Санитарные врачи

Седой, располневший, но с моложавым лицом, директор бодро приблизился, галантно поцеловал Елене пальчики.
Шушмаков и рта не раскрыл, как директор бросил задиристо:
– Не придирайтесь, таков проект. Так строили, так приняли. Думаете, заводчане главнее всех: будут реконструировать?
Он заговорщицки подмигнул Елене. У нее на душе потеплело. Вот человек! И к тому же внимательный мужчина. Не то что этот…
Шушмаков спросил жестко:
– А что вы скажете насчет катализаторов?
– При чем тут катализаторы? – удивился директор. – Послушайте, да у нас дама устала! Пойдемте ко мне, там кабинет по старому образцу… Коньячок на примочку отыщется.
Он изысканно подхватил Елену под руку. Шушмаков продолжал обвинять, но голос его прозвучал неубедительно:
– Когда вы только начали их применять, все было кое-как в норме, даже сброс в реку не превышал санитарных норм. А теперь?
Директор осторожно пожал плечами, так, чтобы не отодвинуть Елену, что тесно прижималась к его локтю при ходьбе.
– Катализаторы… С ними прогрессивней! А прогресс в технике, как ни прискорбно, приносит и некоторые неприятности. Шум, газы, излучения…
Шушмаков запустил им в спины:
– Какой же это прогресс, если он приносит людям неприятности?
Директор шагал, не оглядываясь. Получалось, что санитарный врач бежал за ним, как щенок. Шушмаков понял невыгодность своего положения, догнал, пошел рядом.
– Завод нельзя остановить, – сказал директор. – Он наше бытие, наш металл, без него остановятся все другие заводы.
– Ой, не скажите! Вас накажет природа.
– Это поэзия!
– Поэзия нередко угадывает точнее, чем компьютеры!
Они вошли в домик заводоуправления, который даже не успел постареть: завод на полную автоматизацию перевели совсем недавно. Директор распахнул дверь в большой кабинет, запустевший, мрачноватый без хозяина.
Он не соврал: в шкафу в самом деле отыскалась запыленная початая бутылка коньяка. Быстро и умело сделал примочку Елене на пятку, вопросительно взглянул на Шушмакова:
– Хотите по рюмочке?
– С отравителями не пью, – отрезал Шушмаков.
– Я отравитель? Ну уж вы, батенька, загнули…
– Да, вы отравитель, а я тоже вместе с вами! Все мы на Земле, от бактерий до слонов, связаны единой тонкой нитью… Все! Понимаете? Мы все дети природы. Дети единого солнца. Воздух, вода, растения, даже камни, на которых стоит завод, – все это часть единого организма. Если мы с вами чувствуем, что камни могут сдвинуться, то они уже сдвигаются, и это перебои в нашем с вами сердце… Мы должны заботиться обо всем нашем гигантском организме! Завод тоже наше тело, часть нашего тела. Как нельзя заботиться только о голове или только о желудке, так не можем ограничиваться только собой, ибо вся Земля – это тоже мы…
Голос Шушмакова упал до шепота. Он сидел, покачиваясь на стуле, уставший, посеревший. Елена и директор видели, что его губы шевелятся, он что-то шептал, но уже совсем тихо. Директор легонько массировал Елене пятку и с улыбкой посматривал на упавшего духом санитарного врача.
Назад Шушмаков вел машину молча. Елена загадочно улыбалась. Мир прекрасен, солнце светит вовсю, небо чистое, ясное, ветер посвистывал в открытые окна.
Шушмаков замолчал с того момента, как увидел, что директор растирает Елене больную пятку, а его не слушают. Что ж, к голосу совести обращаться бесполезно. К голосу разума – тоже, их разум направлен только на удовлетворение сиюминутных желаний. Обращаться нужно в суд, обращаться к закону, еще лучше к закону природы, чтобы он защитил…
Вдруг машину тряхнуло. Шушмаков едва удержал руль, поспешно ткнув ногой в тормоза. Елена капризно вскрикнула. Ему показалось, что дорога задвигалась взад-вперед. Шушмаков резко дожал тормоз, машина завизжала и остановилась. Они сидели, оцепенев, не понимая, почему их сковало страхом. И тут шоссе под ними легонько качнулось.
Оба оглянулись. На месте завода поднималось желто-коричневое облако пыли. Они уже видели такое, но это облако поднималось от самой земли… В глубине пылевого сгустка блеснули отсветы немыслимо яркого, плазменного огня, донесся глухой рокот, словно прорычал большой спокойный зверь.
Облако под ударами ветра медленно рассеивалось. Шушмаков привстал, он не верил глазам. Исчезли гигантские корпуса, пропали высокие трубы, а там, где был завод, зиял кратер. Прямые стены пропасти шли вниз, и там, в глубине сине-фиолетового дыма, еще вспыхивали багровые огоньки, что-то трещало, лопалось, оттуда несло жаром.
Шушмаков выскочил из машины. Он думал, что это ему показалось, но края провала, легонько подрагивая, тянулись друг другу навстречу. Вниз сыпались камешки, края гигантской ямы продолжали сближаться. Шушмаков ухватился за машину, чтобы не упасть: почва чуть-чуть подергивалась, приподнималась и опускалась. Стягиваются, стягиваются края раны!
Края сомкнулись с силой, сжались, наверх выдавило холмик, который тут же рассыпался раскаленными камнями. Это было как рубец, как шрам на теле ныне выздоровевшего существа. Шушмаков тряс головой, думая, что у него переутомление, головокружение, он не верил своим глазам.
Елена стояла с той стороны машины бледная, с расширенными от ужаса глазами.
– Землетрясение, – сказал Шушмаков хрипло. И добавил: – Я не вижу других разрушений. Но фундамент завода… Завода нет…
Лена стояла, пошатываясь, готовая потерять сознание от ужаса.
– Марш в машину! – велел он жестко. – У нас еще три неблагополучных объекта. Мы должны сегодня объехать все три. Будем рисковать жизнью, чтобы спасти их…
Она молча и торопливо повиновалась. Он был терпелив с нею, но теперь она знала, что любое терпение не беспредельно.