Команда скелетов (сборник рассказов)

«Конечно, верю. Все в порядке. Тебе просто нужно пойти домой и немного отдохнуть».
«Ты не веришь в это сейчас», – сказал я, – «но, может быть, ты поверишь в это, когда эта штука обанкротится. Скажи мне ради Бога, как ты можешь принимать правильные решения, если ты находишься меньше, чем в пятнадцати ярдах от автоматов с кока-колой, автоматов с конфетами, автоматов с сэндвичами?» И тогда мне пришла в голову действительно ужасная мысль. «А микроволновая печь?» – закричал я ему в лицо. «У них же должна быть микроволновая печь, в которой они готовят сэндвичи!»
«Он начал что-то говорить, но я даже не прислушался. Я выбежал из кабинета. Все дело было в этой микроволновой печи. Надо было убраться подальше от нее как можно скорее. От нее-то у меня и болела голова. Я помню, в приемной я увидел Джейни, Кейт Янгер из рекламного отдела и Мерт Стронг. Все они уставились на меня. Должно быть, они слышали, как я кричал».
«Мой кабинет был на втором этаже как раз под кабинетом Джимми. Я побежал по лестнице. Как только я вошел в кабинет, я немедленно выключил свет и схватил портфель. На лифте я спустился в вестибюль, но пока я спускался, я поставил портфель между ног и заткнул уши пальцами. Я также помню, как три или четыре моих попутчика посмотрели на меня довольно странно». Редактор холодно усмехнулся. «Они испугались. Если бы вы оказались в маленькой движущейся коробочке с очевидным сумасшедшим, вы бы тоже испугались». «Да уж, это немного слишком», – сказала жена агента. «Пока еще нет. Безумие должно с чего-то начинаться. Если эта история и рассказывает о чем-то, если вообще события чьей-нибудь жизни могут о чем-нибудь рассказать, то этим что-то является зарождение безумия. Безумие должно с чего-то начинаться и куда-то приводить. Совсем как дорога. Или пуля, вылетающая из ствола Я находился еще очень далеко от Рэга Торпа, но я приближался к нему стремительно. Это факт».
«Мне надо было куда-то пойти, и я отправился „Четыре Отца“, бар на сорок девятой авеню. Я помню, что выбрал именно этот бар, потому что там не было автоматического проигрывателя и цветного телевизора и горело не так много ламп. Помню, как я заказал себе первый бокал. Потом я уже ничего не помню до того момента, как я проснулся на следующее утро у себя дома. На полу была засохшая рвота, а в простыне сигаретой была прожжена большая дыра. В ступоре я чуть было не умер одним из двух довольно омерзительных способов: я чуть не захлебнулся в собственной блевотине и чуть не сгорел. Впрочем, едва ли я что-нибудь почувствовал бы». «Бог мой», – сказал агент почти уважительно. «Я вырубился», – сказал редактор. «Впервые в своей жизни я по-настоящему вырубился. Такие состояния – всегда признак конца, и они обычно не повторяются много раз. Так или иначе, но никогда они не бывают очень часто. Но любой алкоголик скажет вам, что вырубиться и потерять сознание – это абсолютно разные вещи. Было бы куда спокойнее, если бы это было не так. Но нет, когда алкоголик вырубается, он продолжает действовать. Вырубившийся алкоголик похож на энергичного маленького дьяволенка. Нечто вроде злого форнита. Он начинает звонить своей бывшей жене и оскорблять ее по телефону или выезжает на тротуар, по которому идет стайка детей. Он уходит с работы, грабит магазин, дарит свое обручальное кольцо. Энергичный маленький дьяволенок».
«Что же касается меня, то я, по всей видимости, пришел домой и написал письмо. Письмо не было адресовано Рэгу. Оно было адресовано мне. И писал его не я – по крайней мере, судя по самому письму». «Так кто же написал?» – спросила жена писателя. «Беллис». «Кто такой Беллис?»
«Его форнит», – произнес писатель почти рассеянно. Глаза его были устремлены куда-то очень далеко.
«Да, это так», – сказал редактор, абсолютно не выглядя удивленным. Он снова воспроизвел для них письмо в мягком вечернем воздухе, отмечая жестами наиболее важные места.
