Джойленд (ЛП)

На пляже все еще было градусов семьдесят пять, [18] но я смолчал: у мамы явно не было сил на дальнейшие препирательства. Вместо этого я ей напомнил, что зовут меня Девин Джонс. Она подняла руки и тут же их опустила, мол, как скажешь, приятель.
Я посмотрел на мальчика.
— Майк?
— Что?
— Начинай наматывать бечевку. Я тебе скажу, когда остановиться.
Так он и сделал. Я пошел за змеем, а когда поравнялся с креслом-коляской, посмотрел на Иисуса.
— Ну, теперь-то ты у нас взлетишь, мистер Христос?
Майк засмеялся. Мама — нет, но я увидел, что губы ее слегка дернулись.
— Он говорит, что взлетит, — пообещал я Майку.
— Отлично, потому что… — Кхе. Кхе-кхе-кхе. Мама права, он все еще не выздоровел. Чем бы он там ни болел. — Потому что до сих пор он только песок кушал.
Подняв змея над головой, я повернул его к Хэвенс-Бэй и тут же почувствовал, как в него вцепился ветер. Змей заколыхался.
— Теперь, Майк, я его отпущу. А как отпущу — начинай снова наматывать бечевку.
— Но он же…
— Не боись. Но действовать надо быстро и четко. — Я старался сделать инструкции сложнее, чтобы мальчик почувствовал себя крутым и умелым, когда змей взлетит. И он взлетит, если только ветер не стихнет. Я очень надеялся, что этого не произойдет, потому что насчет одной попытки мама явно не шутила. — Змей поднимется. Как только поднимется, начинай отматывать бечевку. Но она должна все время оставаться натянутой, ясно? То есть если она провиснет, ты…
— Намотаю ее обратно. Понял — не маленький.
— Хорошо. Готов?
— Ага!
Сидя между мной и мамой, Майло наблюдал за змеем.
— Итак: три… два… один… поехали!
Мальчишка сгорбился в своем кресле, а на его ноги под шортами больно было смотреть, но руки у него были в порядке и он умел следовать приказам. Майк намотал бечевку — змей сразу взмыл вверх. Тут же он начал вытравливать — поначалу переборщил и змей нырнул вниз, но быстро исправился, и тот снова взлетел. Мальчик засмеялся.
— Я его чувствую! Чувствую, как он вырывается!
— Это ветер, сказал я. — Продолжай в том же духе, Майк. Когда змей поднимется чуть выше, ветер им завладеет полностью, а там уже просто следи, чтобы он не вырвался.
Он отпустил бечеву, и воздушный змей взмыл ввысь, сначала над пляжем, а затем и над океаном, поднимаясь все выше и выше в голубое сентябрьское небо. Я последил за ним какое-то время, потом рискнул взглянуть на женщину. Она не ощетинилась в ответ, потому что смотрела она только на сына. Не думаю, что я когда-либо видел столько любви и счастья на чьем-нибудь лице — потому что мальчик был счастлив. Его глаза сияли, а кашель прекратился.
— Мам, он как будто живой! — Так и есть, подумал я, вспоминая, как отец учил меня запускать змеев в городском парке. Тогда мне было столько же лет, сколько Майку, только ноги у меня были в порядке. Пока змей парит в вышине — там, где он создан парить — он действительно живой. — Сама потрогай!
По небольшому склону она подошла к деревянному настилу и остановилась около мальчика. Глаза ее не отрывались от змея, а рука поглаживала темно-каштановые волосы сына.
— Ты уверен, солнышко? Ведь это твой змей.
— Да, мой, но ты должна попробовать! Это так здорово!
Она взяла катушку, бечевы на которой оставалось все меньше по мере того, как змей поднимался вверх (теперь это был лишь черный ромб, лица Иисуса видно уже не было) и вытянула ее перед собой. Показалось, что на какое-то мгновение ей стало страшно. А потом она улыбнулась. Когда порыв ветра подхватил змея и заставил его накрениться сначала на левый, а потом на правый борт, она вся расплылась в улыбке.
Она управляла им какое-то время, а потом Майк сказал:
— Пусть теперь он.
— Не стоит, все нормально, — запротестовал я.
Но она уже протягивала мне катушку.
— Мы настаиваем, мистер Джонс. Вы же, в конце концов, мастер пилотажа.
