Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 1
Когда надежда отступала в сторону, ей казалось, что она идет в темноте по узкому мосту без перил, перекинутому над пропастью. В эти ужасные минуты главным было не дать себе сорваться. Нет, даже с практической точки зрения не все выглядело безнадежно. Она почти не ходила теперь на свою обычную работу. С тамошним начальством «поговорили». Она ходила в секретную Лабораторию. Возглявлял ее Михаил Константинович, бывший подчиненный Федора Игнатьевича. Для В. Ф. это был М. К., Московский Комсомолец, но в Лаборатории занимались ею, а не ее мужем. У В. Ф., в отличие от нее, не нашлось никаких необычных способностей. Лаборатория находилась на Петроградской стороне недалеко от телевизионной башни, вокруг которой, как вокруг некоей оси, по-прежнему вращались ее удивительные сны.
В. Ф. говорил, что М. К. сослали на руководство лабораторией, изучающей сомнительные паранормальные способности, после того, как он провалился где-нибудь за рубежом.
Возможно, это было правдой — М. К. часто разговаривал с нею, и в его рассказах об экзотических странах, где ему приходилось работать, чувствовалась сдержанная горечь утраты. Эта горечь ему шла. Рослый (заметно выше В. Ф.), светловолосый, со слегка вьющимися волосами, всегда в светлых рубашках с неизменным галстуком-бабочкой, в темных, тщательно выглаженных брюках, в мягких замшевых туфлях, он казался Т. В. настоящим джентльменом. М. К. лично занимался ее случаем. Бесплодное раздражение В. Ф. было совершенно неуместным.
Поднимаясь на эскалаторе, она перебирала детали своих снов. К сожалению, они посещали ее далеко не каждую ночь, а в среднем раз в неделю. Никакой отчетливой закономерности пока установить не удавалось. Надежда, почти уверенность, что Гоша жив, придавала ей сил — но в то же время никуда не исчезли и основания для боли и тревоги. Если он жив, то почему не даст о себе знать?
Она перебралась в комнату Гоши недели три назад, но от этого сны не снились чаще и не делались отчетливее. Чтобы удержать их детали, они с М. К. уже испробовали несколько методов. С самого начала она, едва проснувшись, бросалась к столу и записывала все, что могла вспомнить. Вместе они разработали список вопросов в надежде определить, где она бродила во сне, чувствуя близкое присутствие Гоши. А недавно М. К. дал ей удивительно компактный немецкий магнитофон: возможно, детали сохранятся лучше, если она просто будет их наговаривать на пленку. Одна из проблем была в том, что ей снились разные кварталы. Трижды — на Выборгской стороне (в этом не было никаких сомнений) и два раза — участок Петроградской недалеко от Большого проспекта, но ничего настолько характерного, чтобы определить правильный дом. Под руководством М. К. она училась управлять своими действиями во сне. Он выдал ей папку с машинописью, где содержались советы на эту тему, она постоянно читала ее вечерами, но пока у нее ничего не получалось. А иначе, казалось бы, чего проще — подойти да прочесть на углу улицы адрес.
Она заставила В. Ф. расконсервировать семейный «москвич», который обычно использовался только летом. Один раз съездили на Выборгскую сторону, один — на Петроградскую, но по мере приближения к месту, видевшемуся в снах, темное облако окутывало ее. Последний раз она взяла диктофон, но у «москвича» на полдороге лопнула шина. Она расстроилась, рассердилась, они (в который раз уже) поругались с В. Ф., вернулись домой и до вечера не разговаривали. Последняя ночь была пустой, но она собиралась обсудить сегодня с Михаилом Константиновичем новую стратегию.
* * *В. Ф. сдал в газету фотографии и поспешил к метро. Ледяной ветер опалял лицо. Часам к восьми надо будет вернуться домой. Он хотел, однако, заехать сначала к Александру Первому. Так он звал иногда про себя Сашу-1 из записной книжки сына. Увы, общее несчастье их с Таней не сближало, а отдаляло. Каждый пытался искать Гошу по-своему, не веря в успех другого. В. Ф. не доверял вальяжному Московскому Комсомольцу (галстук-бабочка! бархатный пиджак! замшевые туфли!), ревновал к нему, не знал, что и думать о снах Тани — скорей всего, в их зеркалах отражалось ее тяжелое душевное состояние и только. Беда в том, что он далеко не все мог ей объяснить. Он говорил, что не собирается ради мистического журавля в небе отказываться от методов, основанных на здравом смысле. Мол, отсюда — попытки лучше понять окружение Гоши, встречи с его знакомыми. По правде говоря, самостоятельными поисками он сознательно искушал своих тайных покровителей. Первый страх прошел, и он надеялся спровоцировать их хоть на какие-то действия, не надеясь, что Гоша найдется сам. Как объяснить это Тане, не раскрывая секрета, о котором он молчал много лет?
