Диптаун. Трилогия
Но мне совсем неинтересно, какой болью расцветит смерть моё воображение.
Глубина, глубина, я не твой…
На экранах – кровь. Привычная картина.
Я стянул шлем, навалился на стол, дёрнул из разъёма телефонный провод.
– Обрыв связи! – сказала Вика. – Нет тонового сигнала в линии! Проверь разъём!
– Все в порядке, – втыкая провод на место, пробормотал я. – Перезагрузка.
– Серьёзно?
– Да.
На мониторе голубизна и падающий человечек. На душе гадко.
Я ввязался в очень серьёзную историю. Если «Аль-Кабар», «Лабиринт» и те, кто стоят за Человеком Без Лица, сцепятся из-за Неудачника… Ой-ёй-ёй… Лучше не попадать между таких жерновов. Лучше всего теперь на пару недель забыть про виртуальность. Резаться в обычные игры, пить с Маньяком пиво, апгрейдить компьютер, съездить куда-нибудь в Анталию, где ещё тепло, искупаться в море.
Конечно, придётся забыть о Вике. О настоящей Вике. Надолго.
Навсегда распрощаться с мечтой о Медали Вседозволенности.
И, конечно, вычеркнуть из памяти Неудачника.
А кто он, собственно говоря, такой, чтобы переживать за него? Хомо Компьютерис? Человек компьютерный, способный входить в виртуальное пространство без всяких модемов-телефонов? Ну и что? Не стоит надеяться, что его способность – если она действительно есть – можно легко перенять.
Специалисты всех мастей будут исследовать его, снимать энцефалограммы и замерять мыслимые и немыслимые параметры. Неудачника будут усаживать перед компьютерами разных типов, подключать и отключать модемы, привозить к телефонным линиям и прятать в подземные бункеры. И требовать – войди в глубину… расскажи, что ты чувствуешь… какое ощущение возникает в большом пальце левой ноги при входе в виртуальность и как меняется стул после трех суток в виртуальном мире. Проведёт он остаток своих дней где-нибудь на охраняемой швейцарской вилле или в пустынях Техаса, в какой-нибудь научном центре ЦРУ. Очень ценная и уважаемая морская свинка.
Впрочем, он русский, наверное – российский гражданин. Если кинуть информацию о Неудачнике в открытую сеть – или соответствующим органам…
Я даже засмеялся от собственной наивности. Ну и что? Пошлёт старушка Россия авианосцы и танковые бригады на охрану Неудачника? Мало ли талантливых программистов было вывезено из страны – четырнадцатилетнего парнишку из Воронежа Сашу Морозова, например, увезли спецрейсом. Никому у нас не нужны мозги. Разве что разведка соберёт остатки былой смелости и перехватит Неудачника. Лишь для того, чтобы замуровать в собственном исследовательском центре, где-нибудь в Сибири или на Урале…
Когда возникала глубина – её знаменем была свобода.
Мы независимы от продажных правительств, обветшалых религий и пуританской морали. Мы свободны во всём – и навсегда. Информация не имеет права быть засекреченной – и мы вправе говорить обо всём. Свободу передвижений нельзя ограничить – и Диптаун не будет знать границ. Мы отстоим своё право иметь все права. Мы изгоним из наших рядов лишь тех, кто восстанет против свободы.
Как наивны и восторженны мы были!
Люди нового, кибернетического мира, свободного и безграничного пространства!
Упивающиеся свободой, играющие ей, словно ребёнок, вставший с постели после долгой болезни, радостные и гордые собой. Интересы глубины – всё для неё, всё во имя её, во веки веков… аминь.
Но почему я всё-таки верю в эти смешные лозунги с той же радостью, как в детстве верил в коммунизм?
Почему мне так хочется верить – вопреки всему?
Преступая законы, громя чужие компьютеры, воруя чужую «интеллектуальную собственность», не платя нищей родине налоги, не доверяя никому, кроме десятка друзей – и верить во что-то тёплое, чистое и вечное? В свободу, доброту и любовь?
Наверное, я просто из той породы, что иначе жить не умеет.
И, в общем, никто мне не мешает верить в свободу и дальше. Отсидевшись в реальности десяток дней, сменив каналы входа в глубину и сетевой адрес.
Верить – очень просто.
