Глубокий поиск
Видимо, кальмар был озадачен странным поведением намеченной жертвы. Но он колебался всего несколько секунд. Затем он двинулся в атаку. Стремительно и уверенно, как делал, наверное, тысячи раз в своей невообразимо долгой жизни.
Сигнал на экране вспух и заполнил весь экран. Кондратьев включил сразу все прожекторы: два по сторонам люка и один под днищем. Свет был очень ярким. Прозрачная вода казалось желтовато-зеленой. Акико коротко вздохнула. Кондратьев покосился на нее. Она сидела на корточках над иллюминатором, держась рукой за край пульта. Из-под руки торчало голое поцарапанное колено.
– Глядите, – хрипло сказал Белов. – Глядите, вот он! Да глядите же!
Сначала светящаяся мгла за иллюминатором была неподвижной. Затем какие-то тени зашевелились в ней. Мелькнуло что-то длинное и гибкое, и через секунду они увидели кальмара. Вернее, они увидели широкое бледное тело, два пристальных глаза в нижней его части, а под глазами, словно чудовищные усы, два пучка толстых шевелящихся рук. Все это в одно мгновение надвинулось на иллюминатор и заслонило свет прожектора. Субмарину сильно качнуло, что-то противное, как ножом по стеклу, заскрежетало по обшивке.
– Вот так, – сказал Кондратьев. – Насладились.
– Какой огромный! – с благоговением произнес Белов. – Акико-сан, вы заметили, какой он огромный?
– Оо-ика, – сказала Акико.
Белов сказал:
– Никогда не встречал упоминания о таких крупных экземплярах. Я оцениваю его межглазное расстояние в два с лишним метра. Как ты думаешь, Кондратьев?
– Около того.
– А вы Акико-сан?
– Полтора-два метра, – ответила Акико-сан, помолчав.
– Что в обычных пропорциях дает… – Белов пошептал загибая пальцы. – Дает длину туловища по меньшей мере метров тридцать, а вес…
– Слушайте, – неторопливо перебил Кондратьев. – Вы насмотрелись?
Белов сказал:
– Нет-нет, подожди. Надо как-то оторваться от него и сфотографировать целиком.
Субмарину снова качнуло, и снова послышался отвратительный скрип роговых челюстей о металл.
– Это тебе не кит, голубчик, – злорадно пробормотал Кондратьев и сказал: – Добровольно он от нас теперь не отстанет и будет ползать по субмарине часа два, не меньше. Я сейчас стряхну его, и он попадет под струю кипятка из турбин. Тогда мы быстро развернемся, сфотографируем и расстреляем его. Хорошо?
Субмарина раскачивалась все сильнее. Видимо, кальмар рассвирепел и пытался согнуть ее пополам. На несколько секунд в иллюминаторе показалась одна из его рук – лиловая кишка толщиной в телеграфный столб, усаженная жадно шевелящимися присосками. Черные крючья, торчащие из присосков, лязгнули по спектролиту.
– Красавец, – проворковал Белов. – Слушай, Кондратьев, а нельзя ли вместе с ним подняться на поверхность?
Кондратьев запрокинул лицо и, прищурившись, поглядел на Белова снизу вверх.
– На поверхность? – проговорил он. – Пожалуй. Сейчас он не отцепится от нас. Сколько, ты говоришь, он может весить?
– Тонн семьдесят, – сказал Белов неуверенно.
Кондратьев свистнул и снова повернулся к пульту.
– Но это – на воздухе, – поспешно добавил Белов. – А в воде…
– Все равно не меньше десятка тонн, – сказал Кондратьев. – Мы не вытянем. Готовьтесь, будем переворачиваться.
Акико поспешно опустилась на корточки, не спуская глаз с иллюминатора. Она очень боялась пропустить что-нибудь интересное. «Если бы не стажеры, – подумал Кондратьев, – я бы давно уже прикончил этого гада и принялся бы искать его родственников». Он не сомневался, что где-то на дне впадины скрываются дети, внуки и правнуки чудовища – потенциальные, а может быть, и уже действующие пираты на трассах мирных миграций китов. Субмарина вернулась в горизонтальное положение.
– Духота, – проворчал Белов.
– Держитесь крепче, – сказал Кондратьев. – Готовы? Вперед!
Он до отказа повернул рукоятку скорости. Полный ход, тридцать узлов. Пронзительно взвыли турбины. Позади что-то стукнуло, донесся неясный вопль. «Бедный Белов», – подумал Кондратьев. Он сбросил скорость и завертел штурвальчик рулевого управления. Субмарина описала полукруг и вернулась к кальмару.
– Теперь смотрите, – сказал Кондратьев. Кальмар висел в двадцати метрах перед носом субмарины, бледный, странно плоский, с обвисшими скрюченными щупальцами и обвисшим туловищем. Он был похож на паука, которого прижгли спичкой. Глаза его были задумчиво скошены вниз и вбок, словно он размышлял над чем-то. Кондратьев никогда прежде не видел живого кальмара так близко и разглядывал его с любопытством и отвращением. Это был действительно необычайно крупный экземпляр. Может быть, один из самых крупных в мире. Но в эту минуту ничто в нем не позволяло предположить могучего и страшного хищника. Кондратьеву почему-то вспомнились кучи размякших китовых внутренностей в огромных отмочечных чанах на китобойном комбинате в Петропавловске.
Прошло несколько минут. Белов лежал животом на плечах Кондратьева и трещал кинокамерой. Акико что-то бормотала в диктофон (кажется, по-японски), не сводя глаз с кальмара. У Кондратьева заныла шея, к тому же он боялся, что кальмар очнется и удерет или снова бросится на субмарину и тогда все нужно будет начинать сначала.
– Вы еще не скоро? – осведомился Кондратьев.
– Очень, – ответил Белов сипло и невпопад.
Кальмар приходил в себя. По его лапам прошла зыбкая судорога. Громадные, величиной с футбольный мяч, глаза повернулись, словно шарниры в гнездах, и уставились на свет прожекторов. Потом лапы вытянулись в струнку, снова сжались, и бледно-лиловая кожа налилась темным светом. Кальмар был ошпарен, оглушен, но он готовился к новому прыжку. Кальмар не отступал. Он и не думал отступать.
– Ну? – спросил Кондратьев нетерпеливо.
– Ладно, – недовольно сказал Белов. – Можешь.
– Слезай с меня, – сказал Кондратьев.
Белов слез и положил подбородок на правое плечо Кондратьева. По-видимому, он забыл о глубинной болезни. Кондратьев взглянул на экран, затем положил палец на спусковой крючок.
– Близко слишком, – пробормотал он. – Ну ничего. Выстрел!