Волосатый слон

– Ну и что дальше? – несколько рассеянно спросил Шарыгин.
– Что дальше, не знаю, а Машка теперь уже в Кении живет постоянно, и Борька с нею, но он по Мышуйску дюже тоскует, да и без меня грустно парню. Какими-то своими путями, раз или два в год приходит, приплывает. Есть у нас условленные дни, вот сегодня как раз такой, а если меняется что-то, он мне бросает мышагу по мылу.
От этого молодежного жаргона Шарыгин как-то совсем приуныл, верить Пимушину перестал абсолютно, даже чуть-чуть испугался – не то за него, не то за себя – и хотел рубануть с плеча, мол, не пора ли вам, Гурий Серафимович, обратно к Вольфику? Но тут они как раз и пришли.
Тихо было над городским прудом и очень темно. Потом на удачу из-за облака полная луна выглянула, и в этот самый момент задрожала поверхность воды, заволновалась, и поднялось из пучины сказочного вида чудовище – лохнесское, не лохнесское, но впечатляющее. Огромный, местами облезлый, но все еще очень лохматый слон. Подошел к берегу, присел, как человек, на ступени променада, и Пимушин стал с ним разговаривать. Шарыгин смотрел скептически, не очень-то и слушая, какие слова шепчет профессор в огромное волосатое слоновье ухо. А Борька реагировал все больше движениями хобота, голоса не подавал, чтобы всю округу не перебудить, а глаз его в темноте да за мохнатыми бровями было не разглядеть толком.
– Молодой человек, – окликнул вдруг Пимушин. – Я специально задал ему ваш главный вопрос – как отсюда на Рижское взморье попасть? Вот, послушайте, точнее, посмотрите, что он ответит.
Шарыгин послушно оглянулся на слона. А тот поискал вокруг хоботом что-нибудь пишущее, потом, не найдя, по-хамски, передней ногой развалил столбик балюстрады, подхватил обломок кирпича и принялся тщательно выписывать им на гранитных плитах:
«Мне-то известен путь отсюда к морю, но я умею очень долго не дышать, а у вас не получится, нужен запас воздуха часов на шесть. Если к следующему году подготовитесь технически, готов взять вас с собой. Удачи, Михаил! А теперь мне пора».
Шарыгин был сражен наповал этой информацией. Он больше ни слова не сказал профессору Пимушину. Только молча кивнул и пошел себе, пошел по притихшим в ночи аллеям парка куда-то к центру…
Собственно, оставалось у него теперь два пути: либо – домой к любимой жене (так ведь, черт, уже третий час, спит она, и не ждет его!); либо к друзьям-полуночникам в «Пену дней» (а как раз этим летом владелец пивбара Марио Абдуллашидзе сделал свое заведение круглосуточным).
Если подумать, второй вариант представлялся более логичным.