Убийство в "Восточном экспрессе"

Протянутая рука красноречиво намекала. Пуаро вложил в нее сложенную вдвое купюру.
– Merci, мсье, – проводник быстро перешел к делу. – Билеты мсье у меня. Пожалуйте паспорт. Мсье, как я понимаю, выходит в Стамбуле?
– В эту пору года, наверное, мало пассажиров? – спросил Пуаро.
– Совершенно верно, мсье. Кроме вас, в вагоне всего два пассажира – оба англичане. Полковник из Индии и молодая англичанка из Багдада. Что еще угодно мсье?
Мсье заказал маленькую бутылку перье.
Начинать путешествие в пять часов утра не слишком удобно. Надо как-то скоротать еще два часа до рассвета. Довольный тем, что успешно справился со щекотливой миссией, Пуаро забился в угол, свернулся клубочком и заснул с сознанием, что ему вряд ли придется выспаться.
Проснулся он уже в половине десятого и отправился в вагон-ресторан выпить кофе.
В вагоне-ресторане сидела всего одна посетительница, очевидно, та самая молодая англичанка, о которой упоминал проводник. Высокая, стройная брюнетка лет двадцати восьми. Держалась она непринужденно, и по тому, как она ела, как приказала официанту принести еще кофе, видно было, что она бывалая путешественница. Одета она была в темный дорожный костюм из какого-то тонкого материала – весьма уместный при здешней духоте.
Мсье Эркюль Пуаро от нечего делать исподтишка разглядывал англичанку.
«Решительная молодая женщина, – заключил он, – такая никогда не потеряет голову». У нее были непринужденные манеры и деловой вид. Ему, пожалуй, даже понравились ее строгие, правильные черты и прозрачная бледность кожи. Понравились волосы цвета воронова крыла, уложенные аккуратными волнами, и серые глаза, холодные и бесстрастные. «Но хорошенькой ее никак не назовешь, – решил он, – уж слишком она деловитая».
Вскоре в ресторан вошел еще один посетитель. Высокий мужчина не то за сорок, не то под пятьдесят. Худощавый, загорелый, с седеющими висками.
«Полковник из Индии», – подумал Пуаро.
Вошедший поклонился девушке:
– Доброе утро, мисс Дебенхэм.
– Доброе утро, полковник Арбэтнот.
Полковник остановился около девушки, оперся о спинку стула по другую сторону столика.
– Вы не возражаете? – спросил он.
– Конечно, нет. Садитесь.
– Знаете, за завтраком не очень-то хочется разговаривать.
– Вот именно. Но не бойтесь, я не кусаюсь.
Полковник сел.
– Человек! – властно подозвал он официанта и заказал яйца и кофе.
Взгляд его задержался на Эркюле Пуаро, но тут же равнодушно скользнул дальше. Эркюль Пуаро – он хорошо знал англичан – прочел мысль полковника: «Всегонавсего паршивый иностранец!»
Англичане, как им и полагалось, почти не разговаривали. Они обменялись несколькими фразами, после чего девушка встала и вернулась в свое купе.
За обедом они снова сидели за одним столиком и снова не замечали третьего пассажира. Теперь их разговор протекал более оживленно, чем во время завтрака. Полковник Арбэтнот рассказывал о Пенджабе и время от времени расспрашивал девушку о Багдаде, где, как выяснилось из разговора, она служила гувернанткой. Обнаружив в ходе беседы общих друзей, они сразу же оживились, стали менее чопорными. Вспоминали старину Томми Такого-то и Джерри Сякого-то. Полковник осведомился, едет ли мисс Дебенхэм прямо в Англию или остановится в Стамбуле.
– Нет, я не собираюсь останавливаться в Стамбуле.
– И вы об этом не жалеете?
– Я проделала такой же путь два года назад и провела тогда три дня в Стамбуле.
– Понятно. Что ж, должен сказать, я, со своей стороны, только рад этому: я ведь тоже не буду останавливаться в Стамбуле…
Он неловко поклонился и слегка покраснел.
«А наш полковник чувствителен к женским чарам», – подумал Эркюль Пуаро. Эта мысль его позабавила. Что ж, поездки по железной дороге способствуют романам не меньше морских путешествий.
Мисс Дебенхэм ответила, что ей это тоже очень приятно, но весьма сдержанным тоном.
Пуаро отметил, что полковник проводил ее до купе. Экспресс въехал в живописные Таврские горы. Когда в окне показались Киликийские ворота, Пуаро – он стоял неподалеку от англичан – услышал, как девушка со вздохом прошептала:
– Какая красота! Жаль, что я…
– Что вы, что?..
– Жаль, что я не могу наслаждаться ею!
Арбэтнот не ответил. На его квадратной челюсти заходили желваки.
– Видит Бог, я много дал бы, чтобы избавить вас от этого.
– Тише, умоляю вас! Тише!
– Хорошо, хорошо! – полковник метнул сердитый взгляд в сторону Пуаро и продолжал: – Мне неприятно, что вам приходится служить в гувернантках и быть на побегушках у сумасбродных мамаш и их капризных отпрысков.
Она весело засмеялась – обычная сдержанность покинула ее:
– Помилуйте, забитые гувернантки отошли в далекое прошлое. Уверяю вас, не я боюсь родителей, а они меня.
Они замолчали. Арбэтнот, по-видимому, застеснялся своего порыва.
«Интересная комедия здесь разыгрывается», – отметил Пуаро.
Это наблюдение он потом не раз вспоминал.
В Конью они прибыли поздно вечером, в половине двенадцатого. Англичане вышли на платформу размяться и теперь прохаживались взад-вперед по заснеженному перрону.
Пуаро довольствовался тем, что наблюдал за бурной жизнью станции в окошко. Однако минут через десять он решил, что и ему не вредно подышать воздухом. Он тщательно оделся: облачился во всевозможные жилеты и пиджаки, обмотался шарфами и натянул на изящные ботинки калоши. Укутанный таким образом, он нетвердыми шагами спустился по лесенке, принялся мерить шагами перрон и так дошел до его конца.
Только по голосам он опознал две темные фигуры, смутно вырисовывающиеся в тени багажного вагона.
Говорил Арбэтнот:
– Мэри…
Девушка взволнованно прервала его:
– Нет, нет, не сейчас! Когда все будет кончено… Когда все будет позади… тогда…
Мсье Пуаро незаметно удалился. Он был озадачен: он едва узнал голос мисс Дебенхэм, всегда такой бесстрастной и деловитой.
«Любопытно», – сказал он про себя.
Назавтра ему показалось, что англичане поссорились. Они почти не разговаривали. Девушка казалась встревоженной. Под глазами у нее темнели синие круги.