Джойленд (ЛП)
Настенный календарь мне подсказал, что через две недели наступит первый уикенд октября.
— Так ты все-таки что-то накопала?
— Не знаю. Может быть. Я вообще люблю исследования, а этим я по-настоящему загорелась. Нарыла кучу всякого-разного, но, наверное, сидя в библиотеке, к разгадке убийства Линды Грей мне не подобраться. И все же… мне надо кое-что тебе показать. Кое-что меня очень встревожило.
— Встревожило? В каком смысле?
— Не хочу объяснять по телефону. Если Тома я уломать не смогу, то просто отправлю тебе все материалы в одном большом конверте. Хотя, скорее всего, уломаю. Том тоже по тебе соскучился, но он не желает иметь ничего общего с моим маленьким расследованием. Даже на фотографии смотреть отказывается.
Я подумал, что ведет она себя на редкость таинственно, но промолчал.
— Слушай, а ты что-нибудь знаешь о евангелисте по имени Бадди Росс?
— Бадди… — она захихикала. — «Час силы с Бадди Россом»! Моя бабушка обожает старого шарлатана. Иногда он вроде как вытаскивает из человека козлиный желудок и выдает его за опухоль! Что бы на это сказал Папаша Аллен?
— Потомственный ярмарочник, — с улыбкой ответил я.
— Именно. А что ты хочешь о нем узнать? И почему сам не узнаешь? Твою маму что, во время беременности напугала картотека?
— Да нет, вряд ли, просто когда я заканчиваю работу, городская библиотека уже закрывается. И вряд ли у них есть раздел «кто есть кто»: там всей библиотеки — на одну комнату. В любом случае, дело не в нем, а в двух его сыновьях. Я хочу знать, есть ли у них дети.
— А зачем тебе?
— Видишь ли, у его дочери есть один ребенок. Классный мальчуган, но он умирает.
Молчание. А потом:
— Ты во что там впутался, Дев?
— Да так, завожу знакомства. В общем, вы приезжайте. Буду очень рад вас увидеть. Скажи Тому, что мы будем держаться подальше от «Дома страха».
Я подумал, что она рассмеется, но не тут-то было.
— Уж он-то точно будет. Том и на тридцать ярдов к нему не подойдет.
Мы попрощались, и я вписал время разговора в табличку честности. Потом вернулся к себе и уселся у окна.
Меня снова грызла зависть. Ну почему Линду Грей увидел именно Том Кеннеди? Почему он, а не я?
Еженедельник выходил в Хэвенс-Бэй по четвергам, и заголовок последнего октябрьского номера гласил: СОТРУДНИК ПАРКА ДЖОЙЛЕНД ВО ВТОРОЙ РАЗ СПАСАЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ЖИЗНЬ. Я решил, что это уже преувеличение. В случае с Хэлли Стэнсфилд — да, целиком и полностью моя заслуга. Что касается мерзкого Эдди Паркса, то тут моя роль (даже если не принимать в расчет участие Лэйна Харди) была частичной: ведь если бы не Венди Кигэн, порвавшая со мной в июне, осенью я был бы уже в Дархеме, штат Нью-Гэмпшир — в семистах милях от Джойленда.
Я, само собой, и не предполагал, что придется спасать жизнь кому-то еще: предсказания — удел ребят вроде Роззи Голд или Майка Росса. Когда первого октября, после очередного дождливого уик-энда, я появился в парке, все мои мысли были сосредоточены на грядущем визите Эрин и Тома. Небо не прояснилось, хотя дождь и прекратился — видимо, в честь понедельника. Эдди сидел перед «Домом страха» на своем ящичном троне и выкуривал привычную утреннюю сигарету. Я протянул руку для рукопожатия, но он ее проигнорировал — лишь притушил сигарету ногой, привстал и наклонился, чтобы поднять ящик и запнуть под него окурок. Я видел эту картину раз пятьдесят (и порой спрашивал себя, сколько же окурков лежит под этим ящиком), но только в этот раз вместо того, чтобы поднять ящик, Эдди просто продолжил крениться вперед.
Не могу сказать, возникло ли на его лице выражение удивления. Когда я понял, что происходит что-то скверное, перед моими глазами была лишь выцветшая, грязная пёсболка (Эдди уронил голову на колени). Он наклонялся все сильнее, и, в конце концов, перекувырнулся через голову, распластав ноги и подставив лицо облачному небу. Лицо его перекосило от боли.
Я бросил свой тормозок, подбежал к нему и упал на колени.
