Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 1
Трубу вздёргивали на бетонные блоки, грубо прихватывали хомутом к соседке, затем шли дальше и повторяли действие. Вот в промежутках между трубами и заходили разговоры.
— На кой оно вообще сдалось, это вещание, — бухтел Вовка. — Как они помехи убирать собираются? Это же при нагреве системы неизбежно конденсат стрелять начнёт.
— Вовка, не бубни, — Игорь во время тупой и изнуряющей работы становился нервным и раздражительным. — Бабки платят — и всё, никаких вопросов.
— Не, ну правда. Смотри — уже сколько нету телевизора и радио. Сначала сильно туго было, а сейчас — ничего, переломались. И даже газеты не читаем. Я тут недавно в музей сходил…
— Заткнись, пожалуйста, — просил бугор, и мокрые, задубевшие от снега и ветра мужики хватались за конец трубы и втягивали её на опору. Потом Опарыш оставался придерживать этот конец, а мужики уходили метров на шесть — подымать другой.
— Может, нам и заветные слова не нужны? — спрашивал в этот момент кузнец.
Такой термин, как вычитал Лёха в периодике, дали лингвисты возникшей языковой лакуне.
Мужики почти стонали — без заветных слов ни работа, ни разговор не спорились, и даже мыслить порой приходилось туго: Опарыш то и дело подвисал, бугор не так бойко перебирал чертежи, да и Волокотин, который вечно пытался рационализировать работу путём трудоёмких операций, изрядно охладел к изобретательству.
Как-то Лёха вспомнил, что у него дома есть книга, где всё сплошь написано заветными словами. Однако утром пришёл в настроении предурном, сердито бросил книгу на стол и сказал, что ничего там не понятно.
Сели читать.
— «Вот послушай. Я уж знаю — скучно не будет. А заскучаешь, значит, полный ты адимул и ни яху не петришь в биологии молекулярной, а заодно и в истории моей жизни. Вот я перед тобой — мужик-красюк, прибарахлён, усами сладко пошевеливаю, «москвич» у меня хоть и старый, но ни уях себе — бегает, квартира, заметь, не кооперативная, и жена скоро кандидат наук. Жена, надо сказать, загадка. Высшей неразгаданности и тайны глубин. Этот самый сфинкс, который у арабов, — я короткометражку видел, — овгно по сравнению с нею. В нём и раскалывать-то нечего, если разобраться. Ну, о жене речь впереди. Ты помногу не наливай, половинь. Так забирает интеллигентней, и фары не разбегаются. И закусывай, а то окосеешь и не поймешь ни ухя».
— Не части, — прервал Лёху бугор. — Я половину слов не разобрал.
— Так ведь и я не разобрал, — сказал кузнец.
— Вы что, нерусские, что ли? — рассердился Волокотин. — Дай сюда!
Митя вырвал из рук Лёхи зачитанную уже книгу какого-то Юза Алешковского и сам начал читать:
— «…полный ты далиум… умилад…» Что за книжка у тебя — буквы разбегаются. «И ни ух я…»
— Где ты видел про «ух ты»? — заглянул в книжку Опарыш.
— Андрюха, сядь, не раздражай, — кузнец отодвинул Андрея и сам навис над Митей. — Это не «ух, я», а «яху!»
Эксперимент не удался. В основном всё было понятно, но вот некоторые слова… видимо, те самые, которые забылись… короче, буквы не складывались. Кузнец сказал, что есть такая болезнь — дислексия, когда человек не может правильно слово прочитать. Похоже, все в одночасье этой дислексией и заболели.
Пробовали читать по буквам: начала «е», потом «бэ», предпоследняя «а», в конце «эль».
— Ну что, получается? — спросил Игорь, входя на кухню.
— «…Прямо на полу елаб»… — прочитал Лёха. — Не понял: что он с ней прямо на полу делал?
— Я по-туркменски не разумею, — Игорь заглянул в чайник, кивнул и потянулся за стаканом.
— Оба-на! — хлопнул в ладоши Оскар. — Игорек, но ведь по-казахски-то ты полиглот!
— Полиглот по одному языку? — удивился Волокотин. — Как это?
— Это значит — много слов знает, — объяснил Лёха. — Игорёк, правда — ты ведь знаешь по-ихнему?
