в руки и заставил тщательно прочесть текст.
Ему сообщали, что он, Арно Камп, в пределах данной ему власти охраняет несправедливый строй, что он, Арно Камп цепной пес закона, который на стороне богатых. “Понимаю, что сами вы не в силах изменить буржуазный строй, – писал анонимный автор. – Но вы должны помочь нам сделать общество другим, справедливым…”
Дорого дал бы шеф полиции Арно Камп, чтобы узнать, кому это – “нам”!