— Эдди? Что такое?
— Как клещами, — прохрипел он.
На секунду я подумал, что он говорит о какой-то странной болезни, передающейся через укус клеща, но потом заметил, как своей рукой в перчатке он держится за грудь.
До-джойлендский Дев Джонс, наверное, просто принялся бы звать на помощь, но после четырех месяцев общения на Языке это слово даже не пришло мне в голову. Я набрал полную грудь воздуха, задрал голову и проорал во влажный утренний воздух так громко, как только мог: «ЭЙ, ЛОХ!» Единственным человеком, оказавшимся рядом и услышавшим мой крик, был Лэйн Харди, и он примчался очень быстро.
Те, кого Фред Дин летом нанимал на работу, не обязаны были знать сердечно-легочную реанимацию, но им приходилось учиться. Я, благодаря курсам первой помощи, с этой методикой был знаком. Примерно полдюжины слушателей этого курса, включая меня, отрабатывали ее на кукле по имени Эркимер Солтфиш (то еще имечко). Так что мне выпал шанс впервые применить теоретические знания на практике, и знаете что? Это не очень-то отличалось от того приема, с помощью которого я освободил горло маленькой Хэлли Стэнсфилд от кусочка хот-дога. На мне не было мехов, и обнимать никого не пришлось, но главный смысл был все в той же грубой силе. В результате четыре ребра старого ублюдка треснули, а одно я ему вообще сломал. Сожаления, впрочем, не испытываю.
Когда появился Лэйн, я стоял на коленях у тела Эдди: сначала переносил вес свой вес на ладони, делая непрямой массаж сердца, а потом слушал, не вернулось ли дыхание.
— Господи, — сказал Лэйн. — Сердечный приступ?
— Думаю, да. Вызовите скорую.
Ближайший телефон находился в маленькой лачуге рядом с тиром Папаши Аллена — в его будке, как гласил Язык. Она была закрыта, но у Лэйна были Ключи от Всех Дверей — три мастер-ключа, открывавшие все в парке. Он побежал. Я продолжал оказывать Эдди помощь, качаясь туда-сюда — бедра уже начинали ныть, а колени онемели от долгого контакта с грубой поверхностью паркового тротуара.
После каждых пяти нажатий я медленно считал до трех и прислушивался, но ничего не происходило. Никакой джойлендской радости — во всяком случае, не для Эдди. Ни после первых пяти нажатий, ни после вторых, ни после пятых. Он просто лежал, раскинув руки в перчатках и раззявив рот. Херов Эдди Паркс. Я просто стоял и смотрел на него, когда услышал бегущего назад Лэйна. Он кричал, что помощь уже в пути.
Не стану этого делать, подумал я. Будь я проклят, если стану.
А потом наклонился, сделав по пути еще одно нажатие, и прижался своими губами к его губам. Оказалось не так плохо, как я ожидал — еще хуже. Его губы были горькими от сигарет, а изо рта воняло еще чем-то. Господь всемогущий, я думаю, что это был перец халапеньо — наверное, после утреннего омлета. Тем не менее, я втянул носом воздух, зажал пальцами его ноздри и сделал глубокий выдох ему в горло.
Мне пришлось повторить это пять или шесть раз, прежде чем он снова начал дышать. Я перестал делать нажатия, чтобы проверить, к чему это приведет — и он дышал. Думаю, ад в тот день был забит до отказа — другой причины случившемуся найти не могу. Я повернул Эдди на бок, чтобы он не захлебнулся, если вдруг его стошнит. Лэйн стоял рядом и держал руку на моем плече. Вскоре мы услышали приближающийся вой сирены.
Лэйн поспешил к воротам, чтобы встретить медиков и указать им дорогу. Я вдруг понял, что смотрю на рычащие зеленые морды, украшающие фасад «Дома страха». Капающие зеленые буквы над ними кричали: «ЗАХОДИ, КОЛЬ ОСМЕЛИШЬСЯ!» Я поймал себя на мыслях о Линде Грей, зашедшей внутрь живой и спустя несколько часов вытащенной наружу — мертвой. Думаю, это все из-за Эрин, которая должна была мне кое-что сообщить. То, что ее тревожило. А еще я думал об убийце.
Это мог быть кто угодно, сказала тогда миссис Шоплоу. Хотя бы и ты, будь ты блондином, а не брюнетом, и имей на руке татуировку в виде птичьей головы. У того парня она была. Орел или, может быть, ястреб.