Игорь наморщил лоб.
— Жон жибек матадан, кара бурыш, кичкинтай бола… Ой!
Все посмотрели на сварщика, а тот смотрел куда-то вдаль:
— У казахов, видать, тоже каких-то слов не хватает.
Лёха подумал — и согласился:
— Да. И в английском тоже.
Оскар побледнел:
— И в немецком.
Так вот и оказалось, что ни в одном языке не осталось слов, чтобы… ну, зачем-то ведь они были нужны! Вовка, однако, не сдавался:
— Если б нужны были, мы бы их не забыли.
И дальше продолжал в том духе, что, в общем-то, если задуматься, то ни паровая эта связь, ни газеты, ни музеи человеку не нужны, в том смысле, что были б жёлуди, ведь я от них жирею.
Игорь слушал эти декадентские рассуждения, слушал, а потом взял лом и стал Вовку гонять вдоль трассы. Молча, даже убить не обещал.
— Убьёт, — сказал Митя.
— Не, не убьёт, — усомнился Оскар.
— Одно из двух, — покрутил фонарики кузнец.
А бугор поглядел на это безобразие, выждал нужный момент и поставил Игорю подножку. Игорь упал и едва сам себя ломом не пришиб. Но остыл, вроде. Вовка постоял немного в стороне, увидел, что смертоубийство откладывается, и тоже вернулся к делам. Бугор ему как даст по физиономии, младший сварщик аж на эту сел… как её… на пятую точку.
— Делать нечего больше? — спросил бугор у сварщиков.
Вовка попытался что-то возразить, а бугор его по губам опять — хлоп!
— Ладно, бугроид, хватит рукоприкладства, — вмешался токарь. — Стемнеет скоро, а мы только четыре трубы положили.
До конца дня никто больше и слова не сказал, и труб положили на две больше, чем обычно.
3
Широко известно, что в военное время тангенс прямого угла равен единице. Шутки шутками, а только феномен заветных слов не стал единственным в своём роде. В отдельных регионах — Занзибаре, Девоншире, Еврейской автономной области и Цюрихе — дважды два стало равняться примерно трём целым и четырнадцати сотым, и этому числу даже специальное название придумали — здец (по первым буквам мест, в которых оно получается). А так как связь поддерживалась только почтой, подобных феноменов могло быть в десятки, в сотни раз больше, просто на них ещё никто не обратил внимания.
Несмотря на катаклизмы и связанные с ними трудности (из-за числа здец во многие чертежи вкрались ошибки, а заторможенное отсутствием заветных слов мышление мешало эти ошибки обнаружить), паровое вещание запустили ещё до Нового года.
Бригада незаконно вварила трубу на перегоне Пермь — Сыктывкар-Воркута, и никто этого даже не заметил. Централизованная опрессовка системы прошла без сучка без задоринки — видимо, проектировщики загрубили давление в трубопроводе десятка на два очков, поэтому небольшая потеря давления на магистрали осталась незаметной.
Всё казалось таким замечательным, что даже подозрительно. Но едва работы по монтажу парового вещания в городе и районе завершились, стало ясно, в чём подвох. Кризис никуда на самом деле не делся, просто его некогда было замечать.
В обязательном порядке требовалось поставить на отопительный стояк счётчик давления, весьма, кстати, недешёвый. А как иначе — вдруг ты тайком к батарее подключишься и за бесплатно паровой трафик пользовать будешь?
Тут же появились государственные службы по обслуживанию и установке этих счётчиков, а если ты хотел автономную систему отопления и не собирался подключаться к глобальному паровому вещанию, тебя начинала окучивать целая куча служб и ведомств, удовлетворить потребности которых было дороже, чем подключиться. Цены на углеводороды взлетели до небывалой отметки, стоимость продуктов тоже выросла.
А работы по-прежнему не было.
Гардин сказал, что раз всё сделали, а грузоперевозок по-прежнему нет, — всех отправят в отпуск без содержания. Вырученных с шабашки денег едва хватало протянуть до весны, да и то — если по счетам не платить. Весной, конечно, обещали некоторую ремиссию — там же посевная начинается, удобрения нужны, перевозки будут. Ну, ладно, летом можно перейти на подножный корм: грибы, там, ягоды, рыбалка, мелкий разбой. А потом что делать?
