К вопросу о циклотации
Аркадий Стругацкий,
Борис Стругацкий
К ВОПРОСУ О ЦИКЛОТАЦИИ
Я обрабатывал дневники за складным столиком. День был жаркий, и я сидел в ватных штанах и сапогах, но голый по пояс.
Этот человек вышел из-за палатки и остановился в нерешительности, поглядывая на меня исподлобья. Я не очень удивился, то есть не удивился его появлению. К нам иногда заходили гости: чабаны, молчаливые деликатные люди; туристы, изможденные, как солдаты на походе; местное начальство, верхами, на громадных лошадях. Но таких посетителей я еще никогда здесь не видел. Он явно не был ни балкарцем, ни кабардинцем, ни карачаевцем, внешность у него была чисто русская, более того, сугубо городская: бледные щеки, модная прическа, хорошо вымытые руки. И одет он был странно — в отличный современный костюм и остроносые туфли. Это в ста километрах от ближайшего города, в мокрых горах, где дороги грязны и разбиты. Он не поздоровался. Он просто спросил:
— А вы что делаете?
Было такое впечатление, будто он только что задавал этот вопрос другим людям.
— Работаю, — ответил я немного растерянно. Я подумал, что он, может быть, приехал инспектировать нашу точку.
— Я понимаю, что вы работаете, — сказал он. — Я хотел спросить: над чем работаете? Чем занимаетесь?
— Над чем работаю?.. А в чем дело?
— Я просто так… — он огляделся. — Мне интересно… Вот палатки тут у вас… А это что такое?
— Это? Это телескоп. Называется ТЭМ-140.
— Тэм сто сорок… — повторил он тихо.
— Телескоп экспедиционный менисковый, — пояснил я. — Диаметр объектива — сто сорок миллиметров.
— Миллиметров… — он поднял брови. — Объектив.
Да кто он такой, в самом деле, подумал я. Чего ему надо? Я спросил:
— Вы не с базы?
— База… Нет, я не с базы… А почему он под чехлом?
— Чтобы солнце не раскаляло. Вы не турист?
Он замялся.
— Пожалуй, меня можно назвать туристом. А что вы с ним делаете?
— С кем? Ах, с телескопом?.. Ну что делают с телескопом? Мы наблюдаем.
— Что наблюдаете?
— Качество изображений.
— Качество… — он опять поднял брови. — Ну и что же?
— Слушайте… — начал я решительно и замялся. Я хотел объяснить ему, что занят и вообще не могу говорить на произвольные темы с незнакомым человеком, но мне вдруг стало неловко, было что-то детское в его вопросах, не похожее на праздное любопытство. Он глядел на меня испуганными круглыми глазами.
— Присаживайтесь, — сказал я. — Хотите чаю?
Он помотал головой.
— Нет, я не хочу чаю. Но я сяду.
Он поднял с земли складной стул, нерешительно повертел его в руках, раскрыл и осторожно сел. Мы помолчали.
— Я вижу, вы не местный, — сказал я.
— Н-нет…
— Издалека?
— Из центра, — сказал он.
— Из центра? Из какого центра?
— Из центрального, — сказал он простодушно. — Я прибыл из города.
— Что же вы, по воздуху летели? — спросил я подозрительно.
— Н-нет… А что?
— Пешком? Слишком уж у вас чистые туфли.
— Как… чистые? — он покраснел и задвигал ногами. — Ну и что же, что чистые?
— Ну, знаете… — сказал я и вытянул свои ноги в сапогах. — Сапоги имели довольно обычный для этих мест вид. — Вот полюбуйтесь.
— Ах вы это имеете в виду? — сказал он, вдруг просияв. — Но у меня тоже так!
С этого момента все и началось. Оказалось, что на нем тоже сапоги — огромные сапоги, заляпанные черной грязью. Я испытал что-то вроде удара, когда это увидел. Я подумал, что либо сплю сейчас, либо спал, когда он появился.
— Все это не имеет значения, — сказал он успокоительно. — Я только хочу понять, что у вас к чему…
— Как вы это сделали? — спросил я, облизывая губы.
— Совершенно не имеет значения, — сказал он нетерпеливо. — Это лишь фокус.
— Вы что — фокусник?
— Да, я фокусник. Это фокус. Или, например, вот… — он вытянул ладонь, и на ней появилась монетка, затем он повернул ладонь, и монетка исчезла. — Всего лишь фокус, — повторил он.