«Синица в руке» не подвела — Саша, вообще-то не отличавшийся особой обязательностью, был дома. Необязательностью отличалась вся эта, новая для В. Ф., интеллигентско-диссидентская молодежная среда. Они как будто лениво играли в какую-то игру с не совсем ясными правилами. Он пока не мог оценить уровень ее опасности. О встрече он договаривался накануне, но… Переходя Неву по мосту Александра Невского, он начал беспокоиться, думая, что Саша подведет… Сталинский дом, пятый этаж… Саша открыл дверь. Круглое лицо, небольшие усы, карие, немного навыкате глаза, — Саша напомнал В. Ф. одновременно портрет Петра Великого и фотографию Анджелы Дэвис. Правда, в отличие от великого царя его характер был менее яростным, а в отличие от знаменитой негритянской революционерки шевелюра — шапка курчавых волос над широким лбом — менее пышной. В глубине коридора молодой человек в гусарском мундире разглядывал себя в зеркало.
— Проходите. Мой брат Миша, — пояснил Александр.
— Валентин.
— Мне тут надо еще кой-чего дошить, извините, — брат Миша ушел в комнату.
— Я сейчас вас кое с кем познакомлю. Идемте на кухню, — предложил Саша.
После исчезновения Гоши они уже виделись дважды, и еще два раза Саша его подвел. Раз В. Ф. напрасно прождал его на лестнице перед этой самой квартирой, а другой — искал, но не нашел, проплутав по узким коридорам в глубине математико-механического факультета на Васильевском. Саша, однако, настолько искренне стремился помочь в поисках Гоши, что на него было трудно обижаться. У В. Ф. мелькнуло желание расспросить о романтическом культе «четырнадцатого декабря» и гусарском мундире брата Миши, но он боялся уводить разговор в сторону. За кухонным столом — робко, с уголка — сидело двое. Перед каждым — по чашке чаю. Обоих В. Ф. видел впервые. Рыжий растрепанный юноша с портфелем на коленях и тонкая, смуглая, похожая на цыганку девушка в длинной пестрой юбке.
— Думаю, одну задачу сегодня удастся решить, — сказал Саша. — Вы говорили мне о таинственном звонке, помните? Знакомьтесь, Валентин Федорович, Лена, Юра.
Рыжий мальчик поднялся и церемонно протянул руку. Девочка поднялась, сделала что-то вроде книксена и тоже протянула руку В. Ф. Расселись.
— Они вам все объяснят, — сказал Саша. Рыжий отпил чаю и откашлялся.
— Так что же там произошло с этим звонком? — поторопил Саша.
— Ну… это я звонил, — рыжий разглядывал свою чашку, не глядя на В. Ф., который догадался, что перед ним Литвин из записной книжки Гоши.
— Теперь, по-моему, надо объяснить, как это получилось, — сказал Саша.
— Ну, понимаете… — Юра наконец поднял глаза на В.Ф. — Я был на площади четырнадцатого. Вел себя неосторожно. Меня задержали. Я писал курсовую у И. А. Отпустили утром. Я сразу пошел к нему. Хотел его предупредить.
— Возможно, за тобой была слежка.
— Не думаю, милиция — не ГБ. Я пришел, все рассказал И. А. Он очень встревожился.
— И что он сделал?
— При мне — ничего. Сказал, чтобы я побыстрее шел домой. Говорил — лучше дома отсидеться. Когда я уходил, я заметил Гошу. Это было часа в два.
— А звонок?
— Ну, я не сразу пошел домой. Я зашел к Вербе, — он кивнул в сторону Лены, которая поморщилась. В. Ф., однако, подумал, что кличка ей подходит.