Атака

– Получается, – Галя вмешалась неуверенно, но скоро нашла в себе силы и заговорила громче: – Получается, что пришельцы уничтожили всех и вся. Уцелевшие окраинные колонии, мы в том числе, обречены на то, чтобы погибнуть или сдаться. Победить шансов нет. Так?
– Это было ясно с самого начала, – уныло согласился председатель. – Просто чуть позже нас обнадежили, сообщив об отправке спасательного флота. Выходит, это была дезинформация, чтобы нас успокоить?
– Нет, флот действительно вышел, – возразил Валера, – но потом вдруг пропал.
– А гиперрадар исправен? – Астахов беспокойно взглянул на приборы.
– Абсолютно, – связист указал на раскрытое «окно» текстового сообщения. – С Вероны же сигнал я принял. Заглушить гиперэфир тоже нельзя. Так что...
– Так что молчок! – вдруг приказал Астахов.
– В каком смысле? – удивился Валера. – Не говорить никому, что нам осталось жить трое-четверо суток?
– Именно так, – поддержала председателя его помощница. – Если мы подготовимся к атаке, хотя бы минимальные шансы у нас будут, а если опустим руки и начнем биться в истерике, ожидая страшной развязки, тогда нам точно не выжить.
– Мы не имеем права скрывать информацию от людей. Это противоречит Конституции колонии, да и чисто по-человечески некрасиво получится. Надо сказать.
– Нет, – упрямо проронил Павел Сергеевич. – Все останется, как есть. Мы будем готовиться к отражению атаки, надеясь, что флот землян придет раньше, чем чужаки сумеют сломить наше сопротивление, или даже раньше, чем они вообще нападут.
– Но ведь это блеф! – возмутился Бочкин. – Смертельно опасный блеф! Сил нашего ополчения, даже в нынешнем масштабе мобилизации, достаточно лишь для короткого сражения с батальоном условного противника! Мы все погибнем!
– Мы в любом случае не выживем, – спокойно, до полной обреченности произнесла Галина. – На что ты надеешься, Валера, и о чем споришь? Стоит ли вступать в схватку? Конечно, стоит, и абсолютно неважно, чем она закончится. В колонии все настроены драться и удерживать плацдарм до подхода помощи с Земли, так мы и поступим. Вопрос закрыт.
– Но если мы не будем сопротивляться и рассеемся по лесам, пришельцы не станут нас истреблять! Какой им смысл гоняться по чащобам за тысячей полудиких людей?
– Никакого, – согласилась Галина.
– Ну вот!
– Они просто выжгут все наши леса, как выжгли Землю, – закончила женщина.
Валера окончательно сник и, опустив взгляд, покачал головой.
– Делайте, как хотите. Я буду молчать, но только до тех пор, пока кто-то не спросит меня в лоб. Больше ничего обещать не могу.
– Тебя никто ни о чем не спросит, – пообещал Астахов. – Я сам буду информировать людей о «продвижении» нашего флота. А когда начнется заварушка, там будет видно.
– У вас просто не хватает духа сообщить колонистам плохую весть, – осуждающе буркнул связист.
– Просто в глубине души мы надеемся на чудо, – возразила Галя. – Иначе такое напряжение не выдержать.
– Ну все, собрались, взбодрились и по местам, – скомандовал больше самому себе председатель. – Отлично! Галя, вы прирожденная актриса. А ты, Бочкин, сиди и сопи в свой компьютер. Пока не стемнеет – на улицу ни шагу.
– А при чем тут темнота?
– При том, что ты как раз актер никудышный. У тебя на лице написано, что все идет не так уж замечательно, а очень даже наоборот.
* * *
Смотреть в горящие глаза людей, охваченных единым боевым порывом, было просто невыносимо. Несколько раз Астахова подмывало плюнуть на ненужную секретность и закричать во всю глотку: «Спасайтесь, бегите отсюда подальше!» Но каждый раз в поле его зрения попадалась энергичная, улыбающаяся Галина, и он подавлял приступы малодушия, твердя, словно заклинание: «Все останется, как есть...» Если с тяжелейшей ношей ответственности за всю колонию справлялась эта молодая, красивая женщина, он был обязан поступить не менее достойно. Последние для многих, а может быть, и для всех, часы жизни люди должны были провести, как подобает. Не превратиться в испуганное, дрожащее стадо и не пуститься во все тяжкие. Они заслужили право сохранить лицо, и мешать им в этом Астахов не хотел, да и не мог. Это было выше его сил.
Момент истины наступит, никуда не денется, это председатель осознавал вполне отчетливо, но если правда откроется раньше времени, его не простят. Хотя, быть может, Павел Сергеевич просто надеялся, что в пылу схватки людям станет не до выяснения, кто и что знал загодя. Может быть, и так... Но в любом случае, сейчас для таких тяжелых признаний не время.
Астахов вздохнул. С одной стороны, он был уверен в своей правоте, а с другой, мысли постоянно возвращались к этой обжигающей душу теме.
Как разобраться в столь тонких психологических нюансах? Или дело вовсе не в психологии, а в том, что он совершил ошибку и подсознательно это понимает? Понимает, но не находит смелости в этом признаться. Хотя бы себе самому.
Тогда получалось, что Бочкин прав, и молчит председатель о реальном положении вещей вовсе не из желания уберечь колонистов от необдуманных поступков. Получалось, что он элементарно трусил. Но ведь Астахов был самым обычным человеком, а не самоуверенным героем какого-нибудь кинофильма...
– Как там дела у Валеры? – стараясь сделать это незаметно, спросила Галина.
– Гиперэфир молчит. А флот чужаков все ближе. Пришельцы уже орудуют в системе Вероны и, по всем расчетам, будут здесь дня через три, максимум – четыре. А что у вас?
– Напряжение достигло пика, но это полезное, боевое напряжение, – Галя кивнула на работающих поблизости женщин и мужчин. – Народ сплочен и настроен фаталистически. Все готовы умереть за свободу, все друг другу братья по оружию, и все верят в победу.
– В победу?
– Да. Почему вы удивляетесь?
– Потому что один батальон ополчения не в состоянии победить целый флот.
– Верно, только в понятии колонистов «победа» – это сейчас нечто иное, нежели раньше. Мы победим, не уничтожив противника, а гордо ответив на его вызов. Ну и продержавшись до подхода земного флота.
– Проклятие, – председатель опустил взгляд к земле. – Мне все труднее лгать. Вчера вечером, когда мы приняли решение, я был уверен, что оно единственно возможное, а теперь я начал сомневаться.