Яд древней богини
– Катя к сыну уехала! А вы кто ей будете?
– Я дом купить хочу, – солгала Ева. – На вашей улице никто не продает?
Пенсионерка обрадовалась: хоть с кем-то удастся поговорить. Телевизор да радио – плохие собеседники.
– Заходите ко мне! – радушно пригласила она. – Я вас чаем угощу.
Она накрыла стол в просторной комнате с деревянными стенами. В углу белела печка. Диван с множеством вышитых подушечек соседствовал с самодельным буфетом, за стеклами виднелась гжельская посуда. Пахло лавандой и лампадным маслом.
Ева хвалила чай. Хозяйка улыбалась, потчевала гостью крыжовенным вареньем, пирожками.
– Из печки-то они совсем другого вкуса!
Слово за слово, заговорили о Рудневых.
– Катя со своим мужем не ужилась. Пил он, ругался, денег не давал – пришлось разойтись. Он к своей матери подался, а она тут осталась. Сын у них вырос хороший, толковый парнишка. Отца, правда, недолюбливал. Так тот и не заслужил любви-то!
Соседка говорила много, но все это уже было Еве известно.
– Если дом покупать, так у хорошего человека, – сказала она. – Руднева вам нравится?
– Мы рядом, почитай, двадцать лет прожили и ни разу не поскандалили. С Иваном у них ссоры случались, чуть ли не до драки. Но он, когда напьется, будто с цепи срывается. Трезвый – смирный, а пьяный – дурной! Нет, я на Катю пожаловаться не могу. Славная она баба… только замкнутая очень, вся в себе. Мы, бывало, вот так на стол соберем – чайку, оладушек, наливочки вишневой, она выпьет и молчит, молчит. Будто сама себе в душу глядит. Я болтаю без умолку, а Катя только кивает. Ой, а разве она дом надумала продавать?
– Мне ваш адрес дали в агентстве, – неопределенно ответила Ева.
Пожилая дама не поняла, что к чему, но виду не подала. Негоже выдавать свое невежество.
– Еще чайку? – предложила она.
Ева поблагодарила и отказалась.
– Меня друзья ждут. Они на машине. Если опоздаю к назначенному времени, уедут без меня. Придется электричкой добираться.
Вопроса о колдунах Ева, наученная горьким опытом, решила соседке Рудневых не задавать.
* * *Гордей Руднев сидел у себя в офисе, изучая бумаги. В раскрытое настежь окно влетал тополиный пух. Кондиционеров Гордей Иванович не любил – воздух от них становился каким-то невкусным: не то что живой, с улицы.
Он в третий раз перечитывал документ, не понимая его смысла. Да что за напасть? Руднев отодвинул от себя бумаги, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Его не покидало предчувствие беды.
– Ну, в чем дело? – спрашивал он у кого-то невидимого, кто должен был в совершенстве знать положение вещей. – Что меня гложет?
Угрозы по телефону и зловещие розыгрыши прекратились, но это не принесло желанного успокоения. Скорее напоминало затишье перед бурей. Гордей Иванович и не предполагал, как можно довести людей до грани умопомешательства обыкновенными «страшилками». Жена стала сама не своя, мать окончательно расхворалась. У него самого все валилось из рук.
– Не переживайте вы так, Гордей Иванович, – уговаривал его охранник. – Это все расчет на слабые нервы! Побалуются и перестанут. Надоест же им когда-нибудь?
Со времени своего переезда в Москву Руднев не знал более трудных месяцев.
Совсем еще юным пареньком он устроился на работу в «Мосстрой», поступил на заочное обучение в институт, прошел путь от разнорабочего до мастера. Еще до получения диплома решил основать свой строительный бизнес. Получилось. Начинал вместе с опытным подрядчиком, набирался опыта, из кожи вон лез, чтобы выжить в острой конкурентной борьбе, удержаться на рынке строительных услуг. Его фирма «Маркус» вставала на ноги, росла вместе с ним. Через пару лет он купил себе квартиру в Кузьминках, смог отсылать матери деньги на жизнь, потом… В общем, бизнес у Руднева пошел. Он сумел заработать кое-какой капитал, выстроил в Хотьково дом, предлагал Екатерине Максимовне переехать туда жить, да она отказалась наотрез. Дескать, не привыкла она к таким хоромам и боязно одной, на отшибе – ни людей знакомых рядом, ни соседей.