Я смотрел на трехмерную сетку нортоновской таблицы, на ровненькие строчки директорий и поддиректорий. Три гигабайта, и все заполнены под завязку. Служебные программы, вирусы-антивирусы, кусочки Викиного «сознания», музыкальные файлы и игры, ворованная информация и свежие книги, ещё не успевшие выйти из стен типографии. Вон «Сердца и моторы – снова в пути» Васильева, вон свеженький детектив плодовитого как пиранья Льва Курского, вон нашумевший роман Олди. Выйти сейчас, купить много-много пива, распечатать на стареньком «Лазер-джете» пару книжек, завалиться на тахту. Отоспаться – вволю! А господин Урман, которого я никогда не увижу воочию, и господин Без Лица, которого не увижу тем более, могут сражаться с Вилли-Гильермо за Неудачника…
Никогда мне не нравились дураки и камикадзе.
Я взял с корпуса своей «пятёрки» телефонную трубку, набрал номер Маньяка. Мне опять повезло – он не болтался в виртуальности и не спал.
– Алло!
– Шура, это я.
– А… – Маньяк убавил тон.
– Ты не занят?
– Ну… немного.
– Программу пишешь?
– Нет, картошку чищу. Галя ужин готовит.
– Поздравляю.
– С чем? – насторожился Маньяк.
– С примирением!
– А… да, ерунда.
Злоупотреблять его временем, да ещё в условиях недавнего воссоединения с супругой, не стоит.
– Шура, скажи, возможно войти в «Лабиринт Смерти» с оружием?
– С вирусом, что ли? Тебе «BFG» мало? – Маньяк начинает веселиться. – Шутишь. Это пространство в пространстве, созданное с жёстко заданными целями. Проще в Пентагон вирус засунуть, чем через фильтр «Лабиринта» пронести.
– Уж не ты ли им фильтр делал?
– Нет, – с сожалением сознался Маньяк. – Не я. Но я знаю, кто и как его делал.
– И как?
– Во входном портале твой внешний образ копируется. Если при тебе есть программы, любые, то они отсекаются. Через сервер «Лабиринта» проходит твоя точная внешняя копия.
– Никак не обойти? – беспомощно поинтересовался я.
– Подумай.
– Что-то часто приходится… надоело уже, – буркнул я. – Шура! Ну скажи – можно пробить фильтр?
– Пробивают только стены лбом, – наставительно сказал Маньяк. – Что случилось?
– Очень скверная история. Очень.
– Для кого – скверная?
– Для всей глубины. И для одного хорошего человека.
– А для тебя? – в лоб спросил Маньяк, и я невольно вспомнил «Трех мушкетёров».
– Полный швах. Можешь поверить.
Маньяк ответил не сразу. Даже начал что-то насвистывать.
– Шурка!
– «Warlock – девять тысяч» тебя устроит?
– А что это?
– Локальный вирус. Как обычно.
– И он пройдёт через фильтр?
– Может быть.
– Шура, я тебя не очень отвлекаю? От картошки? – охваченный внезапным раскаянием, спросил я.
– Ничего, уже дочищаю…
Я радиотелефоны не люблю. Хватит мне излучений от родного компьютера. Маньяк, наоборот, жизни без них не мыслит. Вот и сейчас, наверное, стоит, прижимая плечом трубку, и сдирает с картошки кожуру.
– Залей мне его.
– Прямо так и залить?
– Да, – набравшись наглости попросил я.
– Подожди, не все так просто. Ты какими программами пользуешься для создания облика?
– Разными… «Биоконструктор», «Морфолог», «Личина»…
– Ясно. В какой личности будешь пользоваться вирусом?
– Личность номер семь, «Стрелок». «Ганслингер»…
– Расширение какое у файла?
– А? Расширение? Кажется…
– Врубай терминал, – устало приказал Маньяк. – Ставь полный доступ на пароль… ну, например, «12 345».
– Один-два-три-четыре-пять, – как дурак повторил я.
– Цифрами! – уточнил Маньяк. – Я сам все настрою.
– Спасибо!
– Не отделаешься… пиво с тебя.
Маньяк ещё вздохнул, и перед тем, как положить трубку, пригрозил:
– Звоню через пять минут. Твоя старуха уже работает, ждёт меня, и послушна как гимназистка. Ясно?
Я бросился к компьютеру. Через три минуты Вика согласилась покориться тому, кто прозвонится с паролем «12 345», и я отправился на кухню, готовить ужин. Я не успел ещё наполнить чайник, как в комнате затренькал телефон, а потом начал посвистывать соединяющийся модем.