Батилиман
– Оно пахнет протухшей рыбой?
– Да, и оставляет после себя слизь. Я искал пещеру на протяжении многих лет, но все напрасно. Вход находится под водой и закрыт валуном, который открывается ключом.
– Откуда вы знаете, что это… морской дьявол?
Он встал.
– Пошли.
Мы вышли из домика и нырнули в непроглядную ночь.
Фонари санатория остались где-то в стороне. Мы поднимались куда-то в гору по неизвестной тропе. То ли случайно, то ли нарочно Леонидыч не захватил с собой фонарь. Он шагал быстро, прекрасно ориентируясь в темноте, словно имел на глазах прибор ночного видения. Я же несколько раз запинался о камни и корни, а однажды получил по глазам веткой.
Наш путь завершился на огромном валуне, покоящимся над обрывом. С него открывался вид на побережье и море. Ночная красота этой древней, но в то же время вечно юной стихии поразила меня. Бесконечная плоскость воды показалось мне черной бездной. Луны не было. Я отчетливо слышал далекий шелест прибоя, видел ясные южные звезды, но луна, единственная на ночном небосводе, которая могла бы рассеять этот мрак, отсутствовала.
– Впечатляет? – спросил Леонидыч. Я различал только белки его глаз.
– Зачем мы пришли сюда?
– Встань на колени.
Я пожал плечами и последовал указанию. Камень был ровным и гладким, как шлифованный мрамор.
– Положи на него ладони.
Когда я сделал это, то понял, что ошибался. Поверхность камня была испещрена мелкими выбоинами, которые прощупывались лишь кончиками пальцев. Они располагались строгими рядами и простирались во все стороны, насколько хватало моих рук. Я не нашел ни единой помарки. Это был огромный непрерывающийся текст. Текст с очень мелкими буквами и тысячами строк. Когда я нащупал край валуна, то обнаружил, что надписи уходят вниз, под него.
– Текст опутывает весь камень?
– Опутывал. Рабочие скололи часть камня, когда прокладывали к санаторию водопровод.
Я ничего не понимал.
– Что это?
– Это заклятие. Камень заклятия. Он положен скифскими колдунами на склоне Кушкайя, как говорят, за много веков до нашей эры. Всю его поверхность покрывал текст заклинания. Тут рядом на скале есть послание, которое повествует об этом. Перевести его мне помог друг из МГУ… Он тоже исчез в море.
В темноте его слова прозвучали зловеще.
Я зажег спичку. Трепещущий огонек осветил участок валуна вокруг моих коленей: мелкие строчки, составленные из крохотных букв, похожих на перекрещенные сабли.
– Этим заклятием скифы удерживали морского дьявола под землей, – продолжал Леонидыч. – Оно было написано кругом, то есть, повторялось бесконечно. Пока камень был цел, морской дьявол оставался в заточении. Помню, здесь всегда стоял такой гул, как шепот тысячи голосов. В шестьдесят девятом при прокладке трубы кусок камня откололи, и гул исчез. В шестьдесят девятом и начались пропажи людей.
– Бред какой-то.
– Нет, не бред. Ты видел дьявола…
– Какой дьявол, о чем вы?
Леонидыч посмотрел на меня с досадой.
– Но камень, текст…
– Ну и что. Я ничего в этом тексте не понимаю. Он может быть чем угодно!
– А те, кто исчез в море?
– Но зачем мне все это? – Я вскочил на ноги. Справа был обрыв, оканчивающийся кривыми стволами можжевельника. – Я уезжаю послезавтра, на кой мне сдались ваши дикие истории?
– Не я к тебе пришел, – сказал Леонидыч, наливаясь гневом. – Если тебе ничего не нужно, если тебя ничто не касается – зачем ты явился?!!
Последнюю фразу он прокричал. Я бросился от него бегом по тропинке. Где-то на середине спуска нога зацепилась за корень, и я кубарем покатился вниз.
Если бы не ствол южного дуба, в который я врезался грудью, падение могло закончиться очень плачевно. С кряхтением поднявшись на ноги, я продолжил путь к огням санатория, прихрамывая.
Когда я вернулся в номер, Марина по-прежнему спала. Моего отсутствия она не заметила. Я разделся и тихо прильнул к ней. Лицо, исхлестанное ветвями, саднило, ребра болели, правая кисть, которую я ушиб при падении, распухла.