Женитьба не входила в планы Руднева. Ссоры родителей, отвратительные сцены скандалов, доходящих до рукоприкладства, отбили у него охоту помышлять о браке. Зачем осложнять себе жизнь? Разве ему плохо одному? Женщина для постели при его деньгах всегда найдется, а связывать себя семейными узами, не зная наверняка, чем это может обернуться, – просто безрассудство.
Ирину он встретил случайно. Гордей Иванович никогда не увлекался женщинами вот так, с ходу, с первого взгляда. Ирина поразила его своей особенной, броской красотой, густыми длинными волосами, глазами – бездонными озерами. Молодая и одновременно умудренная каким-то тайным, недоступным ему опытом, она сразила его, покорила сердце убежденного холостяка. Замирая от нахлынувших переживаний, Руднев решился и пригласил Ирину за свой столик. Он хорошо понимал, какую жизнь вела и, возможно, продолжает вести такая девушка – танцовщица, выступающая полураздетой в ночных клубах. Но ему стало вдруг все это неважно… кто она, чем занималась и занимается, что кроется за ее отработанной улыбкой, движениями и манерами, какие «приключения» привели ее на сцену столичных увеселительных заведений. Ему было наплевать! Лишь бы Ирина ответила ему взаимностью.
Вечер и ночь, проведенные вместе с ней, огненной кометой ворвались в его размеренное, отлаженное существование. Это была стихия, которая не спрашивает – захватывает и несет с собой, не разбирая дороги. И в ураганном вихре есть восторг и упоение!
Руднев предполагал, что Ирина может рассказать ему о своем прошлом, и не собирался ни о чем ее спрашивать. Каждые ее день и ночь, с рождения и до той минуты, когда он увидел ее, – принадлежат ей и освящены ею, какими бы они ни были. Они выпали на ее, а значит, теперь и на его долю, и следует принять их вместе с Ириной. Любовь ничего не разбирает, не судит, не делит на части, ни от чего не отрекается!
Через неделю после знакомства с Ириной Гордей Иванович сказал финансовому директору «Маркуса», своему ближайшему другу, что хочет жениться на танцовщице из «Фуэте».
Тот оторопел. Когда к нему вернулся дар речи, он, подозрительно глядя на Руднева, заявил:
– Взять в жены проститутку? Да ты с ума сошел!
Сильнейший удар в челюсть свалил его с ног и лишил двух зубов. В суд на своего шефа и бывшего друга финансовый директор подавать не стал – тихо написал заявление и ушел из фирмы по собственному желанию.
Руднев предвидел, что именно могут и будут говорить за его спиной об Ирине и об их браке, но он знал также, что сможет все это преодолеть. Равнодушие Ирины к его достатку, ее отказ уйти из «Фуэте» и оказаться на полном иждивении супруга ясно показали, что не корысть движет ею. Гордей Иванович не анализировал поступки и слова невесты, ему было все равно, по каким мотивам она приняла его предложение. Главное – она станет его женой, и он сумеет сделать ее счастливой.
Заручившись согласием Ирины, Руднев повез ее знакомиться с будущей свекровью. Та долго, пристально смотрела на избранницу сына.
– Красивая… Ну, как говорится, совет да любовь.
После свадьбы Гордей Иванович ни разу не пожалел о своем выборе. Ирина оказалась прекрасной подругой, нежной, хотя и слегка холодноватой, любовницей и покладистой женой. Она не бросила работу, но перестала выступать в каких-либо двусмысленных шоу, что существенно снизило ее заработок.
– У тебя будет свой счет в банке и своя карточка, – сразу, в первый же день их совместной жизни, сказал Руднев. – Ты – полноправная хозяйка в моем доме и в моем сердце.
Ирина заплакала. Она не ожидала от мужа такого доверия, благородства и великодушия. Рудневы отлично ладили друг с другом, спорные вопросы решали сообща. Ирина осознала, что у нее есть право голоса и к ней прислушиваются.
Когда Гордей Иванович заговорил о ребенке, она возражать не стала. Почему бы и нет? Родился здоровенький, красивый мальчик – к обоюдному восторгу супругов. Ирина считала, что быть женщиной – слишком тяжелое испытание, поэтому пол ребенка несказанно ее обрадовал. А Руднев мечтал о сыне, и судьба подарила ему желаемое.