Империя зла

16. Как советские разведчики боролись с ананизмом.
Летом 1971 года сержант советской армии, служащий воздушно десантных войск, Александр Гущин ехал в село Марковку Тоцкого района
Оренбургской области, в 10-ти суточный отпуск. Со станции Тоцкая, из пристанционного поселка десантник двигался на автобусе, который ходил по маршруту Тоцкое Второе – Тоцкое. В автобусе он вдруг увидел свою безответную любовь – Азарникову Наташу. Что-то помешало ему к ней подойти. Оробел десантник и долго смотрел вслед вышедшей из автобуса девушке.
Дед Лапа уже ждал на речке, друзья встретились вновь. Эта встреча была не такой унылой, как их последняя. Читатель думает, конечно, что последняя встреча произошла на Черном озере, и ошибается читатель.
24 июля 1970 года в Литве, недалеко от местечка Рукла, в стороне от военных частей, на речке Вилия, которую местные аборигены называли Нямунасом, отдельно проживали члены сборной дивизии по стрельбе, набранные из военной части 71363. 2-го августа, на
40-летия ВДВ в городе Пскове должны были проходить соревнования на первенство Воздушно десантных войск. Спортсменов, стрелков винтовочников от дивизии генерала Халилова было трое. Двое, Техриб и
Кузьмин ушли в тир, один задержался на речке. Это был знакомый читателю, младший сержант Гущин.
Член спортивной организации военной части 01655 Александр Гущин встретил деда Лапу на речке Нямунас. Дед, похожий на индейца из племени гуронов подплыл к Александру на лодке, которую матерый шпион где-то оприходовал, как бесхозную. Федосееву нужны были фамилии сотрудников спецслужб СССР, Гущин не подчинялся кодировочному программированию, поэтому Михаил Исаевич знал, что его КГБ и ГРУ не оставят в покое. Будут непрерывно вербовать. Сделают из него учебное пособие для шпионов-психологов. Дед не ошибся.
– Как ты меня нашел? – удивленно вопросил прежде всего служащий
Советской армии, – я тебе письма не писал!
– А домой письма пишешь, – снисходительно ответствовал Михаил
Исаевич.
Рассказ Гущина был занимателен и содержал множество имен и фамилий советских офицеров.
Из призывного пункта Егоршино Гущина, как парашютиста направили в воздушно-десантные войска. Военком города Свердловска, мечтая о денежной премии, вербовал подопытного, направляя того в войска стройбата, но вербовка не удалась и упрямый призывник, в виде поощрения был направлен в войска десантные. О вербовке Гущин не догадывался, он лишь подробно пересказывал свои слова, слова и жесты собеседников. Щадя самолюбие советского философа, дед Лапа некоторые подробности деяний русских разведчиков вслух для спортсмена-стрелка не расшифровывал. Остальное говорил в лоб подельнику. Прощаясь,
Михаил Исаевич сказал:
– Вот ты говоришь, что в казарме подхватил от кого-то монд…вошки. По-научному, твои монд…вошки называются лобковыми вшами. Исходя из этой информации, ты опять по ночам в кровати иногда занимался ананизмом. В разведке это называется сексуальным отклонением, тебя заразили разведчики ГРУ лобковою вошью, чтобы ты больше сексуально не отклонялся.
Гущин рассвирипел. Лицо его покрылось пятнами, он сощурил глаза и процедил сквозь зубы:
– Я, дед в твоей разведке не работаю, поллюций у меня не бывает, через месяц-два без женщины у меня давление под потолок и общее ухудшение состояния здоровья. Мне здоровье важнее, чем все твои ГРУ,
КГБ и АБВГД, – Александр плюнул в воду, повернулся и ушел, кинув шпиону Федосееву на прощание парфянскую стрелу:
– Твои разведчики, в основном, занимаются ананизмом, понял, дед?
17. Психологические опыты диверсантов в дивизии генерала Халилова и обычные военнослужащие Советской армии.