«Проклятый старикан!» – подумал я.
Утреннее солнце будило ласково, словно любящая мама, которая шепчет «пора вставать» и нежно поглаживает по волосам. Лучи сначала согрели щеку, заставив улыбнуться, затем настойчиво посветили в глаза.
Разлепив веки, я почувствовал себя заново родившимся. Из приоткрытой балконной двери в ноги дул легкий ветерок. Небо за окном было пронзительно ясным, море бирюзовым и теплым. Хороший денек. Мои ночные похождения отступили на второй план и казались нереальными, о них напоминала лишь тупая боль в выбитом запястье.
Солнце светило уже нагловато, и я закрылся от него ладонью.
Марины рядом не было.
Осталось полтора дня отдыха в «Батилимане». Срок путевки заканчивался, и нам предстояло вернуться домой, в наш холодный северный край. Предстоит утомительный путь в плацкартном вагоне, но думать о нем пока не хотелось. Как не хотелось думать о тех, кто пропал в заливе.
Куда подевалась Марина? Сегодня надо, наконец, подняться на гору Кушкайя. Мы собирались это сделать еще во второй день заезда, но тогда возникли какие-то важные дела, и мы отложили восхождение сначала на сутки, затем на двое… А еще нам рассказывали о местечке "затерянный мир". Это участок берега, окруженный с трех сторон скалами. Пробраться туда можно только вплавь. Говорят, именно там Говорухин снимал легендарных "Пиратов двадцатого века".
Я потянулся к тумбочке за сигаретами. Марина не разрешала курить в номере, но пока ее не было, можно потихонечку нарушить запрет… Вместо сигарет в руку попала бумажка. Я поднес ее к глазам.
То, что на ней было, заставило меня подскочить на кровати. По спине пробежал колючий озноб.
В записке было всего два слова:
«Ушла купаться».
Я бросился на балкон, с которого открывался вид на пляж. Марина была там. Стоя неподалеку от линии прибоя, она стягивала свой ярко-зеленый сарафан. Только у нее был такой, это могла быть только она.
Она каждый день купалась по утрам.
– Марина!! – заорал я что есть силы.
С такого расстояния она не могла услышать мой крик, к тому же ветер дул в мою сторону. Так и есть, она скинула сарафан и направилась к воде.
– Марина!!
– Хватит орать! – раздался заспанный голос с нижнего этажа.
– Напьются с вечера и орут! – недовольно рассудил голос с другой стороны.
Мои вопли – пустая трата времени. Пока я кричал, она уже вошла в воду.
Я спешно покинул балкон и, подскочив к тумбочке, вытащил из нее охотничий нож с широким лезвием. Мы использовали его для разделки мяса на шашлыки. Сейчас он может мне понадобиться для иных целей.
Я выскочил на улицу и понесся вниз по бетонной дорожке. Тапки свалились, и я бежал босиком. Пробегая мимо столовой, мимоходом отметил, как удивленно вытаращились на меня поварихи и официантки. Сейчас не до них…
Затормозил я на самом верху змеящейся меж огромных валунов лестницы на пляж.
– Марина!
На этот раз она услышала. Повернула голову.
– Плыви к берегу! Быстрее!
Она не поняла и, качаясь на волнах, радостно помахала рукой.
– Быстрее! К берегу!!
Я стал спускаться вниз, не теряя ее из виду. Она поняла, что мне от нее что-то нужно, и нерешительно поплыла назад.
Деревянные ступеньки мелькали под ногами, лестница казалась бесконечной. В какой-то момент море загородили деревья, непонятно как устроившиеся на этих скалах. Я быстро пролетел мимо них и почти скатился по оставшемуся маршу на пляж.
Марина находилась метрах в пятнадцати – одна голова над водой. Волосы собраны на затылке в пучок.
– Мариночка, милая, плыви сюда!
– Это зачем?
– Пожалуйста. Мне нужно тебе кое-что сказать.
Я с облегчением увидел, как она встала на дно и, преодолевая сопротивление волн, начала приближаться к берегу. Я зашел по щиколотки, встречая ее.
– У тебя такой взволнованный вид, – сказала она, щурясь от солнца. – А нож тебе зачем?