Журнал «Если», 1998 № 03
— Я тебя предупреждала, Шаман, — сказала Нора. — «Оп-ля» тебе не по зубам. Теперь ты ноль без палочки. Сфинкс вовсе не прародитель нашей расы. Мы сами народились из грязи. Сфинкс ни при чем. Ты такой же человек, как я.
Космический Народ взялся обстреливать стеклянную дверь камнями. Шаман мысленно приказал им прекратить, но без всякого толку.
39. Гибель Цыгана
Пестик для колки льда, с которым на меня накинулся Шаман, был смертельным оружием, при всей своей нематериальности. Он вонзил его в затычку, поставленную Иззи. Мысли хлынули из меня с шипением, как горячий пар, но затычка устояла.
— Ты спал с собственной матерью! — крикнул он. — Теперь тебе осталось только покончить с собой.
— Ты забыл, что я человек лишь наполовину, — возразил я. — У нас, магелланян, все по-другому.
Стекло разбилось, обсыпав Шамана осколками. Космический Народ стал штурмовать кафе. Иззи проник туда на плечах у Джонни Абилена — так можно было бы сказать, если бы тот сохранил земную шкуру. Космический Народ схватил Шамана за руки, Джонни завладел его рассудком.
Я стоял подле Норы, наблюдая за происходящим.
Еще я стоял внизу, в пустыне, за спинами Лилы Кодзи и Сарвадуки. Я рвался из темных очков и костюма: уменьшение сходило на нет, и я снова превращался в гигантский монолит, упавший со звезд.
Джонни Абилен опустился на колени рядом с Цыганом, своим сандулекским собратом.
— Тело — это пустое, — напомнил тот, а потом увидел Иззи. — Ваше Величество!
Космический Народ привязал Шамана к стойке со специями. Иззи дотронулся до останков Цыгана.
— Ты говорил обо мне гадости, Цыган. Иззовидение!
— Почему вы мне не доверяли, Ваше Величество? Вы послали меня сюда с заданием, а потом явились сами и не сообщили мне об этом.
— Я не знал, что все произойдет так быстро. Мне пришлось поспешно устроить «оп-ля», когда Космический Народ убил Шамана.
— Шаман жив.
— У нас тут получилась мешанина из прошлого и будущего. Ничего, мы еще поговорим, прежде чем все случится. Дай только выкроить минутку.
— Ненавижу тебя, Иззи, — заявил Цыган и поцеловал его по-магеллански, то есть потерся об него своими останками, после чего испустил дух у него на руках.
Джонни пошевелил щупальцами.
— Что ж, мой господин, вот и скончался лучший сандулеанский агент.
Иззи скорбно вздохнул.
— Когда мы вернемся, я назову в его честь парочку недель.
— Я думал, вы не захотите, чтобы я покидал Землю. Я думал, что вы работаете на фабрике Гибсона в Локпорте, — сказал я.
— Там я занят неполный рабочий день, — объяснил Иззи. — По совместительству я — император Магелланова Облака.
40. Посрамление Эдипа
— Но это все равно не основание для того, чтобы не явиться в понедельник в восемь тридцать утра к проходной фабрики, — продолжил Иззи. — Иначе меня уволят, а на черта мне увольнение?
— Дуализм! — возмутилась Лила Кодзи. Она и Сарвадука отошли от основания придорожного кафе, служившего одновременно космическим кораблем: Сарвадука был слишком напуган, чтобы и дальше оставаться в моей тени. — Дуализм! Ты не можешь быть одновременно здесь и там, лжец! Если ты император, то не можешь быть одновременно токарем-наладчиком, как ты утверждал в нашей супружеской постели в отеле «Кейро-Хан». Иззи Молсон, я отрекаюсь от всех прежних отношений с тобой!
— Это меня устраивает, — ответил Иззи. — Все равно у меня есть еще Фэй из Тонаванды.
— Жулик! — Она отвернулась, схватила Сарвадуку за нижнюю челюсть и влепила ему поцелуй. Сначала он визжал, потом перестал визжать и тоже стал целоваться.