— Очень интересно, — проговорил я. — Всегда мечтал побеседовать с фокусником.
Честно говоря, я уже тогда понимал, что он не фокусник, но уж так мы устроены, что стараемся все необычное немедленно втиснуть в рамки привычных представлений. Век рационализма, ничего не поделаешь…
— А я мечтал побеседовать с ученым, — сказал он. — Ведь вы ученый?
— Д-да… Вернее, научный сотрудник.
— Это не одно и то же?
— Не всегда…
— Не всегда… Ну хорошо, пусть не всегда… А как вы стали ученым?
— Странный вопрос… Учился, читал, работал…
— Я неправильно спросил. Я хотел спросить — почему?
— Что?
— Ну чем вы занимаетесь? Кто вы?
— Астроном.
— Астроном… А зачем?
— Что — зачем? Зачем я астроном?
— Да.
— А зачем вы фокусник?
— Я… Я другое дело.
— Почему это вы — другое дело?
Он нетерпеливо заерзал.
— Я хочу задать вам несколько вопросов, — сказал он. — Можно?
— Можно. Вы и так только и делаете, что задаете вопросы, а я не могу понять, что вам нужно.
На лице его изобразились растерянность и досада, словно он был недоволен собой.
— Да, конечно… Я понимаю. Вы не сердитесь. Я никак не могу… В общем, так. Давайте, я начну так. Что вот это все? — он обвел рукой вокруг.
— О чем это вы?
— Вот это все… Вы, палатки, телескоп.
— Это экспедиция, — сказал я. — Мы ищем место для установки нового большого телескопа.
— Зачем?
К таким вопросам я привык.
— Телескоп дорогой. Его надо поставить в таком месте, где хороша прозрачность, редко бывают облака, спокойная атмосфера. Чтобы каждую ночь можно было на нем наблюдать. Чтобы он окупил себя, понимаете? Чтобы не простаивал и давал хорошие снимки. — Он напряженно слушал, приоткрыв рот. — Это то же самое, как если строят металлургический завод. На пустом месте его не строят. Сначала стараются разведать мощное месторождение, проверяют, надолго ли хватит запасов руды… Понимаете?
— Понимаю, — сказал он. — А зачем?
— Что — зачем?!
— Нет… это я так… давайте еще что-нибудь про телескопы.
— Про телескоп я уже все рассказал. Вот по всей стране разослали экспедиции. Мы наблюдаем звезды, оцениваем в числах качество изображения. Набираем материал за много дней, а потом будем сравнивать, где он лучше, где хуже. В том месте, где изображения самые хорошие, где самый большой процент ясных ночей, там поставят большой телескоп.
Он слушал внимательно, но у меня было такое чувство, будто его интересует что-то совсем другое.
— Понятно? — спросил я.
— Да. Я только не понимаю, зачем это вам?
— Ну как — зачем? Мы астрономы. Мы исследуем космос…
И тут он словно взорвался.
— Зачем вам космос?! — закричал он. Лицо его перекосилось и пошло пятнами. — Зачем вам все это: космос, телескопы, заводы, овцы?! Вы обречены, понимаете? Разложение… распад… рассинхронизация! — Он выкрикнул несколько странных, совершенно незнакомых мне слов, похожих на научные термины. Я запомнил только одно — что-то похожее на «циклотацию». — Что произошло здесь у вас? Как произошло здесь у вас? Как случилось, что вы стали узнавать, и менять, и исследовать… Объектив! Миллиметр!.. Можно понять — дома. Пусть овцы… Усложнение потребностей. Развитие специализации клеточных колоний… Но космос! Но спутники! И ваша история!.. И вы знаете, помните, и никто понятия не имеет о циклотации!.. Сложнейшая общественная жизнь, политика, войны, расы и племена!.. Интересы, интересы, интересы!.. Человеческие, космические!.. И ваше солнце! Вы сгустили его! И это в условии социальной неразберихи!.. И не понятно, не понятно… Он дрожал и чуть не плакал.
— Я ничего не узнаю здесь… Я хотел совсем другого… Задача ставилась так ограниченно: двухступенчатая циклотация с трехмерным выходом… Некоторое укрупнение клеток. Допускаю. Пусть простейшие, пусть даже растения, зеленый цикл… Хотя не понимаю, почему хлорофилл при светиле такого класса?.. Ну кто мог предвидеть такую эволюцию на базе псевдожизни!..
