Дьявол среди людей
- Господи... - произнес я, неверным телодвижением поднимаясь из-за стола.
Такого я не ждал даже от Кима. Он был абсолютно лыс. Как бильярдный шар. Фиолетовые шрамы на его черепе выглядели так, словно кто-то вылил на него склянку с краской. И на свободной от черной повязки поверхности его лица тоже не было ни волоска. Ни ресниц, ни брови.
- С-слушай, - произнес я, - где твои волосы?
Он полез за пазуху, извлек пухлый пакет и положил на стол.
- Вот, - сказал он. - Все здесь. Ну, может, несколько волосинок недостает.
Бабка выбралась наконец из ворота необъятного штапельного платья и тоже уставилась на Кима, распустив беззубый рот. Я спохватился.
- Ступайте, ступайте, бабуся, - проговорил я, взял ее под локоток и подвел к двери. - Я к вам потом зайду в палату. И скажите там в коридоре, чтобы пока разошлись и вернулись через часок...
Когда я вернулся к столу, Ким уже сидел и с хладнокровным интересом разглядывал меня.
- Ну, так, - деловито сказал я, усаживаясь. - Рассказывай. Как это произошло? Когда?
- Нынче ночью. Встаю утром, а вся моя роскошь на подушке осталась. Жаль, я себе такие кудри отрастил, можешь полюбоваться... - он ткнул пальцем в пакет на столе, - роскошные кудри. И нигде на всем теле ни волосинки не осталось. Ни под мышками, ни в шагу, ни на груди. Все либо на простыне, либо в трусах...
- Раздевайся, - приказал я. - Догола.
Он разделся. Я убедился. И заодно слегка позавидовал: такой он был сухощавый, поджарый, мускулистый. Мы с ним одногодки, а у меня грешное тело дрябловатое, жирненькое, никак не спортивное.
- Физкультурой занимаешься, - пробормотал я.
Он пренебрежительно отозвался:
- Физкультурой... С какой это стати? Что я тебе - пионер?
И вдруг вытаращил свой единственный глаз.
- А ведь и то верно, Лешка! Заметил я, что худеть начал. Штаны стали сваливаться, пиджак как на вешалке... Значит, и это еще...
- Ладно, - сказал я. - Пока не одевайся. Накинь вон мой халат.
Я позвонил нашему кожнику и попросил незамедлительно зайти. Пока мы ждали, я спросил, зачем он принес ко мне свою волосню. Он осклабился:
- Как вещественное доказательство. Чудак, почем я знаю, что вам, медикам, может понадобиться?
Я кивнул согласно и развернул пакет. Лупы у меня не было, но и невооруженным глазом было видно, что волосы именно выпали, а не были, скажем, выдраны, и даже не столько выпали, сколько вылезли: дружно и одномоментно. А тут и кожник явился. Ким повторил ему свой короткий рассказ. Кожник похмыкал, осмотрел его и велел одеваться. Потом кожник взглянул на меня, а я взглянул на кожника. Кожник едва заметно приподнял и опустил плечи. Неожиданно Ким, натягивавший брюки, произнес брюзгливо:
- Да вы не гадайте, доктора, не надрывайтесь. Я сюда не за диагнозом пришел. Отчего это у меня - я и без вас знаю. Вы мне скажите, как лечиться!
Нелепость этого наглого выпада была очевидна. Во-первых, не поставив диагноза, врач не может сказать пациенту, как лечиться. Во-вторых... но и во-вторых, не может! Я буркнул недовольно в том смысле, что нечего зря языком трепать. Но кожник мой сообразил правильнее.
- А вы, стало быть, знаете, отчего это у вас?
Ким, зашнуровывая ботинок, отозвался пренебрежительно:
- Еще бы не знать... Полынь-город!
И я едва удержал мгновенный позыв гоголевского почтмейстера вскрикнуть и хлопнуть со всего размаху по своему лбу, назвавши себя публично при всех телятиной. Кожник же, в два шага оказавшись возле Кима, проговорил с придыханием:
- Постойте. Вы - Волошин? Тот самый?
- Который? - неприветливо осведомился Ким, натягивая пиджак.
- Этот... который в газете... про Полынь-город...
- Ну?
- Рад познакомиться... - стесненно промямлил кожник, слывший у нас вольнодумцем и диссидентом. - То есть не то что рад... Сожалею, конечно, что такие обстоятельства... - Тут он кашлянул, вернул себе профессиональный вид и сухо объявил: - Боюсь, Волошин, что в нашей больнице вам ничего не светит. У нас нет специалистов по радиационным поражениям.
Тут мой кожник был прав. Если судить, например, по мне, то уровень нашей осведомленности в области лучевых заболеваний - я имею в виду районный медперсонал - вряд ли выше сведений из букваря для армейского санинструктора... или как они там называются.
Я уже сидел за столом и заполнял бланки.
- Пойдешь и сделаешь все анализы, - приговаривал я на ходу. - Кровь, моча, кал, рентген... Большая часть лучевых поражений сводится к ослаблению иммунитета... Волосню твою на место мы, конечно, не водворим, но от дифтерита, дизентерии или какой-нибудь другой обычной гадости умереть не дадим.
Ким взял у меня бланки и повертел в пальцах.
- А если ничего такого не обнаружится?
- Тогда направим тебя...
- Куда?
Я замялся. Честно, я не имел представления - куда.
- Ну, например... - неожиданно произнес кожник. Он достал записную книжку, полистал и прочел: - "Москва, улица Щукинская, шесть. Шестая больница Третьего главного управления". Не возражаете?
- Ну вот, хотя бы и в Шестую, - солидно сказал я, скрывая изумление. - Оформим в райздраве, и счастливого пути.
- Москва, - произнес Ким, усмехаясь. - Далеко целоваться бегать, однако...
Он кивнул нам и вышел. Я спросил кожника:
- Слушай, а откуда ты про эту больницу знаешь?
Он хихикнул.
- Секрет. Но не от вас, конечно, Алексей Андреевич. Там один мой друг работает. Сейчас он, правда, в Полынь-городе. Богатая, пишет, практика...
В тот же день вечером я рассказал все это Моисею Наумовичу. Помнится, перед очередной партией в шахматы. Он скорбно покачал головой, вздохнул, но большого интереса не выказал. "Дрянь это - радиация, - пробормотал, помнится, он. - А слоника вашего, Алексей Андреевич, я с удовольствием беру. При всем моем к вам уважении..."
Ни с анализами, ни с просьбами о направлении в Москву Ким Волошин не явился. Признаться, я не очень по нему скучал. Не мой он был пациент, и человек он был не мой. А о Моисее Наумовиче и говорить было нечего. Для него Ким был тогда всего лишь автор скандальной публикации.
Но примерно месяц спустя произошло событие, после которого мое представление о действительности пошло сначала неторопливо, а затем все скорее и скорее переворачиваться вверх дном. Рассказ об этом событии я выслушал из первых уст: от секретарши нашего Первого. Причем в тот же день.