«Привет от Беллиса. Я сочувствую твоим трудностям, мой друг, но хочу тебе с самого начала сказать, что трудности есть не у тебя одного. Так что мне приходится нелегко. Я могу доверху засыпать форнусом твою колымагу, но поворачивать ключ зажигания все равно придется тебе. Для этого Бог и создал людей. Так что я сочувствую тебе, но сочувствие – это все, что я могу тебе предложить».
«Я вижу, ты беспокоишься о Рэге Торпе. Я беспокоюсь не о нем, а моем брате, Рэкне. Торп беспокоится о том, что случится с ним, когда Рэкн уйдет от него, но это потому, что он эгоистичен. С писателями всегда бывает трудно из-за их эгоизма. Он никогда не думает о том, что будет с Рэкном, если сам Торп оставит его. Или свихнется, как пьяный барсук. По-видимому, это никогда не приходило ему в голову. Но к счастью, все наши досадные трудности преодолеваются с помощью одного краткодействующего средства. И я напрягаю руки и свое крошечное тельце, чтобы предоставить тебе его, мой пьяный друг. Ты спросишь меня, существуют ли какие-нибудь долгодействующие средства. Я уверяю тебя, таких средств нет. Все раны смертельны. Примирись с неизбежным. Иногда веревка провисает, но она никогда не рвется. Итак. Благослови минуту передышки и не теряй времени в напрасных сожалениях. Благодарное сердце помнит о том, что в конце концов мы прорвемся».
«Ты должен заплатить ему за рассказ из своих денег. Но не посылай ему свой личный чек. У Торпа большие и, возможно, даже опасные проблемы с душевным здоровьем, но это не говорит о глупости». Редактор прервался и сказал по буквам: г-л-у-п-о-с-т-и. Затем он продолжил: «После того, как ты пошлешь чек лично ему, он выздоровеет за десять секунд».
«Сними восемьсот с лишним долларов со своего личного счета и открой новый счет на имя „Арвин Паблишинг Инкорпорейтед“. Спроси их, поняли ли они, что твой чек должен выглядеть по-деловому, никаких милых собачек или видов на каньон. Найди человека, которому ты можешь доверять, и оформи на него доверенность на пользование счетом. Когда тебе выдадут чековую книжку, выпиши один чек на восемьсот долларов, и пусть его подпишет твой доверенный. Отошли чек Рэгу Торпу. Это прикроет ненадолго твою задницу». «Пока». Письмо было подписано «Беллис». Не от руки. На машинке».
«Ну и ну», – снова произнес писатель. «Когда я поднялся, первой вещью, на которую я обратил внимание, была моя пишущая машинка. Она выглядела скорее как призрак пишущей машинки из дешевого фильма ужасов. Еще вчера она была обычным черным конторским „Ундервудом“. Когда я поднялся – с головой, которая была размером с Северную Дакоту – она была вымазана в сером клейком веществе. Последние фразы письма почти не читались. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что мой „Ундервуд“ едва ли когда-нибудь оправится от пережитого. Я попробовал на вкус вещество и отправился на кухню. На столе стояла вскрытая банка с сиропом, из которой торчала ложка. Повсюду между кухней и моей берлогой, которая служила мне в то время рабочим местом, был разлит сироп».
«Кормили форнита», – сказал писатель. «Беллис был сладкоежкой. Во всяком случае, вам так казалось».
«Да. Но даже будучи таким больным и измотанным, я прекрасно знал, кем был мой форнит». Он растопырил пальцы рук.
«Во-первых, Беллис – это была девичья фамилия моей матери». «Во-вторых, эта фраза – „свихнется, как пьяный барсук“. Это было наше с братом жаргонное выражение, когда мы были детьми».
«И в-третьих, самое неприятное. Эта идиотская ошибка в слове „глупость“. Почему-то я всегда ее совершал. Я знал одного потрясающе образованного литератора, который слово „мышь“ всегда писал без мягкого знака, независимо от того, сколько раз корректоры исправляли ему эту ошибку. Для этого парня, получившего докторскую степень в Принстоне, слово „ужасный“ всегда выглядело как „ужасный“.
Жена писателя внезапно рассмеялась. Смех ее был одновременно растерянным и радостным. «Странно, я тоже иногда делаю эту ошибку».
«Я хочу только сказать, что ошибки человека – это его литературные отпечатки пальцев. Спросите любого редактора, который несколько раз имел дело с рукописями одного и того же писателя».