Я взял бечеву и вновь испытал знакомые острые ощущения. Бечева дрожала в руке точно леска удочки, на крючок которой попалась здоровенная форель, но несомненный плюс запуска воздушных змеев в том, что они никого не убивают.
— И высоко он поднимется? — спросил Майк.
— Не знаю, но, думаю, сегодня поднимать выше его не стоит. Наверху сильный ветер — змей может оторваться. К тому же вам, наверное, уже пора ужинать.
— Мам, можно мистеру Джонсу поужинать с нами?
Она задумалась над этим предложением — было видно, что ей оно не по душе. Однако она была готова согласиться — ведь я запустил змея.
— Не стоит, — сказал я. — Благодарю за приглашение, но сегодня в парке был тяжелый день. Мы задраивали люки на зиму, так что мне бы хотелось поскорее добраться до душа.
— Вы можете принять его у нас, — сказал Майк. — У нас около семидесяти ванных комнат.
— Майкл Росс, у нас нет семидесяти ванных комнат!
— Или даже семьдесят пять, и в каждой по джакузи, — он засмеялся. Это был милый, заразительный смех — по крайней мере, до тех пор, пока он не перешел в кашель. Кашель становился все сильнее, но, не успела мать Майка всерьез забеспокоиться, он смог его унять.
— В другой раз, — сказал я и протянул ему катушку с бечевой. — Мне нравится твой змей. Пес тоже ничего.
Я наклонился и потрепал Майло по макушке.
— Эх, ну ладно. В другой раз. Но только не задерживайтесь, потому что…
Мать резко оборвала его.
— Мистер Джонс, вы могли бы завтра пойти на работу чуть раньше?
— Думаю, да.
— Если погода будет хорошей, мы могли бы выпить по фруктовому коктейлю. Я делаю неплохие фруктовые коктейли.
Готов был поспорить, что так и есть. Кроме того, это позволит ей не запускать незнакомца в дом.
— Вы придете? — спросил Майк. — Будет здорово.
— С удовольствием. Еще и захвачу с собой пакет выпечки из булочной.
— О, вовсе не обязатель… — начала она.
— Меня это не затруднит, мэм.
— О, — она словно вспомнила что-то. — Я же не представилась, да? Меня зовут Энн Росс.
Она протянула руку.
— Я бы ее пожал, миссис Росс, но я и вправду не очень чистый, — я показал ей свои ладони. — Боюсь, змея я тоже запачкал.
— Вам… тебе надо было пририсовать Иисусу усы! — крикнул Майк и вновь зашелся в смехе, который перешел в приступ кашля.
— Ты слишком ослабил бечеву, Майк, — сказал я. — Подкрути чуть-чуть.
И, когда он принялся наматывать бечеву на катушку, я в последний раз потрепал Майло и пошел вниз по пляжу.
— Мистер Джонс, — окликнула меня Энн Росс.
Я обернулся. Она стояла прямо, задрав подбородок.
Мокрая от пота рубашка прилипла к телу, и я убедился в том, что у нее отличная грудь.
— И я, вообще-то, мисс. Но поскольку мы уже должным образом представились друг другу, можете звать меня Энни.
— Хорошо, — я указал на ее футболку. — Что за «турнир»? И почему «в положении лежа»?
— Это стрелковая позиция, — сказал Майк.
— Сто лет уже этим не занималась, — ответила она тоном, не предполагающим развитие разговора.
Я не возражал. Мы с Майком обменялись прощальными взмахами. Он улыбнулся. Улыбка у него была классная.
Через сорок или пятьдесят ярдов я оглянулся. Змей опускался, но ветер все еще играл с ним. Они смотрели на него — мальчик и его мать, положившая ему руку на плечо.
Мисс, подумал я. Мисс, а не миссис. Жил ли в большом викторианском особняке с семьюдесятью спальнями какой-нибудь мистер? Я его ни разу не видел, но это ничего не значит. Хотя не было, наверное, никакого мистера. Они жили вдвоем.
Сами по себе.
От Энни Росс я следующим утром не получил никаких разъяснений, зато многое узнал от Майка. А еще я получил отличный фруктовый коктейль. Она сказала, что сделала йогурт сама, и он был прослоен свежей клубникой — Бог знает, откуда взявшейся. Я принес круассаны и кексы с черникой из «Булочной Бетти». Майк не стал есть выпечку, зато выпил свой коктейль и попросил второй. Судя по тому, как отвисла челюсть у его мамы, это было выдающееся событие. Но, как мне показалось, в хорошем смысле.