В круге света

— Анализы нужны полные или только спектральный? — спросил я безразличным тоном.
— А как у вас положено?
— В зависимости от того, что требуется. Я не знаю, что вам нужно.
Он задумался, затем ответил:
— Сделайте для начала полный анализ.
Я кивнул и принялся за препарат номер один.
— Вы не возражаете, если я понаблюдаю, как вы работаете?
— Если вам нравится, пожалуйста, — ответил я без всякого энтузиазма.
Про себя я решил, что этого Фернана приставили ко мне соглядатаем. Я прошёл в препараторскую, отфильтровал раствор и положил листок бумаги с осадком сушиться на электрическую печку. Раствор я перелил в кварцевую кювету и вернулся к спектрографу. Фернан неотступно следовал за мной, низко наклоняя голову над моими руками. Это начало меня раздражать.
— Сейчас я буду экспонировать спектр, и вы можете отдохнуть, — сказал я по-немецки, стараясь произнести фразу как можно более едко.
— Спасибо, — ответил он мне на чистейшем немецком языке.
«Так оно и есть: немец», — решил я.
Загудел трансформатор водородной лампы, я установил кювету в держатель и сел рядом со спектрографом. Фернан уселся за столом. Несколько минут мы молчали.
— А вы не боитесь обжечь лицо ультрафиолетом? — спросил я.
Он покачал головой.
— Я уже привык. На моё лицо ультрафиолетовые лучи не действуют.
Я посмотрел на его лицо. Для немца оно было слишком смуглым. Это меня немного смутило.
— А вы здесь уже давно? — осведомился он.
— Да, давно, — ответил я и отвернулся.
— Вы из Франции?
— Да.
— Вам здесь правится?
Я поднял на него удивлённые глаза.
— А это имеет какое-нибудь отношение к делу?
— Извините, — засмеялся Фернан. — Это, конечно, праздное любопытство. Извините, — повторил он.
После этого он больше не ходил за мной по пятам. Он сидел, облокотившись о стол, с закрытыми глазами, погруженный в свои мысли. Когда я принялся за третью пробирку, он вдруг встал и, ни слова ни говоря, вышел из помещения. Через окно я видел, как он обогнул мой барак и, широко шагая по песку, отправился в южную лабораторию. На полпути его остановил часовой, и он предъявил ему пропуск. Часовой козырнул и отошёл в сторону.
«Важная птица. Разгуливает, где ему вздумается».
Вернулся он только к вечеру. Вид у него был немного встревоженный и одновременно усталый.
— У вас все готово? — спросил он,
— Давно. Вот здесь, на бланках, все написано. 
Несколько секунд он молча рассматривал мои записи, а затем поднял на меня свои близорукие глаза.
— По-моему, бессмысленная работа, — сказал он как-то неопределённо. 
— Не знаю. Доктору Граберу и доктору Шварцу виднее.
Фернан пожал плечами:
— Я совершенно не понимаю, для чего нужно вполне благопристойных кроликов превращать в каменных кроликов. Кому вместо хороших сочных помидоров и бананов нужны каменные помидоры и бананы?
Я насторожился и пристально взглянул на него. За все время моего пребывания здесь со мной никто так откровенно не говорил о делах, происходящих в институте Грабера. Может быть, это провокация? Может быть, немцы заподозрили, что я уже слишком много знаю, и просто хотят выяснить, как много мне известно? Я плотно сжал губы и ничего не ответил.
— Ну хорошо. Спокойной ночи, — сказал Фернан и ушёл.
В течение нескольких дней он не появлялся. За это время произошло событие, которому суждено было стать решающим во всей этой истории.
Как-то вечером после работы я позвонил фрау Айнциг, чтобы сверить часы. Она сняла трубку и, произнося знакомое мне «алло», вдруг перестала со мной говорить. Вместо её голоса я внезапно услышал несколько голосов. Разговор был не очень внятный, торопливый, но очень скоро смысл его дошёл до моего сознания. Кто-то сообщал фрау Айнциг, что получена радиограмма о прибытии в институт крупного начальства. В связи с этим что-то нужно было сделать, с чем-то поторопиться, за кем-то послать. Дата прибытия точно не установлена. Айнциг повесила трубку, и я больше ничего не услышал.