Летом 1971 года у Черного озера, там, где местные жители побаивались появляться, Михаил Исаевич записывал фамилии советских офицеров, которые тому диктовал отпускник, служащий Советской Армии
Гущин Александр. Александр не забыл обидных слов Федосеева про ананизм и, поздоровавшись, пытался уколоть полковника:
– Что разведчик скажешь, член покажешь, или мой посмотришь?
Такими словами он стал часто приветствовать матерого шпиона.
Александр не знал, что шпионы профессионалы совсем не обидчивы и даже свои слабые стороны норовят приспособить для пользы дела.
Дед Лапа тоже не обиделся и подробно расспрашивал про советских офицеров, которые могли иметь отношение к советской разведке.
Особенно, что они говорили, как общались с солдатами и между собой.
Сержант Советской армии удил с дедом рыбу и красочно описывал свою службу.
Дед Лапа пояснил Гущину, что всех важнее это его тренер по стрельбе майор N. (Примечание цензора: Фамилия майора N не называется, по соображениям государственной безопасности.)
– Можно конечно обратить внимание на полковника Жабина и генерал майора Лисова, но что они сотрудники спецслужб американцы знают и без нас, – заметил, как бы, между прочим, Михаил Исаевич, следя за реакцией Гущина.
– Хочешь сказать, что можешь переправить информацию за рубеж? – ехидно спросил Александр, но зачем-то оглянулся по сторонам,
– Это тебе не по плечу, дед.
Федосеев промолчал. Он прекрасно понимал игру Гущина, молодой, но хитрый солдат старался оказаться ни при чем, в случае его провала.
Начал службу Александр в учебном полку курсантом. Командиром дивизии был генерал майор Халилов. Особисты в дивизии просто зверствовали. Если во времена Сталина люди боялись, что их без цивилизованного суда расстреляют, либо сошлют в ГУЛАГ, во времена
Халилова в семидесятые годы двадцатого века, в дивизии, а судя по запискам Федосеева, и во всей Советской Армии, был психологический беспредел.
Как только Александр принял присягу, особист перед строем зачитал его письмо малолетней сестренке. С помощью нейролингвистического кодирования, Гущина пытались запугать для его вербовки сексом с сестрами. Секса, естественно, никакого не было. Александр только очень удивился, что особый отдел дивизии так легко может вскрывать письма, более того, читать их вслух перед строем. А запугивание он просто не заметил. Федосеев понял, что нестандартного паренька будут вербовать изо всех сил. Он это уже проходил, когда его начальник, седой генерал, утверждал, что не вербуемых людей нет, есть плохие вербовщики.
Похоже, особисты дивизии проводили психологические опыты не только с Гущиным, так как на следующий день покончил с собой солдат соседнего подразделения. Молодой военнослужащий повесился в веселом березняке, рядом с угрюмым темным ельником, найдя красивую березу с кудрявыми ветвями, которые начинали расти из тела дерева на высоте порядка двух метров от мягкой постели осенней листвы. Военная часть
N 71363 пряталась в смешанном литовском лесу. Не успевшие поблекнуть желтые и красные листья лежали красивым пестрым персидским ковром.
Заместитель командира полка полковник Крохин, вместе с его сопровождающими лицами, топтал этот ковер, наблюдая, как санитары вынимают труп повесившегося моденького солдатика, совсем мальчишки, из смертной советской петли.
– Иуда тоже повесился на берёзе, – негромко изрёкло русское, грамотное, сероглазое, одетое в гражданскую одежду, сопровождающее
Крохина, лицо. Но еврей Крохин думал иначе.
– Чего это его в березняк потянуло, рядом ельник, все условия. Не стандартный какой-то солдат, – бурчал на подчиненных этот хмурый фронтовик, полковник Крохин, несомненно, знавший русскую приговорку: в березняке веселиться, в сосняке богу молиться, в ельнике удавиться.
Но Крохин не был интересен для шпиона Федосеева. Для деда Лапы важнее полковника Крохина и генерала Лисова был курсант "N", который подарил Александру Гущину курительную трубку с изображением бородатого советского козла или козы. Этот курсант "N" просил сержанта Гущина, чтобы тот похлопотал о нём перед старшим лейтенантом Варёновым, чтобы тот оставил его в учебном центре.