Я посмотрел на Нору — и мир перестал существовать. Пускай Космический Народ раздирает на части Шамана, Иззи усаживает Джонни Абилена на один из тронов в империи Магелланова Облака, а сам владеет императорским скипетром всех галактик и вкалывает по совместительству на свой фабричонке в Локпорте, Сарвадука дорывается до баб, а Лила талдычит о дуализме. Цыган мертв, но тело — пустяк. Нассер тоже мертв.
— Нора… — сказал я.
— Это невозможно, Мэл, — ответила она.
— Почему? Мы отправимся вместе на Сандулек и будем жить там вечно — Абу-аль-Хаул и царица Пунта, Мэл и Нора Беллоу.
— Ты сам знаешь, что это невозможно, даже путем «оп-ля». Ты должен вернуться на Санди, освободить Абу, возвратиться, снова статьим на нейтронной звезде. Ты наполовину магелланянин, а я землянка. К тому же я беременна.
— Я люблю тебя, Нора.
— Я буду растить наше дитя, твоего внука и брата.
— Я не смогу зажмуриться, Нора.
— Я не прошу тебя об этом. Живи с раскрытыми глазами. Широко раскрытыми.
— Хорошо… Эй! — Кафе затряслось, как огонек на ветру. У Иззи опять запищал пейджер.
— Кто делает «оп-ля» на этот раз, Иззи?
— Я сам, Мэл. Тут многое происходит не так. Скажем, мне не нравятся монархии и вьетнамские войска в Америке — по крайней мере, пока. К тому же это придорожное кафе относится к Техасу, а Абу, то есть ты, должен прямо сейчас убраться подобру-поздорову на Магелланово Облако. Главное, чтобы у меня хватило времени поставить тебе постоянную заплатку и позавтракать кофе с плюшками перед утренней сменой. Так что не дрейфь. Десять, девять, восемь…
— Держи, сынок! — Джонни бросил мне гитару.
Реликтовая фоновая радиация подскочила до трех целых восьми десятых, потом снова упала до трех. Мы отправились в путь.
Эпилог
В тот момент, когда Иззи устроил «оп-ля», Нора стояла между цуккини и помидорами позади домика, который выстроил ей Джонни Абилен на севере штата Нью-Йорк. Каким-то образом пролетел целый год, и ее рот наполнился прищепками. Она уже развешивала пеленки, глядя на юго-запад, на розовые пальцы заката. Из ее полушария Магелланова Облака не разглядеть, зато я видел и ее, и малыша, спавшего в плетеной колыбельке рядом с Нориной кроватью. Иззовидение!
Сергей Лукьяненко
ХОЛОДНЫЕ БЕРЕГА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Печальные Острова
Глава первая,
в которой я делаю выводы и пытаюсь их проверить.
Плеть в руках надсмотрщика казалась живой. Рассвирепев, она начинала бросаться из стороны в сторону, посверкивая крошечным медным наконечником.
— Ну, разбойнички, душегубцы… бунтовать будем? Нестройный хор голосов ответил, что нет, никак не собираемся. Надсмотрщик выдавил улыбку:
— Хорошо, радуете старика…
Для надсмотрщика Шутник и впрямь был стар — лет сорок, пожалуй. На такой работе не заживаются — кого придушат цепью, кого затопчут ногами, а кто и сам уйдет, подкопив деньжат, от греха подальше.
Но этот был слишком осторожен, чтобы попасть в руки отчаявшегося, и достаточно умен, чтобы не злить без нужды весь этап.
— А ты, Ильмар? Еще не ковырялся в замках?
Тяжелая рука опустилась мне на плечо. Ох, здоров Шутник! Не хотел бы я его сердить — даже без цепей.
— Что ты, Шутник. Они мне не по зубам.
Надсмотрщик осклабился.
— Это верно… Только у тебя за зубами еще и язык есть. А? Может, у тебя Слово, а на то Слово отмычка прицеплена?
Его глаза стали жесткими, буравящими. Опасными.
— Будь у меня Слово, Шутник, — тихо ответил я, — не нюхал бы вторую неделю эту вонь.
Шутник размышлял. Потолок в трюме был низкий, и он невольно горбился.
— Тоже верно, Ильмар. Значит, такой твой фарт — дерьмо нюхать.
Он наконец отошел, и я перевел дух.
Дерьмо не беда. И не такое терпели. Другое дело — рудничная вонь, от нее живо дышать разучишься.