На следующее утро на территории института началась беготня. Я видел, как Шварц несколько раз торопливо прошёл из своей лаборатории в южную и обратно, как из южной лаборатории пробежали трусцой в здание Грабера несколько человек в белых халатах, как по дороге вдоль восточной ограды взад и вперёд метались рабочие.
В этот день обо мне забыли.
Однако вскоре после обеда в моем помещении появился Фернан. С первого же взгляда было ясно, что он очень взволнован, и я даже не удивился тому, что он не принёс никаких препаратов для анализа.
— Чем могу служить? — спросил я насмешливо, понимая, что немцы переполошились из-за приезда начальства.
Фернан виновато улыбнулся и как-то очень просто сказал:
— Ух, забегался! Решил у вас отдохнуть…
— Отдохнуть?
— Да. Вы не возражаете, если я у вас посижу несколько минут?
Я пожал плечами и показал на стул. Он сел и проговорил:
— Прошу вас, если придёт доктор Шварц, рассказывайте мне что-нибудь о своей работе. Это будет выглядеть так, будто я пришёл к вам по делу,
Я внимательно посмотрел ему в глаза. Все это начинало меня злить. Я спросил:
— Вы, наверно, думаете, что я безнадёжный идиот и не понимаю, что значит вся эта комедия?
— Комедия? — Он даже привстал. — По-моему, это не комедия. Может быть, для вас, но не для меня…
— Господин Фернан, давайте договоримся: если вам поручили за мной следить, то делайте это как-нибудь поумнее…
Он опустил голову, потёр рукой лоб и тихонько засмеялся:
— Черт возьми! А ведь верно, какое право я имею на ваше доверие? Никакого…
Мне показалось странным, что он так говорит. Вёл он себя очень непосредственно.
Подумав, он вдруг заговорил снова:
— Хорошо. Давайте будем откровенны. Другого выхода у меня нет. Только ответьте мне на один-единственный вопрос. Он может вам показаться странным, но для меня это важно. Согласны?
— Смотря какой вопрос, — насторожённо сказал я.
— Вы любите Францию?
Пока я думал, он смотрел на меня широко раскрытыми чёрными глазами, излучающими какой-то глубокий душевный жар… Я внезапно почувствовал, что передо мной не тот человек, за которого я его принимал.
— Если это так важно, я могу ответить: да.
— Я вам верю. Слушайте. — Он перешёл на шёпот: — Я не Фернан, и мне грозит опасность…
Мы долго молчали, разглядывая друг друга. Он смотрел мне прямо в глаза, и в них я не находил ничего, кроме искренности…
— Кто же вы тогда? — прошептал я.
— Вы это узнаете в своё время. Но я не немец. И не француз…
— Пойдёмте в рентгеновский кабинет. Там можно запереться и поговорить, чтобы нас никто не услышал, — прервал его я.
Мы прошли в рентгеновскую лабораторию, и я включил установку. В комнате стало шумно. Фернан наклонился ко мне и сказал:
— Я приехал сюда по документам некоего Роберта Фернана из Мюнхенского исследовательского центра. После войны этого Фернана приговорили к пожизненной каторге за медицинские и биологические опыты над военнопленными. Однако с помощью своих западных коллег он вскоре оказался на свободе и занял важное положение медицинского советника при нынешнем правительстве в Бонне…
— Да, ну, а вы…
— Я недаром спросил, любите ли вы свою родину. Дело в том, что моя родина — здесь…
— Здесь? В Африке?
— Да, здесь, на этой самой земле. Нас давно уже тревожит то, что тут окопались немцы. Им в этом помогли заокеанские друзья нашего нынешнего правительства. Но с этим пора кончать.
Последние слова Фернан произнёс решительно, как призыв, и выпрямился во весь рост. Мне вдруг стало стыдно за то, что я европеец.
— Постойте, одну секунду, Фернан… или как вас… Но ведь, насколько я знаю, Грабер ведёт лишь научные исследования.
— Научные? — Он резко наклонился к самому моему лицу. — Роберт Фернан проводил над людьми тоже так называемые научные исследования. Он замораживал их живыми, он вливал им в вены растворы солей свинца, чтобы получить уникальные рентгеновские снимки, он…